Неточные совпадения
Повелительный голос поляка представлял такую странную противоположность с наружностию, которая возбуждала чувство, совершенно противное страху,
что Алексей, не
думая повиноваться, стоял как вкопанный, глядел во все глаза на пана и кусал губы, чтоб не лопнуть со смеху.
— И, Алексей, побойся бога! Неужели ты
думаешь,
что тот, кто по милости нашей глядит на свет божий, не посовестится…
— Живей, боярин, живей! — закричал Кирша, понуждая свою лошадь. — Эти сорванцы ближе,
чем мы
думаем. Посмотри, как ощетинился Зарез: недаром он бросается во все стороны. Назад, Зарез, назад! Ну, так и есть!.. берегись, боярин!
— Да, батюшка! Ей самой некогда перемолвить с тобой словечка, так просила меня… О, ох, родимый! сокрушила ее дочка боярская, Анастасья Тимофеевна. Бог весть,
что с ней поделалось: плачет да горюет — совсем зачахла. Боярину прислали из Москвы какого-то досужего поляка — рудомета,
что ль?.. не знаю; да и тот толку не добьется. И нашептывал, и заморского зелья давал, и мало ли
чего другого — все проку нет. Уж не с дурного ли глазу ей такая немочь приключилась? Как ты
думаешь, Архип Кудимович?
— Тс, тише!
что ты орешь, дуралей! — перервал тот же поляк. — Иль ты
думаешь,
что от твоего лба пуля отскочит? Смотри, ясновельможный шутить не любит. Пойдемте, ребята. А ты, хозяин, ступай пе???редом да выведи нас на большую дорогу.
— Да не
думаешь ли ты, сердобольный посланник Гонсевского, — продолжал боярин, —
что нижегородцы будут к тебе так же милосерды и побоятся умертвить тебя как предателя и слугу короля польского?
— Так ты
думаешь, Власьевна,
что она испорчена?
—
Чего ж ты испугалась, родимая? Ну, так и есть! Ты, верно,
подумала?.. Вот то-то и беда! пан, да не тот.
— Ба, ба, ба, Митя! — вскричал Замятня-Опалев, который вместе с Лесутой-Храпуновым во все продолжение предыдущей сцены наблюдал осторожное молчание. — Как это бог тебя принес? Я
думал,
что ты в Москве.
— Так, Федорыч, Митя болтает
что ему вздумается, а смерть придет, как бог велит… Ты
думаешь — со двора, а голубушка — на двор: не успеешь стола накрыть… Здравствуй, Дмитрич, — продолжал он, подойдя к Юрию. — И ты здесь попиваешь?.. Ай да молодец!.. Смотри не охмелей!
Но вскоре самая простая мысль уничтожила все его догадки: он много раз видал свою незнакомку, но никогда не слышал ее голоса, следовательно, если б она была и дочерью боярина Кручины, то, не увидав ее в лицо, он не мог узнать ее по одному только голосу; а сверх того, ему утешительнее было
думать,
что он ошибся,
чем узнать,
что его незнакомка — дочь боярина Кручины и невеста пана Гонсевского.
— Да, черт побери!.. — отвечал кто-то сиповатым басом. — Не дадут соснуть порядком. Я
думал,
что недельки на две отделался, — не тут-то было! Боярин посылает меня в ночь на нижегородскую дорогу, верст за сорок.
— А
что ты
думаешь! И то сказать: одним меньше, одним больше — куда ни шло! Вот о спожинках стану говеть, так за один прием все выскажу на исповеди; а там, может статься…
— А
что ты
думаешь, сват? — продолжал приказчик, убежденный этим последним доказательством. — В самом деле, черт ли велит ему бросить задаром три корабленика?.. Ну, ну, быть так: оседлайте коня.
