Неточные совпадения
Вдова его получала удобную квартиру и полное содержание, а маленькая Аня со второго же года
была совсем взята в барский
дом, и
не только жила с княгинею, но даже и спала с нею в одной комнате.
Он, вероятно, мог
быть хорошим проповедником, утешителем и наставником страждущего человечества, которому он с раннего детства привык служить под руководством своей матери и которое оставалось ему навсегда близким и понятным; к людским неправдам и порокам он
был снисходителен
не менее своей матери, но страстная религиозность его детских лет скоро прошла в
доме дяди.
По ее соображениям, это
был хороший и верный метод обезличить кроткого мужа, насколько нужно, чтобы распоряжаться по собственному усмотрению, и в то же время довести свою мать до совершенной остылицы мужу и в удобную минуту немножко поптстить его, так, чтобы
не она, а он бы выгнал матроску и Викторинушку из
дома.
Автономии его решительно
не существовало, и жизнь он вел прегорькую-горькую.
Дома он сидел за работой, или выходил на уроки, а
не то так, или сопровождал жену, или занимал ее гостей. Матроска и Юлинька, как тургеневская помещица,
были твердо уверены, что супруги
Нынче на них смотрят с тем же равнодушием, с каким смотрят на догорающий
дом, около которого обломаны все постройки и огонь ничему по соседству сообщиться
не может; но
было другое, старое время, года три-четыре назад, когда и у нас в Петербурге и даже частью в просторной Москве на Неглинной без этих людей, как говорят, и вода
не святилась.
Но на Бобкино счастье во дворе никто
не заметил его воздушного путешествия. И Журавка, выбежавший вслед за Долинским, совершенно напрасно, тревожно стоя под карнизом, грозил пальцем на все внутренние окна
дома. Даже Анны Михайловны кухарка, рубившая котлетку прямо против окна, из которого видно
было каждое движение Бобки, преспокойно работала сечкой и распевала...
Была зима. Святки наступили. Долинскому кто-то подарил семейный билет на маскарады дворянского собрания. Дорушка во что бы то ни стало хотела
быть в этом маскараде, а Анне Михайловне, наоборот, смерть этого
не хотелось и она всячески старалась отговорить Дашу. Для Долинского
было все равно: ехать ли в маскарад или просидеть
дома.
Илья Макарович в качестве василеостровского художника также
не прочь
был выпить в приятельской беседе и
не прочь попотчевать приятелей чем бог послал
дома, но синьора Луиза смотрела на все это искоса и делала Илье Макаровичу сцены немилосердные.
— Хотите еще рюмочку? — сказала Анна Михайловна, держа в руках графин с остатком водки. —
Пейте, чтоб уж зла
не оставалось в
доме.
— У нас в
доме не знали, что такое попрек, или ссора; нам
не твердили, что от трудов праведных
не наживешь палат каменных, а учили, что всякое неправое стяжание — прах; нам никогда
не говорили: „наживай да сберегай“, а говорили: „отдавай, помогай,
не ропщи и веруй, что сколько тебе чего нужно, столько для тебя
есть на свете“.
Это
не был профессор-хлыщ, профессор-чиновник или профессор-фанфарон, а это
был настоящий, комплектный ученый и человек, а я вам о нем расскажу вот какой анекдот:
был у него в Москве при
доме сад старый, густой, прекрасный сад.
Вечером в этот день Даша в первый раз
была одна. В первый раз за все время Долинский оставил ее одну надолго. Он куда-то совершенно незаметно вышел из
дома тотчас после обеда и запропастился. Спустился вечер и угас вечер, и темная, теплая и благоуханная ночь настала, и в воздухе запахло спящими розами, а Долинский все
не возвращался. Дору это, впрочем, по-видимому, совсем
не беспокоило, она проходила часов до двенадцати по цветнику, в котором стоял домик, и потом пришла к себе и легла в постель.
Возвратясь в Ниццу, Вера Сергеевна со скуки вспомнила об этом знакомстве и как-то послала просить Долинского побывать у них когда-нибудь запросто. Нестор Игнатьевич на другой же день пошел к Онучиным. В пять месяцев это
был его первый выход в чужой
дом. В эти пять месяцев он один никуда
не выходил, кроме кофейни, в которой он изредка читал газеты, и то Дорушка обыкновенно ждала его где-нибудь или на бульваре, или тут же в кафе.
Madame Бюжар побежала к Онучиным. Она знала, что, кроме этого
дома, у ее жильцов
не было никого знакомого. Благородное семейство еще почивало. Француженка уселась на террасе и терпеливо ожидала. Здесь ее застал Кирилл Сергеевич и обещался тотчас идти к Долинскому. Через час он пришел в квартиру покойницы вместе со своею сестрою. Долинский по-прежнему сидел над постелью и неподвижно смотрел на мертвую голову Доры. Глаза ей никто
не завел, и
Онучины очень обрадовались молодому князю: он
был свежий гость из России и, следовательно, мог сообщить самые свежие новости, что и как там
дома. Сергей Стугин
был человек весьма умный и, очевидно,
не кис среди мелких и однообразных интересов своей узкой среды бомонда, а стоял au courant [в курсе (франц.).] с самыми разнообразными вопросами отечества.
Если вы
не хотите
быть у нас, если
не хотите у нас с кем-нибудь встретиться, то завтра попозже в сумерки. как стемнеет,
будьте на том месте, где мы с вами гуляли вдвоем утром, и ждите меня — я найду случай уйти из
дома.
«Что я скажу ей? Как я взгляну на нее? — думал Долинский, взявшись рукою за ручку звонка у № 16. — Может
быть, лучше, если бы теперь ее
не было еще
дома?»—рассуждал он, чувствуя, что все силы его оставляют, и робко потянул колокольчик.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в
доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Квартальный. Прохоров в частном
доме, да только к делу
не может
быть употреблен.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а
не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого
дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол
не сыщет.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в
дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»