Неточные совпадения
Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался
бы уверен,
что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной, нежнейшей дружбы.
Уж не оттого ли,
что в нем больше правды, нежели
бы вы того желали?..
А поболтать было
бы о
чем: кругом народ дикий, любопытный; каждый день опасность, случаи бывают чудные, и тут поневоле пожалеешь о том,
что у нас так мало записывают.
— Да в том-то и штука,
что его Казбич не нашел: он куда-то уезжал дней на шесть, а то удалось ли
бы Азамату увезти сестру?
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть
бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко,
что кажется, тут
бы и остаться жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог
бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Когда я ему заметил,
что он мог
бы побеспокоиться в пользу хотя моего чемодана, за которым я вовсе не желал лазить в эту бездну, он отвечал мне: «И, барин!
Бог даст, не хуже их доедем: ведь нам не впервые», — и он был прав: мы точно могли
бы не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились
бы,
что жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…
— Признайтесь, однако, — сказал я, —
что без них нам было
бы хуже.
— Помилуйте, — говорил я, — ведь вот сейчас тут был за речкою Казбич, и мы по нем стреляли; ну, долго ли вам на него наткнуться? Эти горцы народ мстительный: вы думаете,
что он не догадывается,
что вы частию помогли Азамату? А я бьюсь об заклад,
что нынче он узнал Бэлу. Я знаю,
что год тому назад она ему больно нравилась — он мне сам говорил, — и если б надеялся собрать порядочный калым, то, верно,
бы посватался…
Максим Максимыч имел глубокие сведения в поваренном искусстве: он удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом, и я должен признаться,
что без него пришлось
бы остаться на сухоядении.
Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому,
что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел
бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением.
— Боже мой, Боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько
бы хотелось вам сказать… столько расспросить… Ну
что? в отставке?.. как?..
что поделывали?..
Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя
бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток,
что он читал ее своим друзьям.
И не смешно ли было
бы жаловаться начальству,
что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?
Ботинки couleur puce [красновато-бурого цвета (фр.).] стягивали у щиколотки ее сухощавую ножку так мило,
что даже не посвященный в таинства красоты непременно
бы ахнул, хотя от удивления.
— Mon cher, je hais les hommes pour ne pas les mepriser, car autrement la vie serait une farce trop degoutante. [Милый мой, я ненавижу людей, чтоб их не презирать, потому
что иначе жизнь была
бы слишком отвратительным фарсом (фр.).]
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны,
что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто
бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А
что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль,
что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
— Mon cher, — отвечал я ему, стараясь подделаться под его тон: — je meprise les femmes pour ne pas les aimer, car autrement la vie serait un melodrame trop ridicule. [Милый мой, я презираю женщин, чтобы не любить их, потому
что иначе жизнь была
бы слишком нелепой мелодрамой (фр.).]
— Нет, видел: она подняла твой стакан. Если б был тут сторож, то он сделал
бы то же самое, и еще поспешнее, надеясь получить на водку. Впрочем, очень понятно,
что ей стало тебя жалко: ты сделал такую ужасную гримасу, когда ступил на простреленную ногу…
Признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство — было зависть; я говорю смело «зависть», потому
что привык себе во всем признаваться; и вряд ли найдется молодой человек, который, встретив хорошенькую женщину, приковавшую его праздное внимание и вдруг явно при нем отличившую другого, ей равно незнакомого, вряд ли, говорю, найдется такой молодой человек (разумеется, живший в большом свете и привыкший баловать свое самолюбие), который
бы не был этим поражен неприятно.
Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал
бы лишнего шага: он мне раз говорил,
что скорее сделает одолжение врагу,
чем другу, потому
что это значило
бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника.
Бывали примеры,
что женщины влюблялись в таких людей до безумия и не променяли
бы их безобразия на красоту самых свежих и розовых эндимионов: [Эндимион — прекрасный юноша из греческих мифов.] надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной; оттого-то, может быть, люди, подобные Вернеру, так страстно любят женщин.
