Неточные совпадения
— И вот, сударь ты мой, в некотором царстве, в некотором государстве жили-были муж да жена, и были они бедные-пребедные!.. Уж такие-то разнесчастные,
что и есть-то им было нечего. Походят это они по миру, дадут им где черствую, завалящую корочку, —
тем они день и сыты. И вот родилось у них дите… родилось дите — крестить
надо, а как они бедные, угостить им кумов да гостей нечем, — не идет к ним никто крестить! Они и так, они и сяк, — нет никого!.. И взмолились они тогда ко господу: «Господи! Господи!..»
— А
что ты сам за себя отвечаешь — это хорошо. Там господь знает,
что выйдет из тебя, а пока… ничего! Дело не малое, ежели человек за свои поступки сам платить хочет, своей шкурой… Другой бы, на твоем месте, сослался на товарищей, а ты говоришь — я сам… Так и
надо, Фома!.. Ты в грехе, ты и в ответе…
Что, — Чумаков-то… не
того… не ударил тебя? — с расстановкой спросил Игнат сына.
Знай вот
что: дело — зверь живой и сильный, править им нужно умеючи, взнуздывать
надо крепко, а
то оно тебя одолеет…
— Ну, я этого не понимаю… — качая головой, сказал Фома. — Кто это там о моем счастье заботится? И опять же, какое они счастье мне устроить могут, ежели я сам еще не знаю,
чего мне
надо? Нет, ты вот
что, ты бы на этих посмотрела… на
тех,
что вот обедали…
— Прежде всего, Фома, уж ежели ты живешь на сей земле,
то обязан
надо всем происходящим вокруг тебя думать. Зачем? А дабы от неразумия твоего не потерпеть тебе и не мог ты повредить людям по глупости твоей. Теперь: у каждого человеческого дела два лица, Фома. Одно на виду у всех — это фальшивое, другое спрятано — оно-то и есть настоящее. Его и нужно уметь найти, дабы понять смысл дела… Вот, к примеру, дома ночлежные, трудолюбивые, богадельни и прочие такие учреждения. Сообрази — на
что они?
— Богат ты… Яков умрет — еще богаче будешь, все тебе откажет. Одна дочь у него… и дочь тебе же
надо взять…
Что она тебе крестовая и молочная — не беда! Женился бы… а
то что так жить? Чай, таскаешься по девкам?
Науки изучим, модные шляпы на башки воткнем, и всё там,
что надо, сделаем для
того, чтобы свое обличье потерять…
— Оттого,
что у дураков денег не бывает… Деньги пускают в дело… около дела народ кормится… а ты
надо всем
тем народом — хозяин… Бог человека зачем создал? А чтобы человек ему молился… Он один был, и было ему одному-то скучно… ну, захотелось власти… А как человек создан по образу, сказано, и по подобию его,
то человек власти хочет… А
что, кроме денег, власть дает?.. Так-то… Ну, а ты — деньги принес мне?
— Подожди! И я перестаю понимать,
что делается… Все мне не нравится, все чужое стало… Все не так, как
надо, все не
то… Я понимаю это, а сказать,
что не так и почему, — не могу!..
— Видал, как же! Так это он? Мышонок!.. И в
ту пору видно уже было,
что выйдет из него — непутевое…
Надо бы мне тогда заняться им… может, человеком стал бы…
—
То самое! — твердо сказал старик. — Смутилась Россия, и нет в ней ничего стойкого: все пошатнулось! Все набекрень живут, на один бок ходят, никакой стройности в жизни нет… Орут только все на разные голоса. А кому
чего надо — никто не понимает! Туман на всем… туманом все дышат, оттого и кровь протухла у людей… оттого и нарывы… Дана людям большая свобода умствовать, а делать ничего не позволено — от этого человек не живет, а гниет и воняет…
— Позвольте по порядку… Так
что они были выпимши и кричат: «Ступай прочь! я сам буду командовать!» Я говорю: «Не могу! Как я — капитан…» — «Связать, говорят, его!» И, связавши, спустили меня в люк, к матросам… А как сами были выпимши,
то и захотели пошутить… Встречу нам шел воз… шесть порожних барж под «Черногорцем». Фома Игнатьич и загородили им путь… Свистали
те… не раз…
надо говорить правду — свистали!
— Нар-род! — говорил Фома, болезненно сморщив лицо. — Живут тоже… а как? Лезут куда-то… Таракан ползет — и
то знает, куда и зачем ему
надо, а ты —
что? Ты — куда?..
— Я так понимаю: одни люди — черви, другие — воробьи… Воробьи — это купцы… Они клюют червей… Так уж им положено… Они — нужны… А я и все вы — ни к
чему… Мы живем без оправдания… Совсем не нужно нас… Но и
те… и все — для
чего? Это
надо понять… Братцы!.. На
что меня нужно? Не нужно меня!.. Убейте меня… чтобы я умер… хочу, чтобы я умер…
— Я? Все равно мне… Я к
тому,
что барственно как-то, когда сигара… Я просто так сказал, — смешно мне… Этакий солидный старичина, борода по-иностранному, сигара в зубах… Кто такой? Мой сынишка — хе-хе-хе! — Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, — не рано ли он радуется, так ли, как
надо, относится к этому полуседому человеку? И он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до
того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Ругался он тоже мягко и, видимо, сожалел о
том, что надо ругаться. Самгин хмурился и молчал, ожидая: что будет дальше? А Самойлов вынул из кармана пиджака коробочку карельской березы, книжку папиросной бумаги, черешневый мундштук, какую-то спичечницу, разложил все это по краю стола и, фабрикуя папиросу пальцами, которые дрожали, точно у алкоголика, продолжал:
«Уменье жить» ставят в великую заслугу друг другу, то есть уменье «казаться», с правом в действительности «не быть»
тем, чем надо быть. А уменьем жить называют уменье — ладить со всеми, чтоб было хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится, — то есть приводить в данный момент нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большей частию не обладая самой музыкой.
Неточные совпадения
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя,
что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «
Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с
той поры… //
Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость ли? // Вам тоже
надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
А если и действительно // Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не в
том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так
надо было ранее // Сказать…
Чему учился я? //
Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Поняли,
что кому-нибудь да
надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до
тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает.
Третий пример был при Беневоленском, когда был"подвергнут расспросным речам"дворянский сын Алешка Беспятов, за
то,
что в укору градоначальнику, любившему заниматься законодательством, утверждал:"Худы-де
те законы, кои писать
надо, а
те законы исправны, кои и без письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны".
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили,
что он совсем не для
того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал,
что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.