Коронованный рыцарь

Виктору Павловичу Оленину по службе, что называется, везло. Впрочем, он сам был очень старателен и аккуратен. Он, как мы помним, решил весь отдаться службе и исполнил это свое решение.

Император Павел Петрович, чрезвычайно ценивший служебные заслуги, обратил внимание на молодого капитана гвардии и несколько раз осчастливил его милостивыми словами.

Раз даже во время развода государь, обращаясь к приближенным в то время, когда рота Оленина проходила мимо, сказал:

— Вот образцовый офицер… За него меня просил, я помню, Архаров. Это, кажется, единственная заслуга Николая Петровича.

Павел Петрович улыбнулся. Окружающие почтительно засмеялись.

Такой высочайший отзыв и вообще оказываемое государем отличие Оленину не осталось без влияния на отношение к нему ближайшего начальства и даже придворных сфер.

Он не только был принят во всех аристократических домах столицы, но и был в них желанным гостем, особенно в тех, где были взрослые дочери.

Молодой, богатый, гвардейский офицер, с блестящей карьерой впереди, был выдающейся партией для каждой великосветской невесты.

Чаще других офицеров он был назначаем для несения внутренней дворцовой караульной службы и, кроме того, приглашаем ко двору на маленькие собрания.

Павел Петрович не любил баловать, но небольшие вечера смузыкой и танцами бывали во дворце раза по два в неделю и были очень оживлены.

Государь обыкновенно был на этих вечерах очень любезен и разговорчив.

Получением частых приглашений на интимные придворные вечера Оленин был, впрочем, обязан более императрице Марии Федоровне, нежели Павлу Петровичу, хотя последнему было приятно присутствие любимого им офицера.

Такое благоволение со стороны государыни началось по следующему поводу.

В одно из дежурств Виктора Павловича во дворце, ездившая вместе с фрейлиной Похвисневой кататься, государыня вернулась в то время, когда по лестнице дворца спускался Оленин, сменившийся с дежурства.

Он отдал честь императрице, вытянувшись во весь свой громадный рост.

Государыня приветливо поклонилась, поклонилась ему и Зинаида Владимировна.

Пропустив императрицу мимо себя, Виктор Павлович стал спускаться с лестницы.

— Quel brave homme! — заметила Мария Федоровна. Похвиснева густо покраснела при этом замечании императрицы.

— Ты его знаешь, ma chère?.. — подозрительно посмотрела на Похвисневу Мария Федоровна.

— Он мой кузен… — уже с совершенно пылающим лицом чуть слышно прошептала Похвиснева.

— Кузен… — повторила Мария Федоровна, уже находясь на пороге уборной, куда и удалилась переменить свой туалет.

Зинаида Владимировна осталась одна в соседней комнате.

Мысли ее были все направлены на встреченного Виктора Павловича.

Брошенное по его адресу замечание императрицей Марией Федоровной сделало глубокое впечатление на честолюбивую девушку, роман которой с этим brave homme — Олениным, начавшийся еще в Москве, был, как нам известно, выражаясь языком метеорологов, на точке замерзания.

Не имея ни малейшего понятия о причинах такого более чем сдержанного отношения к ней Виктора Павловича, самолюбивая Зинаида Владимировна приписывала ее силе любви к ней, так как в прочитанных ею нравственно-воспитательных романах на все лады варьировалось нелепое положение, что истинная любовь скромна.

Сначала это ее, как припомнит читатель, смущало и она даже выразила намерение сделать самой первый шаг, чтобы хотя несколько заставить оттаять ту ледяную кору, в которую Оленин облекал свое к ней горячее чувство.

«Мне, кажется, самой придется сделать ему предложение, если я захочу быть его женой», — мелькала в голове ее мысль.

Это было в то время, когда она и мать считали Виктора Павловича блестящей партией.

Это было в то время, когда ни она, ни ее мать даже не видали во сне возможности вращаться в придворных сферах.

Теперь то, что казалось немыслимым даже в сонном видении, было живою действительностью.

Им, перешедшим, как, впрочем, им только казалось, от мрака к свету, все и все оставленные ими позади во время их обыденной жизни окрасилось в их глазах в непривлекательный серый цвет.

В таком цвете стал казаться Зинаиде Владимировне и Виктор Павлович Оленин.

