Неточные совпадения
— Эге, да
ты стал поговаривать!
Ну,
что, брат, ожил?
— А то, любезный,
что другой у
тебя не останется, как эту сломят.
Ну, пристало ли земскому ярыжке говорить такие речи о князе Пожарском? Я человек смирный, а у другого бы
ты первым словом подавился! Я сам видел, как князя Пожарского замертво вынесли из Москвы. Нет, брат, он не побежит первый, хотя бы повстречался с самим сатаною, на которого, сказать мимоходом,
ты с рожи-то очень похож.
— А вот
что, родимый. Сосед наш, убогий помещик, один сын у матери. Ономнясь боярин зазвал его к себе пображничать:
что ж, батюшка?.. для своей потехи зашил его в медвежью шкуру, да и
ну травить собакою! И, слышь
ты, они, и барин и собака, так остервенились,
что насилу водой разлили. Привезли его, сердечного, еле жива, а бедная-то барыня уж вопила, вопила!.. Легко ль! неделю головы не приподымал!
— Слушайте, товарищи! — продолжал Юрий. — Если кто из вас тронется с места, пошевелит одним пальцем, то я в тот же миг размозжу ему голову. А
ты, ясновельможный, прикажи им выйти вон, я угощаю одного
тебя.
Ну,
что ж
ты молчишь?.. Слушай, поляк! Я никогда не божился понапрасну; а теперь побожусь,
что ты не успеешь перекреститься, если они сейчас не выйдут. Долго ль мне дожидаться? — прибавил он, направляя дуло пистолета прямо в лоб поляку.
— Смелей, пан Копычинский, смелей! — сказал Кирша. —
Ты видишь, немного осталось.
Что робеть, то хуже…
Ну, вот и дело с концом! — примолвил он, когда поляк проглотил последний кусок.
— И теплее, боярин; а здесь так ветром насквозь и прохватывает.
Ну, Юрий Дмитрич, — продолжал Алексей, радуясь,
что господин его начал с ним разговаривать, — лихо же
ты отделал этого похвальбишку поляка! Вот
что называется — угостить по-русски! Чай, ему недели две есть не захочется. Однако ж, боярин, как мы выезжали из деревни, так в уши мне наносило что-то неладное, и не будь я Алексей Бурнаш, если теперь вся деревушка не набита конными поляками.
—
Ну, не говорил ли я
тебе,
что это Кирша? — сказал он Алексею.
—
Ну, как
ты мекаешь, кормилец! — продолжала Григорьевна, — болезнь,
что ль, у нее какая, или она сохнет…
—
Ну что, Власьевна, — спросил боярин, — порадуешь ли
ты меня? Какова Настенька?
—
Ну да, — сказал Кудимыч, оправясь от первого замешательства. —
Что ты, лучше моего,
что ль, это знаешь?
— Послушай, господин приказчик, — продолжал Кирша, — не греши на Федьку Хомяка: он ни в
чем не виноват. Не правда ли, Кудимыч?..
Ну,
что ты молчишь?
Ты знаешь,
что не он украл красна.
—
Ну, так и быть! пусть на свадьбе никто не горюет. Бог
тебя простит, только вперед не за свое дело не берись и знай, хоть меня здесь и не будет, а если я проведаю,
что ты опять ворожишь, то у
тебя тот же час язык отымется.
—
Ну,
что ж
ты молчишь, Терентьич? — сказала Власьевна, оборотясь к дверям, подле которых стоял слепой старик в поношенном синем кафтане. — Видишь, боярышня призадумалась; начни другую сказку, да, смотри, повеселее.
—
Ну, власть твоя, сударыня! Ступай, Терентьич. Эй вы, красные девицы! сведите его вниз; ведь он, пожалуй, сослепу-то расшибется.
Ну, матушка Анастасья Тимофеевна, — продолжала она, — уж я, право, и не придумаю,
что с
тобою делать! Не позвать ли Афоньку-дурака?
—
Чего ж
ты испугалась, родимая?
Ну, так и есть!
Ты, верно, подумала?.. Вот то-то и беда! пан, да не тот.
—
Ну,
что ты скажешь, отец мой?
Ну,
что, боярышня, полегче ли
тебе?
—
Ну, батюшка,
тебе честь и слава! — сказала Власьевна запорожцу. — На роду моем такого дива не видывала! С одного разу как рукой снял!.. Теперь смело просил у боярина
чего хочешь.