Но Кирша не опасался ничего: поставленный на въезде караульный,
думая,
что сам сатана в виде запорожца мчится к нему навстречу, сотворив молитву, упал ничком наземь. Кирша перелетел на всем скаку через затворенную околицу, и когда спустя несколько минут он обернулся назад, то построенный на крутом холме высокий боярский терем показался ему едва заметным пятном, которое вскоре совсем исчезло в туманной дали густыми тучами покрытого небосклона.
— Мы
думали,
что ты остался у боярина Шалонского, — сказал Юрий.
— Несчастный! мог ли я
думать,
что блаженнейший час в моей жизни будет для меня божьим наказанием!.. Не говори… не говори ничего более!
— Как бы знато да ведано, так я лучше подавился бы сухою коркою,
чем хлебнул хоть ложку ее снятого молока! Как ты
думаешь, боярин? Эта старушонка просит за свой горшочек молочишка пять алтын!.. Пять алтын, когда за две копейки можно купить целую корчагу сливок!
Он был необычайно высок, но вместе с тем так плотен и широк в плечах,
что казался почти среднего роста; не только видом, но даже ухватками он походил на медведя, и можно было
подумать,
что небольшая, обросшая рыжеватыми волосами голова его ошибкою попала на туловище, в котором не было ничего человеческого.
Тут дорога, которая версты две извивалась полями, повернула налево и пошла лесом. Кирша попевал беззаботно веселые песни, заговаривал с проезжим, шутил; одним словом, можно было
подумать,
что он совершенно спокоен и не опасается ничего. Но в то же время малейший шорох возбуждал все его внимание: он приостанавливал под разными предлогами своего коня, бросал зоркий взгляд на обе стороны дороги и, казалось, хотел проникнуть взором в самую глубину леса.
— Эва, как пошел!.. — продолжал молодой парень. — Со льдины на льдину!.. Ну, хват детина!.. А
что ты
думаешь… дойдет, точно дойдет!
Эх! как
подумаю, до
чего мы дожили, Юрий Дмитрич, — примолвил боярин, утирая текущие из глаз слезы, — так сердце кровью и обливается!..
Да неужели ты
думаешь,
что я с первого разу все выскажу,
что у меня на душе?
А как
подумаешь да размыслишь,
что они такие же православные, так и жаль станет.
Вперед знаю, когда ты будешь совещаться с здешними сановниками, то и его позовут; и
что ж ты
думаешь: этот холоп, отдавая подобающую честь боярам и воеводам, станет молчать и во всем с ними соглашаться?
— Не все так
думают о святейшем Гермогене, боярин; я первый чту его высокую душу и христианские добродетели. Если б мы все так любили наше отечество, как сей благочестивый муж, то не пришлось бы нам искать себе царя среди иноплеменных… Но
что прошло, того не воротишь.
— Но разве ты
думаешь, Кирша,
что все те, которые целовали крест Владиславу, не станут защищать своего законного государя?
Оборотясь к соборным храмам, он трижды сотворил крестное знамение, поклонился на все четыре стороны, и по мановению руки его утихло все вокруг Лобного места; мало-помалу молчание стало распространяться по всей площади, шум отдалялся, глухой говор бесчисленного народа становился все тише… тише… и чрез несколько минут лишенный зрения мог бы
подумать,
что городская площадь совершенно опустела.
— А
что ты
думаешь! — продолжал он.
У него было три сына: меньшой,
думая,
что он один не спасет его, принялся кричать, рвать на себе волосы и призывать на помощь всех проходящих; между тем мужик выбился из сил, и когда старший сын бросился спасать его, то насилу вытащил из воды и чуть было сам не утонул с ним вместе.
Как ты
думаешь, боярин? хоть меньшему сыну и не за
что сказать спасибо; а по мне, все-таки честнее быть им,
чем пасынком.