Жизнь в придворных сферах казалась ей до того заманчивой именно с точки зрения возможности сделать блестящую партию, выйти замуж за сановного и титулованного жениха, особенно при ее выдающейся даже при дворе красоте, о которой не переставал нашептывать ей в уши Иван Павлович Кутайсов.

Она, конечно, и не подозревала целей и планов этого сластолюбивого, властного в то время человека, и мечты ее в первое время получения придворного звания уносились за облака, на седьмое небо, откуда гвардейский капитан Оленин казался незначительной мошкой.

Более близкое знакомство с придворной жизнью, особенно после коронационных празднеств в Москве, пронесшихся каким-то блестящим метеором, по возвращении в Петербург и приближении, после отъезда Нелидовой, ко двору несколько, как и следовало ожидать, разочаровало Похвисневу.

Она увидала, что там, где, как ей казалось, стоило лишь протянуть руку, чтобы достать каштаны в виде сановных, титулованных женихов-богачей, эти последние сами высматривали те же каштаны, в виде невест с богатым приданым, так как под внешними роскошью и блеском скрывали до тла разоренные состояния, поправить которые было необходимо богатой женитьбой.

Девизом подобных женихов в выборе невест были русские пословицы: «Была бы коза да золотые рога» и «С лица не воду пить».

Таким образом, красота в деле заключения удачных брачных союзов, именно в придворных сферах, играла почти последнее место.

К тому же времени относятся и успехи по службе Оленина, разнесшиеся слухи об особом благоволении к нему государя.

При дворе стали говорить о Викторе Павловиче, как о человеке, которого ожидает в будущем блестящая карьера.

Зинаида Владимировна имела несколько раз о нем совещание с матерью и результатом этих совещаний было решение, что с Олениным надо снова повести любовную игру и иметь его ввиду, про запас, на всякий случай, за неимением лучшего.

— Он молод, красив, богат, на видной службе, государь, ты говоришь, его любит, а ведь от его величества зависят титулы, захочет и завтра Оленин будет бароном или графом, ведь сделал же он бароном Аракчеева… — говорила мать.

— Да, конечно, — согласилась дочка, — и кроме того, там совсем не то, что мы думали, не из кого выбирать…

— То-то и оно-то… — уронила Ираида Ивановна, любившая у себя дома выражаться довольно простонародно. — А ты попроси Ивана Павловича.

— О чем?

— Да чтобы государь сделал бароном и графом Оленина…

— Да что вы, мама… Иван Павлович сам влюблен в меня без памяти… станет он делать для другого…

— Влюблен, влюблен… А может оттого-то он и хочет, чтобы ты поскорей замуж вышла…

— Мама, мама… — тоном упрека произнесла Зинаида Владимировна, святая наружность которой не помешала тотчас же понять намек матери.

— Ты попроси самого государя…

— Еще что выдумали, да ни за что…

— Почему?

— Я его боюсь…

— Кого?

— Государя… Когда он ко мне подходит, я не знаю, что со мной делается, у меня дрожат и подкашиваются ноги, я отвечаю ему односложно, невпопад, а это ему не нравится.

— Ты почему это знаешь?

— Мне намекнул Иван Павлович… А я не могу с собой ничего поделать… Я раз присутствовала при том, как он сердился и… с тех пор…

— Какие глупости… Переломи себя… Ведь не съест…

— Знаю, но не могу… Постараюсь, впрочем…

— А Оленина имей ввиду…

— Хорошо, хорошо…

Разговор происходил в одно из посещений фрейлиной Похвисневой ее матери, незадолго до описанной нами встречи с Виктором Павловичем на лестнице дворца.

Зинаида Владимировна, по желанию императрицы, жила во дворце или «гостила», как выражалась, ее величество.

Зинаида Владимировна и так засиделась — ей надо было спешить.

Она уехала, сохранив в своем уме последнее решение относительно Виктора Павловича.

Замечание императрицы Марии Федоровны, брошенное по адресу Оленина, укрепило еще более это решение.

Виктор Павлович как-то вдруг вырос в глазах Зинаиды Владимировны, окруженный ореолом похвалы ее величества. Потому-то Похвиснева и вспыхнула при этом замечании. Сидя на кресле в комнате, соседней с уборной ее величества, молодая девушка пережила все нами рассказанное.

— Итак, ma chère, он твой кузен. Как же он тебе приходится родней?.. — сказала вошедшая, переменившая свой туалет, императрица.

Зинаида Владимировна, застигнутая врасплох с ее думами, вскочила с кресла.

