Неточные совпадения
— Ну, нет,
не одно и то же: какой-то англичанин вывел комбинацию, что одна и та же сдача карт может повториться лет в тысячу только… А шансы? А характеры игроков, манера каждого, ошибки!..
Не одно и то же! А вот с женщиной биться зиму и весну!
Сегодня, завтра… вот этого я
не понимаю!
— А все-таки каждый день сидеть с женщиной и болтать!.. — упрямо твердил Аянов, покачивая головой. — Ну о чем, например, ты будешь говорить хоть
сегодня? Чего ты хочешь от нее, если ее за тебя
не выдадут?
— Скажи Николаю Васильевичу, что мы садимся обедать, — с холодным достоинством обратилась старуха к человеку. — Да кушать давать! Ты что, Борис, опоздал
сегодня: четверть шестого! — упрекнула она Райского. Он был двоюродным племянником старух и троюродным братом Софьи. Дом его, тоже старый и когда-то богатый, был связан родством с домом Пахотиных. Но познакомился он с своей родней
не больше года тому назад.
— Bonjour, bonjour! [Здравствуйте, здравствуйте! (фр.)] — отвечал он, кивая всем. — Я
не обедаю с вами,
не беспокойтесь, ne vous derangez pas, [
не беспокойтесь (фр.).] — говорил он, когда ему предлагали сесть. — Я за городом
сегодня.
— Ну, Иван Иваныч,
не сердитесь, — сказала Анна Васильевна, — если опять забуду да свою трефовую даму побью. Она мне даже
сегодня во сне приснилась. И как это я ее забыла! Кладу девятку на чужого валета, а дама на руках…
— Кажется, вы
сегодня опять намерены воевать со мной? — заметила она. — Только, пожалуйста,
не громко, а то тетушки поймают какое-нибудь слово и захотят знать подробности: скучно повторять.
— И чем ты
сегодня не являлся перед кузиной! Она тебя Чацким назвала… А ты был и Дон-Жуан и Дон-Кихот вместе. Вот умудрился! Я
не удивлюсь, если ты наденешь рясу и начнешь вдруг проповедовать…
— Ты в постели — и до
сегодня не дала мне знать! — упрекал он.
Никогда — ни упрека, ни слезы, ни взгляда удивления или оскорбления за то, что он прежде был
не тот, что завтра будет опять иной, чем
сегодня, что она проводит дни оставленная, забытая, в страшном одиночестве.
А он стоял тут, полный здоровья и этой силы, которую расточал еще
сегодня, где
не нужно ее, и бросил эту птичку на долю бурь и непогод!
«Как тут закипает! — думал он, трогая себя за грудь. — О! быть буре, и дай Бог бурю!
Сегодня решительный день,
сегодня тайна должна выйти наружу, и я узнаю… любит ли она или нет? Если да, жизнь моя… наша должна измениться, я
не еду… или, нет, мы едем туда, к бабушке, в уголок, оба…»
— Так. Вы мне дадите право входить без доклада к себе, и то
не всегда: вот
сегодня рассердились, будете гонять меня по городу с поручениями — это привилегия кузеней, даже советоваться со мной, если у меня есть вкус, как одеться; удостоите искреннего отзыва о ваших родных, знакомых, и, наконец, дойдет до оскорбления… до того, что поверите мне сердечный секрет, когда влюбитесь…
— И правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только они слышат и видят вас! Чего
не было
сегодня! и упреки, и declaration, [признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая в свой слегка насмешливый и покойный тон.
— Разве вы
не у нас
сегодня? — отвечала она ласково. — Когда вы едете?
— Извините, я приезжий, только
сегодня утром приехал и
не знаю никого: я случайно зашел в эту улицу и хотел спросить…
— Ну, если
не берешь, так я отдам книги в гимназию: дай сюда каталог!
Сегодня же отошлю к директору… — сказал Райский и хотел взять у Леонтия реестр книг.
— Молчите вы с своим моционом! — добродушно крикнула на него Татьяна Марковна. — Я ждала его две недели, от окна
не отходила, сколько обедов пропадало!
Сегодня наготовили, вдруг приехал и пропал! На что похоже? И что скажут люди: обедал у чужих — лапшу да кашу: как будто бабушке нечем накормить.
— Бабушка! заключим договор, — сказал Райский, — предоставим полную свободу друг другу и
не будем взыскательны! Вы делайте, как хотите, и я буду делать, что и как вздумаю… Обед я ваш съем
сегодня за ужином, вино выпью и ночь всю пробуду до утра, по крайней мере
сегодня. А куда завтра денусь, где буду обедать и где ночую —
не знаю!
— И будь статуей!
Не отвечай никогда на мои ласки, как
сегодня…
— Вы морщитесь:
не бойтесь, — сказал Марк, — я
не сожгу дома и
не зарежу никого.
Сегодня я особенно пью, потому что устал и озяб. Я
не пьяница.
Он злобно ел за обедом, посматривая исподлобья на всех, и
не взглянул ни разу на Веру, даже
не отвечал на ее замечание, что «
сегодня жарко».
— Я с Марфенькой хочу поехать на сенокос
сегодня, — сказала бабушка Райскому, — твоя милость, хозяин,
не удостоишь ли взглянуть на свои луга?
— До великодушия еще
не дошло, посмотрим, — сказала она, взяв его под руку. — Пойдемте гулять: какое утро!
Сегодня будет очень жарко.
— Я настолько «мудра», брат, чтоб отличить белое от черного, и я с удовольствием говорю с вами. Если вам
не скучно, приходите
сегодня вечером опять ко мне или в сад: мы будем продолжать…
Я от этого преследования чуть
не захворала,
не видалась ни с кем,
не писала ни к кому, и даже к тебе, и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто играет, может быть даже нехотя, со мной.