—
Чему дивиться,
что ты связал себя клятвенным обещанием, когда вся Москва сделала то же самое. Да вот хоть, например, князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский изволил мне сказывать,
что сегодня у него в дому сберутся здешние бояре и старшины, чтоб выслушать гонца, который прислан к нам с предложением от пана Гонсевского. И как ты
думаешь, кто этот доверенный человек злейшего врага нашего?.. Сын бывшего воеводы нижегородского, боярина Милославского.
— Насилу-то эти дурачье угомонились! Я, право,
думал,
что они до самой ночи протолкаются на площади. Куда,
подумаешь, народ-то глуп! Сгоряча рады отдать все; а там как самим перекусить нечего будет, так и заговорят другим голосом. Небось уймутся кричать: «Пойдем к матушке-Москве!»
— Правда, брат Кирша, и я не чаял здесь быть, а
думал,
что меня отпоют и похоронят в Нижнем Новгороде.
— Ах, жалость какая! — сказал Кирша, когда Алексей кончил свой рассказ. — Уж если ему было на роду писано не дожить до седых волос, так пусть бы он умер со славою на ратном поле: на людях и смерть красна, а то,
подумаешь, умереть одному, под ножом разбойника!.. Я справлялся о вас в дому боярина Туренина; да он сам мне сказал,
что вы давным-давно уехали в Москву.
— Клад! — вскричал Омляш. — А
что вы
думаете, ребята? Ведь он колдун, так не диво, если знает… Да не обманываешь ли ты!
— Не выходить бы ему из Ярославля, — вскричал Кручина, — если б этот дурак, Сенька Жданов, не промахнулся! И
что с ним сделалось?.. Я его, как самого удалого из моих слуг, послал к Заруцкому; а тот отправил его с двумя казаками в Ярославль зарезать Пожарского — и этого-то, собачий сын, не умел сделать!.. Как
подумаешь, так не из
чего этих хамов и хлебом кормить!
— И я то же
думаю. Итак, если завтра погода будет получше… Тьфу, батюшки!
что за ветер! экой гул идет по лесу!
— Да, погодка разыгралась. И то сказать, в лесу не так, как в чистом поле: и небольшой ветерок подымет такой шум,
что подумаешь — светупреставление… Чу! слышишь ли? и свистит и воет… Ах, батюшки светы!
что это?.. словно человеческие голоса!
— Не говори, Тимофей Федорович: мало ли
что случиться может; не
подумаешь вперед, так чтоб после локтей не кусать. Ну, а скажи мне, если завтра мы отсюда отправимся,
что ты сделаешь с Милославским? Неужли-то потащишь с собою?
— Так ты
думаешь,
что мы должны?..
что для безопасности нашей?..
— В цепях… истомленный голодом, едва живой… Когда
подумаю,
что он, не вымолвив ни слова, как мученик, протянет свою шею… Нет, Андрей Никитич, не могу! видит бог, не могу!..
— Послушай, любезный, — продолжал Туренин, —
что сделано, то сделано: назад не воротишься; и о
чем тут
думать?
— Вот
что!.. И мы, по сказкам, то же
думали, да боялись заплутаться; вишь, здесь какая глушь: как сунешься не спросясь, так заедешь и бог весть куда.
— Да, — перервал Милославский, — и надеюсь,
что час воли божией придет скоро; но только не так, как ты
думаешь, отец Еремей!
—
Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше
думать,
что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой дороги? Ну
что?
— Ах вы, богоотступники! — вскричала сенная девушка. —
Что вы затеваете? Иль вы
думаете,
что теперь уж некому вступиться за боярышню? Так знайте же, разбойники!
что она помолвлена за гетмана Гонсевского, и если вы ее хоть волосом тронете, так он вас всех живых в землю закопает.
— А
что ты
думаешь?.. И впрямь!.. В церковь так в церковь!.. Пойдемте, ребята! — закричали товарищи Бычуры и вслед за ним хлынули всей толпой на паперть.
— А
что вы
думаете? ведь он правду говорит, ребята! — сказал Межаков. — Где слыхано выдавать своих!