Партия

Роман Александрович Денисов, 2019

Этот роман составлен на основе шахматной партии Алехин – Эйве, проходившей в 1935 году в Голландии. Он являет собой структурное повествование, где каждая глава – ход шахматиста, фигура – определённая сюжетная линяя. Заглавия написаны в манере русской шахматной нотации. Разброс персонажей в сюжетных линиях широк: от древнегреческой гетеры до хоккеиста и телефонного хулигана. Клетки-ходы связывают их на доске жизни, где возможны самые невероятные события. Книга содержит нецензурную брань.

Сс4 — b3

Выйдя из подъезда дома, я попрощался с квартирой, которая, без сомнений, скоро будет конфискована. Осенняя улица надела на меня заляпанные грязью жёлтые очки, и я сразу растерял ту мизерную бодрость, которую имел. Завертелись губительные мысли: «Что делать дальше? Куда идти?»

На радость, помог случай. Трубный звук проходящего наземного метро ассоциативно навёл на мысль.

«Точно, поеду в аэропорт, куплю билет — и куда глаза глядят, на край России, а значит, и земли».

Поймав такси, я решил поехать в Домодедово и там разобраться, в каком направлении лететь. По пути к означенному месту у меня случился дикий приступ голода. И я нетерпеливо остановил такси у ближайшей харчевни на Каширке. Войдя в довольно чистую ресторацию, выбрал местечко поближе к бару. Присаживаясь на стул, почувствовал своим нетвёрдым местом что-то мягкое и мокрое, в ту же секунду раздался крик. В испуге я отскочил от стула, на котором оказался хомяк или зверёк, похожий на него. От соседнего столика прибежала пухленькая девочка, лет десяти, взяла своё животное, которое оказалось плюшевой игрушкой, и сердито, а главное больно, наступила мне на ногу каблучком своей туфли. Я не удержался и дал ей подзатыльник. Мгновенно поднялся внушительный мужик, сидевший с этой девчонкой, и надвинулся на меня.

— Ты чего делаешь, козёл? — спросил он мясным басом, хватая лацканы моего пиджака.

«Следы высолов», — автоматически подумал я, глядя на его футболку. Уксусный запах мужчины смешивался с ароматом каких-то благовоний. У меня хорошее обоняние, иногда мне это вредит. Возникло огромное желание вгрызться зубами в коричневый нос, но тут послышался неразборчивый окрик, и мужик, отпустив пиджак, ушёл вместе с маленькой поганкой в дальний угол кафе. Я сел.

Ко мне сразу подошла официантка с блокнотиком; молодая и явно южных кровей, а главное, сверхпривлекательная.

— У вас тут так принято? — спросил я, нагло осматривая её с ног до головы.

— Что принято? — безупречно улыбнулась она.

— Да ладно… принесите мне лучше борщ и желудочный сок.

— С удовольствием. — Повернувшись ко мне задом, к стойке грудью, официантка передала на кухню заказ.

Как же хотелось шлёпнуть её по попе, но я почему-то соблюдал правила приличия.

В углу работал телевизор, по нему вещал оппозиционный канал: «Вот уже неделю продолжается сухая голодовка тушинского правозащитника Михаила Азимута, по данным его адвоката, сегодня, чтобы не умереть, он был вынужден выпить стакан чая…»

Догадливая официантка подала двести водки в стандартном запотевшем графинчике и одну рюмку.

— А почему одну, разве нас не двое?

— Шутите, мне запрещено, — кокетливо задвигала она плечами.

— Анжела, — я решил, что ей пойдёт это имя, — у меня сегодня особенный день, впрочем, и вчера был, но сегодня совсем. Посидите со мной чуть-чуть.

— Хорошо, — неожиданно согласилась она, — только борщ принесу.

Рука невидимого повара протянула тарелку из кухонного окошка.

— Борщик. — Анжела села со мной.

— Да… если бы у меня была ресторация, я бы наряжал официанток в длинные изящные платья, а эту блузку и юбку стоит надеть на вашего хозяина.

Она повела пальцем по графину и повернула ко мне. Там был кривой смайлик.

С минуту я бездарно молчал, ел и пил. Потом прорвало.

— Вот, Анжела, живёшь, занимаешься чёрт-те чем, вроде всё имеешь, а потом — бац! и всего этого нет. Знаешь, я как-то видел муравья, тащащего гусеницу в разорённый муравейник. Понимаешь? Муравейника нет, а он тащит… Если сравнивать себя с муравьём, то всё ещё хуже. Он в более выгодном положении, ему не надо думать, а мне постоянно приходится. Правда, нет муравейника — нет цели, зато всё просто. Моя схожесть с этим муравьём — в отсутствии цели.