—
Ну, да не все ли это равно! — прервал Копычинский. — Дело в том,
что они ушли, а откуда: из сеней или из избы, от этого нам не легче. Как
ты прибыл с своим региментом, то они не могли быть еще далеко, и не моя вина, если твои молодцы их не изловили.
— Вот еще
что! — сказал приказчик, глядя с удивлением на восторг запорожца. — Видно, брат, у
тебя шея-то крепка!
Ну,
что за потеха…
— А вот
что: помнишь,
ты говорил мне о вороном персидском аргамаке? Меня раздумье берет. Хоть я и люблю удалых коней,
ну да если он в самом деле такой зверь,
что с ним и ладу нет?
— Ах
ты, родимый! — сказал приказчик, обнимая запорожца. —
Чем мне отслужить
тебе? Послушай-ка: если я к трем боярским корабленикам прибавлю своих два… три… —
ну, куда ни шло!.. четыре алтына…
—
Ну,
что? — спросил приказчик. — Не правду ли я
тебе говорил? Смотреть любо, знатный конь!.. А на
что он годится?
— А
что ты думаешь, сват? — продолжал приказчик, убежденный этим последним доказательством. — В самом деле, черт ли велит ему бросить задаром три корабленика?..
Ну,
ну, быть так: оседлайте коня.
—
Ну, теперь отлегло от сердца! — сказал он. — Хвала творцу небесному! Вырвались из этого омута. Если б
ты знал, боярин,
чего я вчера наслушался и насмотрелся…
—
Ну,
ну, проваливай! — перервал Алексей, выталкивая за дверь старуху. —
Что тебе вздумалось сказать этой ведьме, — продолжал он, обращаясь к Кирше, —
что мы платим везде по рублю за горшок молока?
— Эва, как пошел!.. — продолжал молодой парень. — Со льдины на льдину!..
Ну, хват детина!.. А
что ты думаешь… дойдет, точно дойдет!
— Тише! Бога ради, тише! — прошептал Истома, поглядывая с робостию вокруг себя. — Вот
что!.. Так
ты из наших!..
Ну что, Юрий Дмитрич?.. Идет ли сюда из Москвы войско? Размечут ли по бревну этот крамольный городишко?.. Перевешают ли всех зачинщиков? Зароют ли живого в землю этого разбойника, поджигу, Козьму Сухорукова?.. Давнуть, так давнуть порядком, — примолвил он шепотом. — Да, Юрий Дмитрич, так, чтоб и правнуки-то дрожкой дрожали!
— Может статься,
ты и дело говоришь, Юрий Дмитрич, — сказал Кирша, почесывая голову, — да удальство-то нас заело!
Ну, как сидеть весь век поджавши руки? С тоски умрешь!.. Правда, нам, запорожцам, есть
чем позабавиться: татары-то крымские под боком, а все охота забирает помериться с ясновельможными поляками… Однако ж, боярин,
тебе пора, чай, отдохнуть. Говорят, завтра ранехонько будет на площади какое-то сходбище; чай, и
ты захочешь послушать, о
чем нижегородцы толковать станут.
— Слава
тебе господи! — вскричал он, заметив,
что Юрий пришел в себя. —
Ну, перепугал
ты меня, боярин!
Что это с
тобой сделалось?
—
Ну да… я первый заговорил — так
что ж?.. Велико дело!.. Нельзя ж всем разом говорить. Не я, так заговорил бы другой, не другой, так третий… А скажи-ка, боярин, уж не хочешь ли и
ты пристать к нам?
Ты целовал крест королевичу Владиславу, а душа-то в
тебе все-таки русская.
— Ну-ка, брат, перекуси, — сказал он, —
ты, я вижу, больно отощал. Да расскажи мне, как это случилось,
что твой боярин умер? Он был такой детина здоровый, кровь с молоком! Отчего бы, кажется?..
— Видно, знаю!
Ну,
что? радостную ли весточку сказал
тебе Кудимыч?.. Скоро ли свадьба?
—
Ну, теперь скажи мне: этак месяца четыре назад не слыхал ли
ты,
что из Нижнего привезли сюда насильно одного молодого боярина?..
—
Ну,
что ж у них на хуторе? — сказал запорожец. — Да кой прах!
что с
тобою сделалось?
