Неточные совпадения
Несколько времени
в кабинете царила тишина. Мягкий пушистый ковер, которым
был покрыт пол
кабинета Шувалова, заглушал шум шагов Свиридова и князя Лугового.
Вскоре общественное внимание
было привлечено делом Волынского, окончившемся казнью кабинет-министра. Густав Бирон не принимал ни малейшего участия
в этом грустном деле, весь снова отдавшись полку и службе. Гибель Волынского, конечно, не могла не заставить его еще глубже уверовать
в несокрушимую мощь своего брата и совершенно успокоиться за свое будущее. Густав Бирон увлекся прелестями фрейлины Якобины Менгден и решился прекратить свое вдовство.
В сентябре 1740 года он торжественно обручился с ней.
Мария-Терезия, нуждаясь
в союзе с Россией и знавшая, что Бестужев и Разумовский
были сторонниками венского
кабинета, осыпала любезностями графиню Бестужеву.
С венским двором
был заключен договор, по которому обе державы обязывались
в случае нападения на владения одной из них выставить тридцатитысячный корпус на помощь союзнице.
В то же время Бестужев искал союза с Англией, к которой
был, как мы уже говорили, привязан лучшими воспоминаниями юности. От Пруссии и Франции отделяли его как интерес России, так и ложная вражда к Фридриху II и версальскому
кабинету, столь долго и неустанно, через Мардсфельда, ла Шетарди и Лестока, трудившихся над его падением.
В то время, когда все это происходило
в Зиновьеве, князь Сергей Сергеевич Луговой медленно ходил по отцовскому
кабинету, убранному с тою роскошной, массивной деловитостью, которой отличалась наша седая старина. Все гости разъехались. Слуги
были заняты уборкой столовой и других комнат, а князь, повторяем, удалился
в свой
кабинет и присел на широкий дедовский диван с трубкой
в руке.
Княгиня снова осталась одна
в своем
кабинете и пробовала заняться просмотром хозяйственных книг, но образ Никиты — мужа Ульяны, которого она никогда
в жизни не видала, рисовался перед ее глазами
в разных видах. Ей даже подумалось, что он явился выходцем из могилы, чтобы потребовать у ней отчета
в смерти его жены. Княгиня задрожала. Это настроение
было, по счастью, прервано докладом, что ужин подан.
В Зиновьеве ужинали рано. Княгиня почти ничего не
ела. Ожидаемая после ужина беседа с Никитой, по мере приближения ее момента, все сильнее и сильнее ее волновала. Наконец, ужин кончился. Княжна Людмила, поцеловав у матери руку и получив ее благословение на сон грядущий, удалилась
в свою комнату. Княгиня направилась
в кабинет,
в соседней комнате с которым помещалась ее спальня.
После того как место парка около беседки-тюрьмы
было приведено
в порядок и сама беседка тщательно вычищена, князь Сергей Сергеевич сам осмотрел окончательные работы и приказал оставить дверь беседки отворенной. Вернувшись к себе, он
выпил свое вечернее молоко и сел
было за тетрадь хозяйственного прихода-расхода. Но долго заниматься он не мог. Цифры и буквы прыгали перед его глазами. Он приказал подать себе свежую трубку и стал ходить взад и вперед по своему
кабинету.
Нервы его
были страшно возбуждены. Два скелета, найденные им
в роковой беседке, стояли перед ним неотступно. Он приказал оседлать себе лошадь и помчался куда глядят глаза. Он скакал до полного изнеможения и вернулся домой только к ужину. Несмотря на сделанный моцион,
есть он не мог. Выкурив на сон грядущий трубку
в своем
кабинете, князь Сергей Сергеевич удалился
в спальню.
Луна
в это время, как нарочно, скрылась за облаками. Оба
были нервно настроены. Оба готовы
были бы с удовольствием вернуться
в уютную столовую или
в менее уютный
кабинет, но обоих удерживал стыд сознаться друг перед другом
в этом чувстве, которое они оба называли трусостью. Они подошли уже к выходу на полянку, как вдруг луна вышла из-за скрывавшего ее облачка и ее матовые лучи пробрались на полянку и осветили открытую дверь беседки.
Князю Сергею Сергеевичу Луговому и графу Петру Игнатьевичу Свиридову, когда они вернулись
в дом,
было, конечно, не до сна. Они уселись
в уютном
кабинете князя Сергея Сергеевича, мягко освещенном восковыми свечами, горевшими на письменном столе и
в двух стенных бра.
— Вот почему княжна и эта девушка
были так похожи друг на друга, — обратился граф к князю Сергею Сергеевичу, задумчиво сидевшему
в кресле у письменного стола
кабинета,
в котором происходил этот разговор.
Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это
было возможно, ему надо
было переменить место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На другой день князь призвал
в свой
кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил
в Тамбов. По въезде
в этот город князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.
Сергей Семенович остался один, но, прежде чем собрать нужные ему на сегодня
в месте его служения бумаги и выехать из дому, стал ходить взад и вперед по
кабинету, поправляя свой парик, который сидел хорошо на голове и, казалось, не требовал поправки. Этот жест, впрочем,
был обыкновенен у Сергея Семеновича, когда он находился
в волнении.
Выбор графа пал на его камердинера Якова, расторопного ярославца, с самого прибытия
в Петербург служившего у графа и пользовавшегося особыми его милостями
в виде денежных подачек и подарков старым платьем. Граф позвонил. Через несколько минут
в уютном и комфортабельно убранном
кабинете графа Иосифа Яновича Свянторжецкого появился его камердинер Яков. Это
был франтовато одетый молодой парень, сильный и мускулистый, с добродушным, красивым, чисто русским лицом и плутоватыми быстрыми глазами.
Время с момента выхода его из гостиной княжны и до того момента, когда он очутился у себя, для него как бы не существовало. Он совсем не помнил, как оделся, сел
в сани и приказал ехать домой, даже как снял дома верхнее платье и прошел
в свой
кабинет. Все это
в его памяти
было подернуто густым непроницаемым туманом.
«Нет, не может
быть! — отгонял он тотчас же эту мысль. — Несомненно, она самозванка… Ведь всего недели полторы тому назад, вот здесь,
в этом самом
кабинете, передо мной сознался Никита Берестов — ее отец. Надо бороться, надо победить ее, нельзя дать над собой так насмеяться».
Сергей Семенович назначил день и час и
был аккуратен. Князь выглядел похудевшим, бледным, но
был на ногах. Они уселись втроем
в том самом
кабинете, где полгода тому назад Сергей Семенович сообщил князю содержание письма тамбовского наместника относительно Татьяны Берестовой, искусно
в течение уже года разыгрывавшей роль его невесты — княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.