Неточные совпадения
Через неделю этому же
отцу Гермогену исповедала грехи свои и отходившая Флора, а двое суток позже
тот же
отец Гермоген, выйдя к аналою, чтобы сказать надгробное слово Флоре, взглянул в тихое лицо покойницы, вздрогнул, и, быстро устремив взор и руки к стоявшему у изголовья гроба генералу, с немым ужасом на лице воскликнул: «Отче благий: она молит Тебя: молитв ее ради ими же веси путями спаси его!» — и больше он не мог сказать ничего, заплакал, замахал руками и стал совершать отпевание.
Та, как выше сказано, предложение это отклонила, и генерал более за нее не сватался; но в это же время
отец Саши, старый инспектор Гриневич, ни село ни пало, получил без всякой просьбы чистую отставку.
Отца и мать своих любила Синтянина, но ведь они же были и превосходные люди, которых не за что было не любить; да и
то по отношению к ним у нее, кажется, был на устах медок, а на сердце ледок.
На этой чашке портрет
отца нынешних владельцев дома, Платона Висленева, а часовая стрелка стоит на моменте его смерти. С
тех пор часы эти не идут в течение целых восемнадцати лет.
— И ваш
отец Евангел совершенно прав, — опять согласился Горданов. — Если возьмем этот вопрос серьезно и обратимся к истории, к летописям преступлений или к биографиям великих людей и друзей человечества, везде и повсюду увидим одно бесконечное ползанье и круженье по зодиакальному кругу: все
те же овны, тельцы, раки, львы, девы, скорпионы, козероги и рыбы, с маленькими отменами на всякий случай, и только. Ново лишь
то, что хорошо забыто.
Кончилась все это
тем, что «дева» увлеклась пленительною сладостью твоих обманчивых речей и, положившись на твои сладкие приманки в алюминиевых чертогах свободы и счастия, в труде с беранжеровскими шансонетками, бросила
отца и мать и пошла жить с тобою «на разумных началах», глупее которых ничего невозможно представить.
— Я не могу себе простить, что я вчера ее оставляла одну. Я думала, что она спит днем, а она не спала, ходила пред вечером к
отцу, пока мы сидели в саду, и ночью… представь ты… опять было
то, что тогда…
— Только если вы меня считаете,
то я ведь и вина никакого не пью, — отвечал
отец Евангел.
— А это вы, странники вечные! — заговорил, высовываясь из экипажа, Бодростин, в
то время как кучер с
отцом Евангелом выпутывали и выпрягали лошадь, тщетно норовившую подняться. — А это кто ж с вами еще! — любопытствовал Бодростин.
— Ну, вот сами изволите видеть, еще и с именем! А между
тем вы ему ни
отец, ни дядя, ни опекун.
Я согласен, что это дело небывалое, но вы сейчас увидите, что все это как нельзя более просто и возможно: субъект, которого я вам предлагаю, зарабатывает в год около двух тысяч рублей, но он немножко привередлив, — разумеется, пока он одинок, а со временем, когда он будет женат и, находясь в ваших руках, будет считаться
отцом ваших малюток,
то вы его можете подогнать…
— Ни
то, ни другое: человек значит только
то, что он значит, все остальное к нему не пристает. Я сегодня целый день мучусь, заставляя мою память сказать мне имя
того немого, который в одну из персских войн заговорил, когда его
отцу угрожала опасность. Еду мимо вас и вздумал…
Спиридонов говорил, что его мать с
отцом жили душа в душу,
отец его боготворил жену, но, несмотря на
то, она сохла и хирела.
Он мне от слова и до слова повторял кипучие речи его
отца; я их теперь забыл, но смысл их
тот, что укоризны их самим им принесут позор; что он любил жену не состоянья ради, и что для одного
того, чтобы их речи не возмущали покоя ее новой жизни, он отрекается от всего, что мог по ней наследовать, и он, и сын его, он отдает свое, что нажито его трудом при ней, и…
— Он приснился молодому Спиридонову и сказал: «там, под клеенкой», и Спиридонов нашел под клеенкой завещание
отца, ничего ни от кого на погребение его не принимать, а схоронить его в четырех досках на
те деньги, какие дадут за его золотую медаль, да за Георгиевский крест.
Отец ходил утром на службу, после обеда спал, в сумерки, для моциона, голубей пугал, а вечером пил; мать сплетничала да кропотала и сварилась
то с соседями,
то с работницей; девушка скучала.
Соборный дьякон, вдовец, весь ее двор собственною рукой взрыл заступом, поделал клумбы и насажал левкоев; но это все далекие обожатели, а
то и Поталеев сидел у нее по целым дням и все назывался в крестные
отцы, только крестить было некого.
— Валентина была моя мать, и я люблю
того, кого она любила, хотя он не был мой
отец; но мне все говорили, что я даже похож на
того, кого вы назвали студентом Спиридоновым. Благодарю, что вы, по крайней мере, переменили имена.
