Когда мы танцевали на Пирсе

Сэнди Тейлор, 2017

Брайтон, 1930. Морин О'Коннелл с самого детства была влюблена в парня, живущего по соседству. Она верила, что однажды они будут счастливы с Джеком. Как же она ошибалась… Ее беззаботная юность закончилась с наступлением войны. Несчастная любовь и семейная трагедия заставили Морин рано повзрослеть.

Глава шестнадцатая

Разбудил меня Брендин крик:

— Просыпайся, Морин, он здесь уже побывал!

— Кто?

Я резко села на постели, принялась тереть глаза.

— Толстяк с мешком! Гляди — два чулка на кровати оставил! Давай отнесем их к папе и маме в спальню?

Я встала, раздвинула шторы. Оконное стекло затянул иней, и пришлось проскребать дырку, зато, когда я к ней прильнула, мне открылся белый от снега двор. Ух и холодрыга! Я запрыгнула обратно под одеяло, поджала озябшие ноги.

— И чего тебе, Бренда, неймется в такую рань?

Сестренка устроилась у меня под боком.

— Да ведь утро не простое, а рождественское. Чудо свершилось!

— Чудо свершилось, — повторила я и обняла Бренду.

— А можно мне хоть пощупать свой чулок?

— Конечно, можно.

— А тебе твой чулок дать? Ты будешь щупать?

— Буду.

Бренда вылезла из постельного тепла, дотянулась до чулок. Оба явно скрывали нечто круглое, мягкое. Что бы это могло быть?

— Похоже на апельсин, — сказала Бренда.

— И мне так кажется.

— А еще какая-то палочка.

— Может, это карандаш?

— Наверно. Давай вставать, а, Морин?

Тут в дверь просунулась папина голова.

— Нет, вы поглядите — они еще валяются! Я думал, вы обе давно внизу!

— Мы не хотели будить тебя и маму, — объяснила я.

— Я давным-давно на ногах. А вам, похоже, и невдомек, что нынче Рождество!

— Вдомек, папа, очень даже вдомек, — возразила Бренда. — Толстяк с мешком ведь уже приходил.

— Неужели? Наверное, он считает вас очень-очень хорошими девочками.

— А ты как считаешь, папа? — спросила Бренда. — Хорошие мы или не слишком?

— По-моему, самые лучшие в Качельном тупике. А теперь давайте-ка вылезайте из-под одеяла. Я в камине огонь разжег, не замерзнете.

Мы вскочили, схватили каждая свой чулок и побежали вниз по лестнице.

— Ну-ка закройте глаза, — скомандовал папа.

Мы послушались. Первым моим впечатлением был запах — он вдруг ударил в ноздри, такой свежий и смолистый, словно я чудесным образом перенеслась в настоящий лес, в неведомые края. Сердце запрыгало от восторга.

— Теперь глаза можно открыть, — сказал папа.

Перед нами темнела, благоухала, занимала чуть ли не всю гостиную рождественская елка — почти такая же большая, как в универмаге «Уолуортс». А украшали ее папиросные коробки, оклеенные серебряной фольгой. Вот это чудо так чудо!

Бренда залилась слезами. Папа подхватил ее на руки.

— Ну что ты! Не время плакать, маленькая моя.

Бренда шумно вздохнула:

— Елка… она такая… такая…

— Огромная? — подсказала мама, входя в гостиную.

— Восхитительная, — поправила Бренда, а я спросила:

— Папа, где ты ее раздобыл?

— Это не я, это дядя Джон. Елка последняя оставалась на елочном базаре, никто ее брать не хотел.

— И я догадываюсь, по какой причине, — съязвила мама.

— Мам, ты недовольна, потому что чертова елка заняла едва ли не все пространство?

— Морин, выбирай выражения.

— Извини, мама. Ну не могу я без этого словечка, хоть режь меня.

— Знаю.

— А елка все-таки чертовски красивая, — подытожила Бренда, и мы все рассмеялись.

Бренда высоко подняла свой чулок:

— Смотри, мамочка, что мне принес Санта!

— Так и будешь до вечера чулком размахивать? Внутрь не заглянешь?

Мы уселись у камина — как ярко пылал огонь! — и запустили руки каждая в свой чулок. У меня в чулке обнаружились яблоко, апельсин, пять мраморных шариков, книжка-раскраска, игрушка «чёртик на ниточке» и пакетик лакричных леденцов. Все то же самое получила и Бренда. У нее глазенки так и сияли, щечки раскраснелись — может, от жаркого огня, а может, и не только.

— Я такая счастливая, что мое счастье во мне не помещается, — вдруг выдала Бренда.

Мама только головой покачала:

— Бог знает, от кого она таких выражений набралась!

— От тебя, моя прекрасная Кейт, — сказал папа.

Мама стала пунцовой:

— С тобой поживешь — еще и не так заговоришь.

Тут папа вышел из комнаты, но вскоре вернулся с большим газетным свертком.

— Это для обеих моих девочек. Счастливого Рождества, ангелочки мои.

