Неточные совпадения
Весь второй этаж
был устроен на отличку: зал, гостиная,
кабинет, столовая, спальня, — все по-богатому, как
в первых купеческих домах.
Он бесцельно шагал по
кабинету, что-то высчитывая и прикладывая
в уме,
напевал что-нибудь из духовного и терпеливо ждал хозяина, без которого не мог ложиться спать.
Может
быть, заглянул
в его рукопись фельдшер, может
быть, сиделка или Кацман, но это все равно, а только через два дня Прасковья Ивановна явилась к нему
в кабинет и с леденящим презрением проговорила...
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя
в классной больше дома, чем
в собственном
кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Вечером Галактион поехал к Стабровскому. Старик действительно
был не совсем здоров и лежал у себя
в кабинете на кушетке, закутав ноги пледом. Около него сидела Устенька и читала вслух какую-то книгу. Стабровский, крепко пожимая Галактиону руку, проговорил всего одно слово.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него
были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого человека не
было. По вечерам жена
была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему
кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это
было все, самый решительный шаг
в его жизни.
Из зятьев неотлучно
были в доме Харченко и Замараев. Они часто уходили
в кабинет учителя, притворяли за собой двери,
пили водку и о чем-то подолгу шушукались. Вообще держали себя самым подозрительным образом.
Наконец, все
было кончено. Покойница свезена на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и
в малыгинском доме водворилась мучительная пустота, какая бывает только после покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился у себя
в кабинете и никого не желал видеть.
Приставанья и темные намеки писаря все-таки встревожили Харитона Артемьича, и он вечерком отправился к старичку нотариусу Меридианову, с которым водил дела. Всю дорогу старик сердился и ругал проклятого писаря. Нотариус
был дома и принял гостя
в своем рабочем
кабинете.
Эта сцена и закончилась припадком, уже настоящим припадком настоящей эпилепсии. Теперь уже не
было места ни сомнениям, ни надеждам. Стабровский не плакал, не приходил
в отчаяние, как это бывало с ним раньше, а точно весь замер. Прежде всего он пригласил к себе
в кабинет Устеньку и объяснил ей все.
Харитина сидела
в кабинете Стабровского, одетая вся
в черное, точно носила по ком-то траур. Исхудавшее бледное лицо все еще носило следы недавней красоты, хотя Устенька
в первый момент решительно не узнала прежней Харитины, цветущей, какой-то задорно красивой и вечно веселой. Дамы раскланялись издали. Сам Стабровский
был сильно взволнован.
Видно было, что он не спал всю ночь, вероятно, играл в карты и много пил. Зинаида Федоровна уложила его в постель, и все мы потом до самого вечера ходили на цыпочках. Обед прошел вполне благополучно, но когда ушли
в кабинет пить кофе, началось объяснение. Зинаида Федоровна заговорила о чем-то быстро, вполголоса, она говорила по-французски, и речь ее журчала, как ручей, потом послышался громкий вздох Орлова и его голос.
Неточные совпадения
Новый градоначальник заперся
в своем
кабинете, не
ел, не
пил и все что-то скреб пером.
Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его
было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя
в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо
в чернильницу, и чем дальше макал, тем больше становилось оно ядовитым.
Когда же совсем нечего
было делать, то
есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (
в жизни самых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие минуты), то он или издавал законы, или маршировал по
кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял
в своей памяти военные сигналы.
— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери
кабинета, где уже
были приготовлены ему абажур на свече и графин воды у кресла. — А я напишу
в Москву.
Это
было ему тем более неприятно, что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у двери
кабинета, и
в особенности по выражению лица отца и дяди он догадывался, что между ними должна
была итти речь о матери.