Неточные совпадения
Кудряш.
Ну, да ведь с
тобой что толковать!
Ты у нас антик, химик!
Кудряш.
Ну, вот, коль
ты умен, так
ты его прежде учливости-то выучи, да потом и нас учи! Жаль,
что дочери-то у него подростки, больших-то ни одной нет.
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с
тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет,
ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори,
что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанова.
Что ты сиротой-то прикидываешься!
Что ты нюни-то распустил?
Ну, какой
ты муж? Посмотри
ты на себя! Станет ли
тебя жена бояться после этого?
Кабанова.
Ну,
ты помнишь все,
что я тeбe сказала? Смотри ж, помни! На носу себе заруби!
Кабанова. Разговаривай еще!
Ну,
ну, приказывай! Чтоб и я слышала,
что ты ей приказываешь! А потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила.
Кабанов. Да
что ты такая?
Ну, прости меня!
Кабанов. Все к сердцу-то принимать, так в чахотку скоро попадешь.
Что ее слушать-то! Ей ведь что-нибудь надо ж говорить!
Ну, и пущай она говорит, а
ты мимо ушей пропущай.
Ну, прощай, Катя!
Катерина.
Ну, так вот
что! Возьми
ты с меня какую-нибудь клятву страшную…
Дико́й.
Ну и, значит, нечего разговаривать.
Что я, под началом,
что ль, у кого?
Ты еще
что тут! Какого еще тут черта водяного!..
Кабанова.
Ну,
что ж
тебе нужно от меня?
Дико́й. Понимаю я это; да
что ж
ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю,
что надо отдать, а все добром не могу. Друг
ты мне, и я
тебе должен отдать, а приди
ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только;
ну, и в те поры ни за
что обругаю человека.
2-й.
Ну да, как же! Само собой,
что расписано было. Теперь, ишь
ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли. Да
ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет.
Дико́й (сердясь более и более). Слышал,
что шесты, аспид
ты этакой; да еще-то
что? Наладил: шесты!
Ну, а еще
что?
Дико́й (топнув ногой). Какое еще там елестричество!
Ну как же
ты не разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а
ты хочешь шестами да рожнами какими-то, прости Господи, обороняться.
Что ты, татарин,
что ли? Татарин
ты? А? говори! Татарин?
Борис.
Ну, как же
ты думаешь,
что она может сделать?
Кабанова. Молчи
ты! Вот оно
что!
Ну, с кем же?
Кабанов.
Ну, да. Она-то всему и причина. А я за
что погибаю, скажи
ты мне на милость? Я вот зашел к Дикуму,
ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж
что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Катерина.
Ну, прости меня! Не хотела я
тебе зла сделать; да в себе не вольна была.
Что говорила,
что делала, себя не помнила.
Катерина. На беду я увидала
тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то
что! Да еще впереди-то сколько!
Ну, да
что думать о том,
что будет! Вот я теперь
тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать
тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала,
что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
Катерина. Да нет, все не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по
тебе, вот
что;
ну, вот я
тебя увидала…
Борис.
Ну,
что же
ты сказать-то хотела?
Анна Андреевна.
Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
— И что тебе, что тебе в том, — вскричал он через мгновение с каким-то даже отчаянием, —
ну что тебе в том, если б я и сознался сейчас, что дурно сделал? Ну что тебе в этом глупом торжестве надо мною? Ах, Соня, для того ли я пришел к тебе теперь!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).
Ну,
ну,
ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (жене и дочери).Полно, полно вам! (Осипу.)
Ну что, друг,
тебя накормили хорошо?
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а? Думала ли
ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство!
Ну, признайся откровенно:
тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Хлестаков. Да у меня много их всяких.
Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..»
Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. И не рад,
что напоил.
Ну что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.