Валентайны. Девочка счастья и удачи

Холли Смейл, 2019

У сестер Валентайн – Хоуп, Фейт и Мерси – есть все: слава, успех, деньги и красота. Но больше всего Хоуп мечтает о любви, и ради нее девушка готова пойти на что угодно. Вот только реальная жизнь совсем не похожа на кино. Даже если ты – Валентайн…

7

Конечно, вы знаете леди Сильвию Валентайн.

Но, чтобы помочь своей очень занятой команде по кастингу, скажу, что в жизни она почти такая же, как в своих пятидесяти шести фильмах: маленькая, строгая, с серыми глазами, светлыми волосами с платиновым отливом, всегда собранными в пучок, и испепеляющим взглядом. С той только разницей, что в реальной жизни она сама пишет себе слова и выражения лица, а потому часто бывает еще менее приветливой.

— Как поживаешь? — спрашиваю, заученно целуя воздух (чмок-чмок), чтобы не оставить у нее на щеках пятен от красной помады, позаимствованной у сестры. — Ведь еще не среда, правда? Ты же обычно приезжаешь по средам? Привет, Женевьева! Ты тоже здесь! Какое прекрасное дополнение.

Помощница моей бабушки молча кивает, стоя позади нее.

— Дорогая, ты слишком возбуждена, — отрезает бабушка и опирается на трость. — Постарайся вести себя более апатично, особенно в столь ранний час. Эта беспричинная радость жизни в американском стиле очень утомляет.

— Но я же наполовину американка, — весело заме — чаю я.

— Да, я всегда помню об этом неприятном факте.

Бабушка стряхивает с парчовой юбки несуществующую пылинку и оглядывает нашу просторную темную прихожую, слегка наморщив нос.

Приходится признать: у нее идеальная осанка.

— Твои капризные брат и сестры дома? Или можно предположить, что сейчас они где-то носятся сломя голову, как и подобает толпе подростков, оставшихся без родительского присмотра?

Я поднимаю голову. Над перилами показывается взъерошенная голова Мерси, ее глаза расширяются от удивления, и она быстро исчезает.

— Ну-у-у… — говорю как настоящая подруга, стараясь не смотреть на бабушку, — боюсь… их… сейчас… нет дома… так что…

— Пожалуйста, спускайся! — кричит бабушка, даже не поднимая глаз наверх. — Думаю, это Мерси?

На секунду воцаряется тишина, а потом Мер начинает, громко топая, спускаться по лестнице.

— Фейт! — кричит она через плечо. — Макс! Бабуля Ви приехала.

У бабушки слегка дергается один глаз: «Бабуля Ви» не относится к числу ласковых обращений, которые она одобряет.

Через несколько секунд появляется Фейт. И, клянусь, я здесь ничего не редактировала, но прямо вместе с ней появляется солнечный луч, он играет на ее юбке и волосах так, будто исходит из нее самой. К сожалению, он делает то же на ее легинсах цвета электрик, оранжевых лямках от спортивного лифчика и огромной кислотно-зеленой футболке, а всем этим деталям лишний свет совершенно не нужен. Она и так уже выглядит как упаковка фломастеров.

— О, — говорит Эффи с милой улыбкой, перегибаясь через перила, — привет, бабуль. Мы перенесли наш урок на сегодня? Я как раз собиралась на большую пробежку, но ничего страшного. Пойду, возьму вместо этого учебники?

Мерси закатывает глаза.

С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, Фейт проходит с бабушкой какие-то секретные уроки, наверное, «Как жить вечно, став бессмертной и всемирно любимой богиней, звездой киноэкранов».

Что нам точно известно, так это то, что Мерси не дают таких уроков.

И мне страшно интересно, будут ли преподавать это мне.

— Не сегодня, Фейт, — отрывисто отвечает бабушка, отстукивая свои слова для солидности тростью на каменном полу. — Нам нужно обсудить более насущные вопросы: например, как эта семья докатилась до того, чтобы попасть сегодня утром на все передовицы таблоидов, как какие-нибудь жуткие звезды мыльных опер.

Она говорит слово «мыльный» так, будто ей сейчас пришлось это мыло проглотить, и мы с Эффи виновато смотрим друг на друга.

Мер поднимает вверх подбородок.

— Это все Макс, — решительно заявляет она. — Он сказал им, что мы там будем. Я просто…

— Да-да, — прерывает ее бабушка взмахом бледной руки, унизанной кольцами. — Думаю, мы все знаем, что ты делала, Мерси. И где же ваш брат?

Теперь мы все пожимаем плечами: ряды смыкаются.

— Позвольте мне кое-что вам разъяснить. — Бабушка крепко сжимает губы. — Мы не популярные музыканты и не звезды реалити-шоу. Мы не бьюти-блогеры или, как там их еще называют, ютюберы. Мы не показываем на публике свое грязное белье ради удовольствия масс.

Наверное, сейчас не лучший момент, чтобы говорить ей, что Макс девять месяцев назад завел собственный канал, где уже больше 600k-подписчиков, и там он раз в неделю открыто высказывает свое мнение обо всем подряд, даже если не находит важных тем. А это слово — «бьюти-блогер» — вообще заставляет думать о людях, разгуливающих с губной помадой наперевес.

— Мы актеры, — разъясняет бабушка своим тихим театральным голосом. — Мы артисты. И раз, как выяснилось, я не в состоянии помешать вашей матери выбрасывать эмоциональные игрушки из своей коляски, то, по крайней мере, не позволю вам еще больше позорить фамилию Валентайн.

Женевьева кивает, закрыв глаза, будто в молитве.

— Моя мать основала эту династию сто лет назад, — продолжает бабушка свою красивую речь, мастерски переходя на громкий театральный голос, — не для того, чтобы ее потомки все разрушили из-за какой-то неприглядной семейной драмы! Достаточно ли ясно я выражаюсь?! ВАЛЕНТАЙНЫ ВСЕГДА ИГРАЮТ С ДОСТОИНСТВОМ.

Это наш семейный девиз, но она произнесла его каким-то непривычным тоном.

Мы получили заслуженную кару.

— Прости нас, бабушка, — в один голос говорим мы. — Мы так больше не будем, бабушка.

Не знаю, почему я извиняюсь: я не имею ко всему этому совершенно никакого отношения, — но мне так приятно на минутку представить, что имею!

— Итак, — заключает бабушка, — я предприняла необходимые шаги.

Она еле заметно кивает головой.

На улице начинают открываться двери остальных машин, и в дом входят десятки людей: гламурные, дорого одетые мужчины и женщины, нагруженные огромными сумками, коробками, светом, камерами, вешалками с одеждой. Кажется, такой сигнал мог услышать только большой брат.

— Бабушка! — кричит Макс и сбегает вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. — Какая радость! Я как раз разбирал свои слова для новой серьезной роли на сцене (вдохновленный тобой, о наш матриарх) и думал: «Интересно, что сейчас делает бабушка?», а вот как раз и ты.

Мерси делает вид, что ее сейчас вырвет.

— Да, — кивает бабушка, не реагируя на их поведение. — Я так и думала, что ты сейчас должен появиться, Максвелл.

Мы с братом и сестрами начинаем кружить вокруг тех, кто, очевидно, является съемочной группой. Они выглядят очень официально (на тысячу миль опережают тех папарацци, которые кричали, толпились и валялись на земле вчера перед реабилитационным центром).

— Но, — с удивлением спрашиваю я, — кто они такие?!

— Журнал Variety, — строго смотрит на нас бабушка. — Иными словами, операция по минимизации ущерба.