Катерина Астафьевна дергала свои седые волосы, а
отец Евангел сидел, сложа руки между колен и глядя себе в ладони,
то сдвигал,
то раздвигал их, не допуская одной до другой.
Мой
отец был возмущен этим до глубины души, и в
то время как Иосаф Висленев, в качестве политического арестанта, пользовался в городе почти общим сочувствием, у нас в доме его строго осуждали, и я признавала эти осуждения правильными.
Внутренний же голос (я не могу думать иначе), из уст моего
отца, сказал мне путь, которым я должна была идти, чтобы чем-нибудь облегчить судьбу
того, которого я все-таки жалела.
— Да, кажется, что так. Нет, за меня не Евангел поручился, а целовальник Берко. Друг мой
отец Евангел агитатор и сам под судом, а следовательно доверия не заслуживает. Другое дело жид Берко; он «честный еврей». Но все дело не в
том, а что я такое вижу… тс!.. тс!.. тише.
В памяти Подозерова промелькнули «Чернец» и «Таинственная монахиня» и «Тайны Донаретского аббатства», и вслед за
тем вечер на Синтянинском хуторе, когда
отец Евангел читал наизусть на непередаваемом французском языке стихи давно забытого французского поэта Климента Маро, оканчивающиеся строфой...
Затем он сошелся у
той же Синтяниной с
отцом Евангелом и заспорил было на свои любимые
темы о несообразности вещественного поста, о словесной молитве, о священстве, которое он назвал «сословием духовных адвокатов»; но начитанный и либеральный Евангел шутя оконфузил майора и шутя успокоил его словами, что «не ядый о Господе не ест, ибо лишает себя для Бога, и ядый о Господе ест, ибо вкушая хвалит Бога».
На другой день после этой беседы, происходившей задолго пред
теми событиями, с которых мы начали свое повествование, майор Форов, часу в десятом утра, пришел пешком к
отцу Евангелу и сказал, что он ему очень поправился.
А Катерина Астафьевна меж
тем сидела в небольшой темной пасеке
отца Евангела и, прислонясь спиной и затылком к пчелиному улью, в котором изредка раздавалось тихое жужжание пчел, глядела неподвижным взглядом в усеянное звездами небо.
— Поп Евангел! Нечего вам про попа Евангела. Вам до него далеко; а тут ни поп, ни архиерей ничего не поделают, когда на одного попа стало семь жидовин. Что
отец добрый в душу посадит,
то лихой гость за один раз выдернет.
— Именно черт ее знает что: всякого сметья по лопате и от всех ворот поворот; а
отцы этому делу вы. Да, да, нечего глаза-то на меня лупить; вы не сорванцы, не мерзавцы, а добрые болтуны, неряхи словесные! Вы хуже негодяев, вреднее, потому что
тех как познают, так в три шеи выпроводят, а вас еще жалеть будут.
«Да и сколько их тоже теперь у меня? это интересно», — думал он, поспешая за Бодростиной и закрывая себе лицо коробкой с ее шляпой. «Ух,
отцы мои родные, жутко мне, жутко! Ух, матушка святая Русь, если бы ты была умница, да провалилась бы в тартарары и вместе с моею женой, и с детьми, и со всеми твоими женскими и не женскими вопросами! То-то бы я благословил за это Господа!»
Затем во все
то время, как сестра его портила, поправляла, и опять портила, и снова поправляла свое общественное положение, он поднимался по службе, схоронил мать и
отца, благословивших его у своего гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей семьи и, метя в сладких мечтах со временем в министры, шел верною дорогой новейших карьеристов,
то есть заседал в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
Александра Ивановна Синтянина едва только через несколько дней после происшествия узнала об исчезновении Ларисы и Форовой, и
то весть об этом пришла на хутор чрез
отца Евангела, который, долго не видя майора, ходил осведомляться о нем, но его не видал, а только узнал о
том, что все разъехались, и что сам майор как ушел провожать жену, с
той поры еще не бывал назад.
Но подивитесь же, какая с самим с ним произошла глупость: по погребении Катерины Астафьевны, он, не зная как с собой справиться и все-таки супротив самой натуры своей строптствуя, испил до дна тяжелую чашу испытания и, бродя там и сям, очутился ночью на кладбище, влекомый, разумеется, существующею силой самой любви к несуществующему уже субъекту, и здесь он соблаговолил присесть и, надо думать не противу своей воли, просидел целую ночь, припадая и плача (по его словам от
того будто, что немножко лишнее на нутро принял), но как бы там ни было, творя сей седален на хвалитех, он получил там сильную простуду и в результате оной перекосило его самого, как и его покойницу Катерину Астафьевну, но только с сообразным отличием, так что его
отец Кондратий щелкнул не с правой стороны на левую, а с левой на правую, дабы он, буде вздумает, мог бы еще правою рукой перекреститься, а левою ногой сатану отбрыкнуть.