В западной стороне, на горе, среди истлевших крестов и провалившихся могил, стояла давно заброшенная униатская часовня. Это была родная дочь расстилавшегося в долине собственно обывательского города. Некогда в ней собирались, по звону колокола, горожане в чистых,
хотя и не роскошных кунтушах, с палками в руках вместо сабель, которыми гремела мелкая шляхта, тоже являвшаяся на зов звонкого униатского колокола из окрестных деревень и хуторов.
Никто не мог бы также сказать, откуда у пана Тыбурция явились дети, а между тем факт,
хотя и никем не объясненный, стоял налицо… даже два факта: мальчик лет семи, но рослый и развитой не по летам, и маленькая трехлетняя девочка. Мальчика пан Тыбурций привел, или, вернее, принес с собой с первых дней, как явился сам на горизонте нашего города. Что же касается девочки, то, по-видимому, он отлучался, чтобы приобрести ее, на несколько месяцев в совершенно неизвестные страны.
Неточные совпадения
Сонный инвалид, порыжелая на солнце фигура, олицетворение безмятежной дремоты, лениво поднимает шлагбаум,
и — вы в городе,
хотя, быть может, не замечаете этого сразу.
Все, что не находило себе места в городе, всякое выскочившее из колеи существование, потерявшее, по той или другой причине, возможность платить
хотя бы
и жалкие гроши за кров
и угол на ночь
и в непогоду, — все это тянулось на остров
и там, среди развалин, преклоняло свои победные головушки, платя за гостеприимство лишь риском быть погребенными под грудами старого мусора.
Бывало, я любил приходить на остров
и хотя издали любоваться его серыми стенами
и замшенною старою крышей.
При этом слушатель мог спокойно уйти или
хотя бы заснуть,
и все же, проснувшись, он увидел бы над собой печальную темную фигуру, все так же тихо бормочущую непонятные речи.
Вероятно, он
хотел сказать, что этими криками у него истерзано сердце, но, по-видимому, это-то именно обстоятельство
и способно было несколько развлечь досужего
и скучающего обывателя.
И бедный «профессор» торопливо удалялся, еще ниже опустив голову, точно опасаясь удара; а за ним гремели раскаты довольного смеха,
и в воздухе, точно удары кнута, хлестали все те же крики...
Изредка только он кидал вокруг мутные взгляды, в которых отражалось недоумение: чего
хотят от него эти чужие
и незнакомые люди?
— Да, как же, так
и спущусь!.. Полезай сам, если
хочешь.
Хотя незнакомец, явившийся на сцену столь неожиданным
и странным образом, подходил ко мне с тем беспечно-задорным видом, с каким всегда на нашем базаре подходили друг к другу мальчишки, готовые вступить в драку, но все же, увидев его, я сильно ободрился. Я ободрился еще более, когда из-под того же престола, или, вернее, из люка в полу часовни, который он покрывал, сзади мальчика показалось еще грязное личико, обрамленное белокурыми волосами
и сверкавшее на меня детски-любопытными голубыми глазами.
«У этого малого, — говорили обо мне старшие, — руки
и ноги налиты ртутью», чему я
и сам верил,
хотя не представлял себе ясно, кто
и каким образом произвел надо мной эту операцию.
При взгляде на эту крохотную грустную фигурку мне стало ясно, что в словах Тыбурция, —
хотя я
и не понимал их значения, — заключается горькая правда.
— Почему? — переспросил Валек, несколько озадаченный… — Потому что граф — не простой человек… Граф делает, что
хочет,
и ездит в карете,
и потом… у графа деньги; он дал бы другому судье денег,
и тот бы его не засудил, а засудил бы бедного.
— Я
и хотел сказать, а потом раздумал; ведь у тебя своих денег нет.
Я уходил потому, что не мог уже в этот день играть с моими друзьями по-прежнему, безмятежно. Чистая детская привязанность моя как-то замутилась…
Хотя любовь моя к Валеку
и Марусе не стала слабее, но к ней примешалась острая струя сожаления, доходившая до сердечной боли. Дома я рано лег в постель, потому что не знал, куда уложить новое болезненное чувство, переполнявшее душу. Уткнувшись в подушку, я горько плакал, пока крепкий сон не прогнал своим веянием моего глубокого горя.
— У этого малого, domine, любознательный ум, — продолжал Тыбурций, по-прежнему обращаясь к «профессору». — Действительно, его священство дал нам все это,
хотя мы у него
и не просили,
и даже, быть может, не только его левая рука не знала, что дает правая, но
и обе руки не имели об этом ни малейшего понятия… Кушай, domine! Кушай!
Он внимательно посмотрел на меня,
хотел что-то сказать, но потом взгляд его опять затуманился,
и, махнув рукой, он зашагал по аллее. Мне кажется, что я
и тогда понимал смысл этого жеста...
Пол того подземелья был закидан стружками
и всякими обрезками; всюду виднелись грязь
и беспорядок,
хотя по временам Тыбурций за это сильно ругался
и заставлял кого-нибудь из жильцов подмести
и хотя сколько-нибудь убрать это мрачное жилье.
Я понял, что
хотел лишить моего маленького друга первой
и последней радости ее недолгой жизни.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного,
хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Знать, видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью и всяким невзгодьем жизни, или
хотя и не познавшего их, но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость старцам родителям, родившим их.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.