Рупор надрывался новостями: «В Швейцарии домашний робот SDR 6X совершил попытку изнасилования престарелой женщины, неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы не её подоспевший муж, своевременно выключивший пультом андроид…»

— Человек, желающий умереть, крайне неравнодушен к жизни. Будь он к ней равнодушен, совершал бы подвиги, делал бы безумные поступки, правда, на это нужна воля, как у партизана. — Я помолчал и продолжил: — Лично мне сейчас интересна только смерть. Какова она и что после неё? Если там есть продолжение, то тогда не страшно, а если всё обрывается, то куда денется моя память и окружающее, вот ты, например. Перейдёт в другое качество? Станет частью мирового пространства, бесконечного космоса?

Стало стыдно от глупого пафоса, и я махом допил водку.

— Вернуть бы солнечное детство, когда всё впереди — и первая женщина, и первое похмелье, и заоблачные мечты. Наверное, можно прожить жизнь радостно и счастливо, только для этого надо умереть ребёнком.

Официантка не поддерживала беседу, смущая меня красивой внешностью. И конечно, с ней следовало говорить о другом, но я безрадостно продолжал всё о том же.

— Странно, но почему-то очень не хочется помереть позорно; как мне рассказывал знакомый мужик-автослесарь, сидевший на зоне, там один зэк умер во время онанизма, сердце не выдержало, представляешь, член ещё работает, а сердце уже остановилось…

— Вас как зовут? — наконец спросила женщина.

— Эмир Кустурица.

— Эмма. Тебя жена бросила?

— А-а, всё просто… ну, да, так и есть. Ещё двести принеси.

И опять попа, и снова я воздержался.

— Только не удивляйся, покажи ногу, то есть стопу. — Эмма села ко мне поближе.

— Зачем?

— Ну, покажи, не бойся, здесь никто не увидит. Я гадаю по стопе.

Я снял туфлю и серый носок. Она вгляделась своими огромными тёмно-карими глазами в мою кожаную подошву.

— Ясно…

— Ты будешь работать или нет! — вдруг заорал давешний мужик в углу.

Эмма ответила ему на незнакомом языке, я разобрал только мат.

— Может, его отп…

— Не стоит, лучше я тебе скажу кое-что интересное. — Она накрыла мои кисти своими ладонями. — Ты — урим.

— Дальше.

— Если проще, то медиум. Ты можешь видеть и слышать то, чего никогда не смогут другие. — Эмма не отрываясь смотрела мне в глаза, так что становилось жутковато.

— И чего мне с этим делать?

— Сам ты ничего не сделаешь, тебе нужен проводник. Вот что. — Она обернулась, поглядев на висевшие часы. — Моя смена кончилась, пойдём со мной, только я быстро переоденусь.

Женщина встала и юркнула под стойку. Странное чувство захватило меня, затмившее все переживания и впечатления последних дней.

Осмотревшись вокруг, я увидел только скандалиста с пухлой девочкой, они, надувшись, сидели в углу у пустого столика. Больше в кафе никого не было, за время моего присутствия в него никто не заходил. В графинчике плескалось ещё грамм сто. Выпил я много, однако, учитывая вчерашнее возлияние, опьянение было несильное, у меня всегда так. Я налил себе ещё рюмку, тут как раз Эмма выскочила из-под стойки.

— Давай выпивай, и пойдём. — Она схватила меня за руку.

Не могу не отметить её наряд: чёрно-жёлтая юбка с византийским орнаментом, помню, видел такой в отцовской книжке, он у меня был архитектор, и серый платок с рукавами, покрывающий голову, не знаю, как называется.

Уходя, я краем глаза заметил, как девочка положила своего зверька на мой стул.

— А зачем она это делает?

— Лучше не спрашивай.

Мы вышли на улицу и обошли дом, в котором располагалось кафе. С тыльного фасада имелась деревянная дверь с мутной табличкой советских времён, понять, что на ней значилось, было нельзя. Моя спутница бесшумно открыла её загодя приготовленным ключом. Раскрошенные бетонные ступеньки вели вниз, обрываясь темнотой. Пахло, как ни странно, свежестью озона. Женщина спустилась чуть вниз, пошарила рукой по стене, находя выключатель. Тусклое освещение где-то внутри не дало представления о помещении. Она сошла ниже, обернулась ко мне, приглашая последовать за ней и закрыть дверь. Стыдливое чувство страха, возникшее поначалу, сменилось презрением к нему. Я прикрыл дверь, которую, как мне показалось, кто-то снаружи запер. Слыша еле уловимый, знакомый запах по ту сторону входа, я стал спускаться вниз. На шестой ступени я вспомнил его, это был дух посетителя кафе.