— Сиди, сиди… — произнесла Мария Федоровна и села на диван, около которого стояло кресло, где сидела Похвиснева.

Молодая девушка, повинуясь приказанию ее величества, снова села.

— Расскажи же, как он тебе приходится?..

— Кто? — опустив глаза и низко наклонив голову, прошептала Зинаида Владимировна.

— Как кто, какая ты рассеянная… О ком же мы говорили как не о капитане Оленине.

— Он сын брата жены брата моего отца…

Государыня улыбнулась.

— Это не настоящий кузен, за него можно выйти замуж…

Лицо Похвисневой покрылось снова яркой краской. Императрица весело рассмеялась.

— Признайся, ты в него влюблена?

— Ваше величество? — прошептала Зинаида Владимировна.

— Что же тут такого? Это так естественно, он красивый малый, кузен…

Мария Федоровна улыбнулась. Похвиснева молчала. — Ну, говори же! Влюблена или нет?

— Да! — чуть слышно произнесла Зинаида Владимировна.

Императрица скорее догадалась об этом «да» по движению губ говорившей, нежели слышала его.

— Так зачем же стоит дело? Не думаю, чтобы он не был тоже без ума от такой прелестной кузины.

Мария Федоровна сделала ударение на последнем слове. Молодая девушка сидела, понурив голову.

— Он тоже влюблен? Да? — уже прямо спросила государыня.

— Не знаю, — прошептала Похвиснева.

— Не знаю… Она не знает… Mais c'est vraiment une sainte!.. Это восхитительно! — воскликнула императрица. — Но ведь он бывал и бывает у вас?

— Да, ваше величество!

— Как же он к тебе относится?

Зинаида Владимировна подробно рассказала государыне о том, что заметила давно чувство молодого Оленина, но вместе с тем ее всегда поражала его необычайная сдержанность, вследствие которой он ни одним словом, ни одним взглядом не дал ей ясно понять, что питает к ней эти чувства.

— Но почему же ты догадалась о них?

— Не могу вам совсем объяснить, ваше величество… Он, приехав в Москву, только и бывал у нас, а, между тем, ему так не хотелось уезжать, что он даже просрочил отпуск, когда же мы поехали сюда, он тотчас же вернулся тоже… Когда я не смотрю на него, он не сводит с меня глаз… и вообще, когда человек любит, это чувствуется тем, кого он любит.

— Ты права, ma chère… — заметила императрица, после некоторого раздумья. — Но чему же ты приписываешь это странное поведение? Быть может, он боится отказа с твоей стороны или со стороны твоих родителей?

— Не знаю, ваше величество.

— Но почему же ты сама стороной не высказала ему сочувствия?

— Ваше величество… — деланно-обиженным тоном произнесла Похвиснева.

— Прости, прости, ведь я забыла, что ты святая, праведница, как называет тебя твой дядя Иван Сергеевич.

Зинаида Владимировна до боли закусила нижнюю губу. Она хорошо знала, в каком смысле называет ее «праведницей» Дмитревский.

— Это надо устроить, — заговорила, между тем, снова императрица. — Я пошлю ему приглашение на наши soirées intimes, и доставлю вам случай высказаться друг перед другом. В крайнем случае я сама тебя буду сватать… Оленин — прекрасная партия.

— Как благодарить вас за вашу заботливость, ваше величество! — упала перед императрицей на колени Зинаида Владимировна.

— Что ты, что ты, ma chère, встань…

Мария Федоровна протянула руку, которую Похвиснева осыпала поцелуями.

— Встань, встань!

Зинаида Владимировна встала.

— Вы моя вторая мать, ваше величество, — произнесла она.

— Если я взялась, то устрою твою судьбу, но пусть это будет пока между нами.

Через несколько дней Оленин получил приглашение на маленькие собрания во дворце — честь, которую не имели не дежурившие в дни собраний гвардейские офицеры.

Намерения императрицы относительно Похвисневой и Оленина, как и следовало ожидать, не остались тайною при дворе. Чуткие царедворцы, с Иваном Павловичем Кутайсовым во главе, тотчас догадались о них.

Брак этот совсем не входил в расчеты Кутайсова. Независимый богач-красавец Оленин далеко не был тем мужем, какого желал Зинаиде Владимировне Иван Павлович. Он решился тотчас же выставить своего кандидата.

Бедная Похвиснева очутилась между двух огней.