— А скажи-ка, крестный батюшка, — спросил Омляш, — зачем
ты сюда зашел? Уж не прислали ли
тебя нарочно повыведать, где наш боярин?..
Что ж
ты молчишь?.. — продолжал Омляш. — Заговорил бы
ты у меня, да некогда с
тобой растабарывать…
Ну,
что стали, ребята? Удалой! тащи его к сосне да втяните на самую макушку: пусть он оттуда караулит пчельник!
— Бог весть! не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит.
Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву,
что тогда с нами будет?
Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче, то, какова ни мера, плохо пришло — в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
— Э, да, я вижу,
ты еще не допил своего кубка! Ну-ка, брат, выкушай на здоровье! авось храбрости в
тебе прибудет. Помилуй,
чего ты опасаешься? В нашей стороне никакого войска нет; а если б и было, так кого нелегкая понесет? Вернее всего,
что нам послышалось. Омляш все тропинки в лесу знает, да и он навряд пустится теперь через болото.
— Не говори, Тимофей Федорович: мало ли
что случиться может; не подумаешь вперед, так чтоб после локтей не кусать.
Ну, а скажи мне, если завтра мы отсюда отправимся,
что ты сделаешь с Милославским? Неужли-то потащишь с собою?
— Оно так, — перервал хладнокровно Туренин, — конечно, весело потешиться над своим злодеем; да чтоб оглядок не было.
Ты оставишь его здесь…
ну, а коли,
чего боже сохрани! без
тебя он как ни есть вырвется на волю?.. Эх, Тимофей Федорович! послушайся моего совета… мертвые не болтают.
—
Ну вот, — вскричал дородный боярин, — не говорил ли я,
что нам должно было ехать по той дороге? А все
ты, Фома Сергеевич! Недаром вещает премудрый Соломон: «Неразумие мужа погубляет пути его».
— В самом деле! — вскричал Лесута-Храпунов. — Теперь и я признаю
тебя.
Ну как
ты похудел!
Что это с
тобой сделалось?
Поверите ль, ребята? как я к нему подходил, гляжу: кой прах! мужичонок небольшой —
ну, вот не больше
тебя, — прибавил Суета, показывая на одного молодого парня среднего роста, — а как он выступил вперед да взглянул, так мне показалось,
что он целой головой меня выше!
— Да слышишь ли
ты, голова! он на других-то людей вовсе не походит. Посмотрел бы
ты, как он сел на коня, как подлетел соколом к войску, когда оно, войдя в Москву, остановилось у Арбатских ворот, как показал на Кремль и соборные храмы!.. и
что тогда было в его глазах и на лице!.. Так я
тебе скажу: и взглянуть-то страшно! Подле его стремени ехал Козьма Минич Сухорукий…
Ну, брат, и этот молодец! Не так грозен, как князь Пожарский, а нашего поля ягода — за себя постоит!
— Слава
тебе господи! — вскричал Алексей. — Насилу
ты за ум хватился, боярин!
Ну, отлегло от сердца! Знаешь ли
что, Юрий Дмитрич? Теперь я скажу всю правду: я не отстал бы от
тебя,
что б со мной на том свете ни было, если б
ты пошел служить не только полякам, но даже татарам; а как бы знал да ведал,
что у меня было на совести? Каждый день я клал по двадцати земных поклонов, чтоб господь простил мое прегрешение и наставил
тебя на путь истинный.
— Неужели в самом деле?.. Кого ж
ты больше любишь: своих иль поляков?
Ну,
что ж
ты молчишь, лебедка? иль язык отнялся?..
Ну, сказывай, кого?
— Спасибо, сынок! — сказал он, выслушав донесение о действиях отряда по серпуховской дороге. — Знатно! Десять поляков и шесть запорожцев положено на месте, а наших ни одного. Ай да молодец!.. Темрюк!
ты хоть родом из татар, а стоишь за отечество не хуже коренного русского.
Ну что, Матерой? говори,
что у вас по владимирской дороге делается?
—
Ну, — продолжал он, взглянув грозно на Зверева, — знаешь ли
ты этих гостей нижегородских?..
Что?.. прикусил язычок!
— Биться с супостатами? Дело, Юрий Дмитрич! Да и как такому молодцу сидеть поджавши руки, когда вся Русь святая двинулась грудью к матушке-Москве!..
Ну что, боярин,
ты уж, чай, давно женат?.. и детки есть?