Мы разорвала газетную бумагу — и что же увидели? Настоящий кукольный дом! В нем были окошки и дверь — все как полагается, — а благоухал он почему-то яблоками.

— Папочка, какая красота! — воскликнула я.

— Это грандиозно! — изрекла Бренда.

— Папа сам его смастерил, — пояснила мама, садясь на пол рядом с нами.

— В ход пошли ящики из-под фруктов, любезно предоставленные вашим дядей Джоном, — добавил папа.

Бренда повисла у папы на шее:

— Это лучший в мире кукольный домик!

— А теперь бегите одеваться, милые. Нам пора на мессу, — сказал папа.

Я помчалась в спальню, живо оделась и поспешила вниз.

— Мне, папа, нужно увидеться с Джеком, подарок отдать.

— После мессы отдашь.

— Нет, это будет поздно. Нынче Джека везут к бабушке, мы разминемся.

— Тогда беги быстрее, не задерживайся там у него.

Мне открыл мистер Форрест:

— А, Морин! С Рождеством. Тебе Джека позвать?

— Да, пожалуйста, мистер Форрест.

— Не стой на холоде, входи давай.

И я вошла. Никогда прежде я не бывала у Форрестов. Оказалось, дом вроде нашего, но в то же время совсем-совсем другой.

— Джек, к тебе гости! — крикнул мистер Форрест.

Сам Джек бежал вниз по лестнице. Увидел меня и улыбнулся.

— А мы к бабушке едем, Морин.

— Знаю. С Рождеством.

Подарок я держала в вытянутой руке. Джек это заметил и спросил:

— Это для меня, что ли?

Я кивнула. Тогда Джек бросился обратно в спальню и скоро появился снова, уже с красным бумажным свертком.

— Вот, держи. Я хотел вручить тебе подарок прежде, чем мы отчалим.

— Мне надо на мессу.

— Ой, а я и забыл.

— Джек.

— Что?

— У Нельсона дома будет праздник?

Джек помрачнел:

— Не знаю, Морин.

— Но ведь мистер Перкс не поколотит сына в Рождество, правда?

Джек принялся грызть ноготь.

— Что ты молчишь?

— Нет никакого мистера Перкса, — еле слышно сообщил Джек.

— Как это?

— У Нельсона нет отца, Морин.

— Кто же тогда его бьет?

Из кухни выплыла миссис Форрест.

— С Рождеством, Морин, — сказала она.

Я видела, как шевелятся ее губы, но, потрясенная откровением Джека, не понимала слов.

— По-моему, я поздравила тебя с Рождеством.

— Простите, миссис Форрест. И вам счастливого Рождества.

— Джек, сынок, попрощайся со своей подружкой. Нам пора к бабуле.

Джек вышел со мной на крыльцо.

— Ничего не понимаю, — созналась я.

— Слушай, Морин, мы это обязательно обсудим, только не сейчас, а после праздника, ладно?

У меня глаза наполнились слезами.

— То есть Рождества Нельсону не видать? Ни угощения, ни подарков не будет?

Так мы стояли, глядя друг на друга, оба охваченные сочувствием к Нельсону.

— Поставь сегодня за него свечку, Морин, — сказал Джек.

— Обязательно поставлю. Я и раньше ставила, и впредь буду.

— У Нельсона есть мы — от этого ему легче.

— Да, мы никогда его не покинем.

И тут Джек сделал нечто удивительное — подался ко мне и чмокнул меня в щеку.

— С Рождеством, Морин.

Домой я вернулась как во сне. Джек сказал, что у Нельсона нет отца; Джек поцеловал меня. Можно ли разом чувствовать недоумение, тревогу и счастье? Наверно, можно, если со мной так и происходит.

Пока мы шли в церковь, отовсюду неслось «С Рождеством!». Я и хотела ответить, а не могла. Папа это заметил, остановился, внимательно посмотрел на меня:

— Что-то случилось, доченька?

— Столько всего на сердце…

— Может, переложишь часть груза на папочкины плечи?

— Не сейчас.

— Ладно, папочка подождет.

Бренда крепче стиснула мою ладонь и выдала:

— Нынче не буду молиться за раздавленного песика. Спрошу лучше Младенца Иисуса, почему на моей сестре лица нет.

— Отлично придумано, Бренда, — похвалил папа.

— Пускай Младенец Иисус похо… поха… Морин, как там это слово?

— Походатайствует.

— Вот-вот. Пускай Он… вот это самое. У Него нынче день рождения, и Он, небось, рад и всем готов помогать.

— Логично, — сказала я.

Что это за чудо — рождественское утро в церкви! Свечей зажжено столько, что по нефу идешь — теплом тебя обдает; Святые Дары выставлены на всеобщее обозрение. Мы преклонили колени, сотворили крестное знамение и прошли дальше, туда, где сбоку от алтаря был устроен вертеп. Пресвятая Дева Мария умильно глядела на крошку Иисуса; Он, спеленатый, лежал в яслях; за спиной Марии был святой Иосиф, тут же стояли волхвы и пастухи — очень трогательная сцена.

Конец ознакомительного фрагмента.