Неточные совпадения
Критическая гносеология начала проверять компетенцию
познания и пришла к тому заключению, что
познание не компетентно связать познающего с объектом
познания, с
бытием.
Критическая гносеология радикально уже отрицает изначальную цель
познания — соединение познающего с
бытием, конструирует
познание вне реального, живого, внутреннего отношения познающего субъекта к познаваемому объекту.
Вот почему религиозное восстановление духовной цельности в
познании есть не порабощение познающего разума, а его освобождение, раскрытие ему путей к истине, к
бытию.
Объект
познания, вековечная цель его —
бытие и его тайны — утеряны в рассудочной и критической философии.
Творческая воля должна вновь дать место онтологии, исследованию тайн
бытия без этой вечной оглядки, раздвоения, рефлексии, без вечного сомнения в возможности
познания и в реальности
бытия.
Нет, кантианство ставит роковые дилеммы для самой жизни, для самого
бытия, а не только для
познания, для науки.
Когда зародилось
познание из недр самой жизни, оно хотело быть браком познающего с
бытием.
Но свидетели прогнали жениха и невесту, отвергли всякое отношение
познания к
бытию, и их свидетельская роль превратилась в самодовлеющую и замкнутую жизнь.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что
познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что
познание есть функция жизни, что возможность брачного
познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в
бытии, что и в познающем.
Но отсюда никак не следует, что теория
познания не предполагает психического и метафизического, т. е. не знаний, не дисциплин, а самих сил
бытия.
Это привело к формализму, который не имеет отношения к
бытию и к содержанию
познания и ни от каких скептических опасностей не охраняет.
Способ лечения может быть лишь один: отказ от притязаний отвлеченной философии, возврат к мистическому реализму, т. е. к истокам
бытия, к живому питанию, к
познанию как функции целостного процесса жизни.
Реалистическая теория
познания должна признать примат
бытия над мышлением.
Гносеологический гамлетизм с самого начала предполагает
познание отсеченным от цельной жизни духа, субъект оторванным от объекта и ему противоположным, мышление выделенным из
бытия и где-то вне его помещенным.
Мышление не может быть отделено от универсального
бытия и противоположно ему;
познание не может быть отделено от универсальной жизни и противопоставлено ей.
Мышление есть плоть от плоти и кровь от крови универсального
бытия,
познание есть плоть от плоти и кровь от крови универсальной жизни.
Мышление есть
бытие, оно в
бытии пребывает,
познание есть жизнь, оно в жизни совершается.
Безумие — рассматривать
бытие как результат объективирования и рационализирования познающего субъекта, ставить
бытие в зависимость от категорий
познания, от суждения.
Бытие ни в каком смысле не зависит от мышления и
познания, оно предшествует самому первоначальному познавательному акту, оно скрыто за самим этим познавательным актом.
Жизнь духа, само
бытие, во всех смыслах предшествует всякой науке, всякому
познанию, всякому мышлению, всякой категории, всякому суждению, всякому гносеологическому субъекту.
Не учение о
бытии, а само
бытие предшествует учению о
познании.
Первичная, первосортная гносеология ориентирована на факте веры, которая есть
познание и
бытие разом.
Но ведь безумие думать, что
бытие может зависеть от
познания, что оно дано лишь в науках, что вне суждения не может быть и речи о
бытии.
Правда, эта демоническая роль
познания разыгрывается только в книгах по гносеологии, только в книгах этих
бытие упраздняется, подчиняется суждению.
Это утверждение примата
познания над
бытием последовательно проводит Коген.
Только безумие рационализма могло превратить
бытие в категорию, пристроить его в суждении, поставить в зависимость от
познания.
Идеалистическому визионизму кажется, что в опосредственном
познании рационализированного сознания
бытие конструируется познающим субъектом и от него зависит.
В действительности, рационалистическое сознание и опосредственное
познание есть лишь болезненное состояние самого
бытия, в нем совершившийся разрыв.
Что же такое есть знание, в чем его ценность, если смотреть на само знание как на
бытие, на смысл
познания как на осуществляющийся в
бытии?
В акте
познания с самим
бытием, с самой реальной действительностью происходит нечто такое, в силу чего
бытие творчески совершенствуется, развивается, осуществляет ценность.
Познание — солнечный свет, без которого
бытие не может возрастать.
