Неточные совпадения
— Да право! — настаивал Захар. — Вот, хоть бы
сегодня ушли, мы бы с Анисьей и убрали все. И то
не управимся вдвоем-то: надо еще баб нанять, перемыть все.
— Как же! К нынешнему дню и фрак нарочно заказывал. Ведь
сегодня первое мая: с Горюновым едем в Екатерингоф. Ах! Вы
не знаете! Горюнова Мишу произвели — вот мы
сегодня и отличаемся, — в восторге добавил Волков.
— Откуда вы, Обломов?
Не знает Дашеньки! Весь город без ума, как она танцует!
Сегодня мы с ним в балете; он бросит букет. Надо его ввести: он робок, еще новичок… Ах! ведь нужно ехать камелий достать…
—
Не могу, дал слово к Муссинским: их день
сегодня. Поедемте и вы. Хотите, я вас представлю?
— Нет, нездоровится, — сказал Обломов, морщась и прикрываясь одеялом, — сырости боюсь, теперь еще
не высохло. А вот вы бы
сегодня обедать пришли: мы бы поговорили… У меня два несчастья…
— Что вы, какой холод! Я
не думал к вам
сегодня, — сказал Алексеев, — да Овчинин встретился и увез к себе. Я за вами, Илья Ильич.
— Как же! Нынче там гулянье. Разве
не знаете:
сегодня первое мая?
— Ну, я пойду, — сказал Тарантьев, надевая шляпу, — а к пяти часам буду: мне надо кое-куда зайти: обещали место в питейной конторе, так велели понаведаться… Да вот что, Илья Ильич:
не наймешь ли ты коляску
сегодня, в Екатерингоф ехать? И меня бы взял.
Он, как встанет утром с постели, после чая ляжет тотчас на диван, подопрет голову рукой и обдумывает,
не щадя сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано
сегодня для общего блага.
Другой жизни и
не хотели и
не любили бы они. Им бы жаль было, если б обстоятельства внесли перемены в их быт, какие бы то ни были. Их загрызет тоска, если завтра
не будет похоже на
сегодня, а послезавтра на завтра.
—
Сегодня не поедешь; в четверг большой праздник: стоит ли ездить взад и вперед на три дня?
Или иногда вдруг объявит ему: «
Сегодня родительская неделя, —
не до ученья: блины будем печь».
— И
не дай Бог! — продолжал Захар, — убьет когда-нибудь человека; ей-богу, до смерти убьет! И ведь за всяку безделицу норовит выругать лысым… уж
не хочется договаривать. А вот
сегодня так новое выдумал: «ядовитый», говорит! Поворачивается же язык-то!..
—
Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы
сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек
не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один
не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— А тебе бы хотелось «
не откладывать до завтра, что можно сделать
сегодня»? Какая прыть! Поздно нынче, — прибавил Штольц, — но через две недели мы будем далеко…
—
Не знаю, чему приписать, что вы
сегодня пели, как никогда
не пели, Ольга Сергеевна, по крайней мере, я давно
не слыхал. Вот мой комплимент! — сказал он, целуя каждый палец у нее.
— Андрей! Андрей! — с мольбой в голосе проговорил Обломов. — Нет, я
не могу остаться
сегодня, я уеду! — прибавил он и уехал.
— Он
сегодня ужасно рассмешил меня этим, — прибавила Ольга, — он все смешит. Простите,
не буду,
не буду, и глядеть постараюсь на вас иначе…
— Вы, кажется,
не расположены
сегодня петь? Я и просить боюсь, — спросил Обломов, ожидая,
не кончится ли это принуждение,
не возвратится ли к ней веселость,
не мелькнет ли хоть в одном слове, в улыбке, наконец в пении луч искренности, наивности и доверчивости.
— И вам жаль стало, что я спала хорошо, что я
не мучусь —
не правда ли? — перебила она. — Если б я
не заплакала теперь, вы бы и
сегодня дурно спали.
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я
не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма
не было, и ничего б этого
не было: она бы
не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И
сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
Может быть,
сегодня утром мелькнул последний розовый ее луч, а там она будет уже —
не блистать ярко, а согревать невидимо жизнь; жизнь поглотит ее, и она будет ее сильною, конечно, но скрытою пружиной. И отныне проявления ее будут так просты, обыкновенны.
«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней рядом,
не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы
сегодня не поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз слышу эту оперу…»
«Нет, уж
сегодня не поеду; надо решить дело скорей, да потом… Что это, ответа поверенный
не шлет из деревни?.. Я бы давно уехал, перед отъездом обручился бы с Ольгой… Ах, а она все смотрит на меня! Беда, право!»
Я и в мыслях
не думаю,
не токмо что болтать, — трещала Анисья, как будто лучину щепала, — да ничего и нет, в первый раз слышу
сегодня, вот перед Господом Богом, сквозь землю провалиться!
— Ах, как я рада! Как я рада! — твердила она, улыбаясь и глядя на него. — Я думала, что
не увижу тебя
сегодня. Мне вчера такая тоска вдруг сделалась —
не знаю отчего, и я написала. Ты рад?
— Что ты такой нахмуренный
сегодня? Молчишь? Ты
не рад? Я думала, ты с ума сойдешь от радости, а он точно спит. Проснитесь, сударь, с вами Ольга!
— Да; ma tante уехала в Царское Село; звала меня с собой. Мы будем обедать почти одни: Марья Семеновна только придет; иначе бы я
не могла принять тебя.
Сегодня ты
не можешь объясниться. Как это все скучно! Зато завтра… — прибавила она и улыбнулась. — А что, если б я
сегодня уехала в Царское Село? — спросила она шутливо.
Он даже решил
не уезжать
сегодня от нее, а дождаться тетки. «
Сегодня же объявим ей, и я уеду отсюда женихом».
— Ты засыпал бы с каждым днем все глубже —
не правда ли? А я? Ты видишь, какая я? Я
не состареюсь,
не устану жить никогда. А с тобой мы стали бы жить изо дня в день, ждать Рождества, потом Масленицы, ездить в гости, танцевать и
не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили Бога, что день скоро прошел, а утром просыпались бы с желанием, чтоб
сегодня походило на вчера… вот наше будущее — да? Разве это жизнь? Я зачахну, умру… за что, Илья? Будешь ли ты счастлив…
—
Сегодня воскресенье, — говорил ласково голос, — пирог пекли;
не угодно ли закусить?