— Заметьте, любезный доктор, — сказал я, —
что без дураков было
бы на свете очень скучно…
Когда он ушел, ужасная грусть стеснила мое сердце. Судьба ли нас свела опять на Кавказе, или она нарочно сюда приехала, зная,
что меня встретит?.. и как мы встретимся?.. и потом, она ли это?.. Мои предчувствия меня никогда не обманывали. Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало
бы такую власть, как надо мною. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки… Я глупо создан: ничего не забываю, — ничего!
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу познакомиться с приятным домом, и было
бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин,
что княжна о тебе говорила?
Она смутилась, — но отчего? от своей ошибки или оттого,
что мой ответ ей показался дерзким? Я желал
бы, чтоб последнее мое предположение было справедливо. Грушницкий бросил на меня недовольный взгляд.
— Эта княжна Лиговская пренесносная девчонка! Вообразите, толкнула меня и не извинилась, да еще обернулась и посмотрела на меня в лорнет… C’est impayable!.. [Это презабавно!.. (фр.).] И
чем она гордится? Уж ее надо
бы проучить…
— Если я имел дерзость вас чем-нибудь оскорбить, то позвольте мне иметь еще большую дерзость просить у вас прощения… И, право, я
бы очень желал доказать вам,
что вы насчет меня ошибались…
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К
чему это женское кокетство? Вера меня любит больше,
чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я
бы завлекся трудностью предприятия…
— Вы опасный человек! — сказала она мне, — я
бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы,
чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не будет очень трудно.
— О, я горько ошибся!.. Я думал, безумный,
что по крайней мере эти эполеты дадут мне право надеяться… Нет, лучше
бы мне век остаться в этой презренной солдатской шинели, которой, может быть, я был обязан вашим вниманием…
Я сидел у княгини битый час. Мери не вышла, — больна. Вечером на бульваре ее не было. Вновь составившаяся шайка, вооруженная лорнетами, приняла в самом деле грозный вид. Я рад,
что княжна больна: они сделали
бы ей какую-нибудь дерзость. У Грушницкого растрепанная прическа и отчаянный вид; он, кажется, в самом деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено; но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно!..
Некстати было
бы мне говорить о них с такою злостью, — мне, который, кроме их, на свете ничего не любит, — мне, который всегда готов был им жертвовать спокойствием, честолюбием, жизнию… Но ведь я не в припадке досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное покрывало, сквозь которое лишь привычный взор проникает. Нет, все,
что я говорю о них, есть только следствие
Женщины должны
бы желать, чтоб все мужчины их так же хорошо знали, как я, потому
что я люблю их во сто раз больше с тех пор, как их не боюсь и постиг их мелкие слабости.
Это было
бы так подло, так низко,
что одно предположение…
— Я думаю то же, — сказал Грушницкий. — Он любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей наговорил,
что другой
бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону. Я, разумеется, его не вызвал, потому
что это было его дело; да не хотел и связываться…
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли,
что если б не случай, то я мог
бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
Другой
бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [руку и сердце (фр.).] но надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как
бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать,
что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова.
Они ушли. Напрасно я им откликнулся: они б еще с час проискали меня в саду. Тревога между тем сделалась ужасная. Из крепости прискакал казак. Все зашевелилось; стали искать черкесов во всех кустах — и, разумеется, ничего не нашли. Но многие, вероятно, остались в твердом убеждении,
что если б гарнизон показал более храбрости и поспешности, то по крайней мере десятка два хищников остались
бы на месте.
— Мне очень жаль,
что я вошел после того, как вы уж дали честное слово в подтверждение самой отвратительной клеветы. Мое присутствие избавило
бы вас от лишней подлости.
И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое
бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше,
чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
— Мне кажется, — сказал он, —
что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы
бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.
Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги.
Что это? Грушницкий споткнулся; ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился
бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли,
что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я
бы непременно свалился с утеса.
— Итак, вы сами видите, — сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкою, — вы сами видите,
что я не могу на вас жениться, если б вы даже этого теперь хотели, то скоро
бы раскаялись.
После всего этого как
бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в
чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..