В церковном сознании всякое
познание есть самопознание универсального
бытия, переход его к светлому космосу.
Но истину нужно заслужить, и потому
познание истины есть подвиг цельной жизни духа, есть творческое совершенствование
бытия.
Церковное сознание, церковный разум есть неосознанная предпосылка всякой гносеологии, для которой
познание есть брак познающего с космосом, познающий имеет отношение к
бытию и в
бытии что-то совершает.
Познание не есть рационализирование
бытия и жизни, а есть их внутреннее просветление, их творческое развитие.
Познание истины есть посвящение в тайны
бытия.
Пытались разгадать тайну
познания гносеологическим анализом субъекта и его элементов, тщательным отделением субъекта от
бытия, выделением «мышления» в замкнутую и самостоятельную область, живущую по своему закону.
Не есть ли тайна
познания и тайна
бытия одна и та же тайна?
Сама проблема Канта: как возможен опыт, который дает материал
познания, как устраивается он субъектом, сама эта проблема предполагает разрыв между субъектом и объектом, между мышлением и живым опытом
бытия.
Но странным образом этот всевластный опыт нисколько не сближает
познания с
бытием, субъект остается оторванным от объекта, действительность продолжает отсутствовать в
познании, самой жизни нет в опыте.
Эмпирический феноменализм старательно изгоняет живое
бытие из
познания, действительность сводит к явлениям в сознании, слишком многое относится на счет абстрагирующего процесса того самого мышления, силу которого отвергают эмпирики во имя опыта.
Должен быть восстановлен и на незыблемых основаниях утвержден реалистический тезис относительно
бытия, реалистический критерий истины и реалистическое понимание процесса
познания.
Этим нисколько, конечно, не отрицается, что в самой действительности, в
бытии мышление,
познание играет большую роль, возможно даже, что основа
бытия есть Разум, Логос.
Но в Логосе субъект и объект тождественны; в мировой жизни Логоса акт
познания есть акт самой жизни, знание есть
бытие (знание есть непременно
бытие, но
бытие не есть непременно знание, как думал Гегель).
Он признает наличность
бытия в
познании, непосредственность восприятия мира и этим порывает с традициями рационалистов, эмпириков и критицистов.
Познание есть непосредственная жизнь самого
бытия — вот что утверждает Лосский.
Всякое допущение трансцендентности знания, т. е. предположение, что
бытие или отражается в субъекте неверно или верно отражается, для Лосского так же абсурдно, как и предположение, что
познание есть лишь состояние нашего сознания.
Лосский признает только имманентность
бытия знанию, для него действительность непосредственно присутствует в акте
познания, но он нисколько не отрицает
бытия трансцендентного, само
бытие у него вне субъекта и до субъекта.
Трансцендентность
познания есть абсурд, но трансцендентность
бытия вполне допустима.
Различие между общим и индивидуальным лежит в самой действительности, в самом
бытии, а не в субъекте, не в механизме
познания — вот ценный вывод Лосского.
Неточные совпадения
Никто никогда не объяснил, как реальность
бытия может переходить в идеальность
познания.
— Такая же, как между всякой философией и религией: первая учит познавать сущность вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном откровении; но путь в достижении того и другого
познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше сказать, оба эти пути сближены у мистиков: они в своей философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение чувству и фантазии, говоря, что этими духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть
познания сущности мирового
бытия и что путем ума человек идет черепашьим шагом, а чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
— Я тоже, хоть и ритор ваш, но имею право объяснить вам лишь одно, что они исходят издревле, из первозданного рая, который до грехопадения человека был озаряем совершенно иным светом, чем ныне мы озаряемы, и при свете этом человеку были ведомы вся тварная природа, он сам и
бытие бога; после же склонения человека к своей телесной природе свет этот померк, а вместе с тем человек утратил и свои
познания; но милосердый бог не оскудел совсем для него в своей благости.
«Бог недоступен нашему
познанию, разве только по
бытию (κατά του είναι); ибо одно только существование (ΰπαρξις), вот то, что мы знаем* о нем, кроме же существования — ничего» [Quod. D. s. immut.
И самое учение Платона об идеях как основе
познания может быть понято как учение о мифической структуре мысли, миф, касание трансцендентного, «умного
бытия», предшествует логически, дает основу для отвлеченного рационального
познания [Cp. свящ.