Сегодня холоден, равнодушен, а завтра опять глаза у него блестят, и я его боюсь, как боятся сумасшедших. Хуже всего то, что он сам
не знает себя, и потому нельзя положиться на его намерения и обещания:
сегодня решится на одно, а завтра сделает другое.
— Что это им вздумалось? Никогда
не беспокоились, а
сегодня!.. Вы бы им сказали, что напрасно, что я никого
не прошу беспокоиться обо мне.
—
Сегодня не так жарко, хорошо! — сказал он.
—
Не были ли вы
сегодня у всенощной? — спросил опять холодно Марк.
— Вот видите, один мальчишка, стряпчего сын,
не понял чего-то по-французски в одной книге и показал матери, та отцу, а отец к прокурору. Тот слыхал имя автора и поднял бунт — донес губернатору. Мальчишка было заперся, его выпороли: он под розгой и сказал, что книгу взял у меня. Ну, меня
сегодня к допросу…
— Что вы скажете? Ничего вы
не можете сказать про меня! — задорно, и отчасти с беспокойством, говорила она. — Что вы это
сегодня выдумали! Нашло на вас!..
— Непременно, Марфа Васильевна, и
сегодня же вечером. Поэтому
не бойтесь выслушать меня. Я так сроднился, сблизился с вами, что если нас вдруг разлучить теперь… Вы хотите этого, скажите?
— Я
не вижу обыкновенно снов или забываю их, — сказала она, — а
сегодня у меня был озноб: вот вам и поэзия!
—
Сегодня я
не могла выйти — дождик шел целый день; завтра приходите туда же в десять часов… Уйдите скорее, кто-то идет!
— Нет, нет, — у меня теперь есть деньги… — сказал он, глядя загадочно на Райского. — Да я еще в баню до ужина пойду. Я весь выпачкался,
не одевался и
не раздевался почти. Я, видите ли, живу теперь
не у огородника на квартире, а у одной духовной особы.
Сегодня там баню топят, я схожу в баню, потом поужинаю и лягу уж на всю ночь.
— Послушай, Вера, я хотел у тебя кое-что спросить, — начал он равнодушным голосом, —
сегодня Леонтий упомянул, что ты читала книги в моей библиотеке, а ты никогда ни слова мне о них
не говорила. Правда это?
— Довольно, Марк, я тоже утомлена этой теорией о любви на срок! — с нетерпением перебила она. — Я очень несчастлива, у меня
не одна эта туча на душе — разлука с вами! Вот уж год я скрытничаю с бабушкой — и это убивает меня, и ее еще больше, я вижу это. Я думала, что на днях эта пытка кончится;
сегодня, завтра мы наконец выскажемся вполне, искренно объявим друг другу свои мысли, надежды, цели… и…
— Потом я пойду к бабушке и скажу ей: вот кого я выбрала… на всю жизнь. Но… кажется… этого
не будет… мы напрасно видимся
сегодня, мы должны разойтись! — с глубоким унынием, шепотом, досказала она и поникла головой.
— Зачем я
не раньше почувствовала… ужас своего положения — хотите вы спросить? Да, этот вопрос и упрек давно мы должны бы были сделать себе оба и тогда, ответив на него искренно друг другу и самим себе,
не ходили бы больше! Поздно!.. — шептала она задумчиво, — впрочем, лучше поздно, чем никогда! Мы
сегодня должны один другому ответить на вопрос: чего мы хотели и ждали друг от друга!..
— Все твой жених, с Полиной Карповной, вчера прислали… от тебя таили…
Сегодня Василиса с Пашуткой убирали на заре… А платья — твое приданое; будет и еще
не два. Вот тебе…
—
Не могу, душечка, скажи, что я
не так здорова… и
не выйду
сегодня…
Райский ахнул от изумления.
Сегодня еще она изнемогала,
не могла говорить, а теперь сама пришла!
— Вы нездоровы
сегодня, Вера Васильевна, — сказал он задумчиво, — я лучше отложу до другого раза. Вы
не ошиблись, я хотел поговорить с вами…
— Нет, Иван Иванович,
сегодня! — торопливо перебила она, — что у вас такое? я хочу знать… Мне хотелось бы самой поговорить с вами… может быть, я опоздала…
Не могу стоять, я сяду, — прибавила она, садясь на скамью.
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я
не стою… если одобряете его, как я надеялся… если
не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле
не будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго
не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но
не выдержал и приехал, чтобы
сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
— Все равно, я должна была сказать вам ее
сегодня же, когда вы сделали предложение… Обмануть я вас
не могла.
— Я просто
не пущу тебя
сегодня, Леонтий, — сказал Райский, — мне скучно одному; я перейду в старый дом с тобой вместе, а потом, после свадьбы Марфеньки, уеду. Ты при бабушке и при Вере будешь первым министром, другом и телохранителем.
«Если
сегодня не получу ответа, — сказано было дальше, — завтра в пять часов буду в беседке… Мне надо скорее решать: ехать или оставаться? Приди сказать хоть слово, проститься, если… Нет,
не верю, чтобы мы разошлись теперь. Во всяком случае, жду тебя или ответа. Если больна, я проберусь сам…»
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему
сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „
Не могу, ничего
не хочу,
не осталось в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить: волки
не знают его!..»
— Одно давно; я
не распечатывала до сих пор, а другое
сегодня. Вот они, прочти, бабушка.
— Расписка — да. Это ничего
не значит. Страсть — это море.
Сегодня буря, завтра штиль… Может быть, уж она теперь жалеет, что послала вас…