Впереди ветра

Роза Крыма

Рой снежинок смелыхКружит, и поёт,Летим скорее с нами!Звёздный час зовёт!Я кивну согласно-Таять не спеши!За плечами – Муза,Ввысь и ввысь неси!К звездам, что сгорели,Освещая путь,Пели, не молчали,Зная Правды суть.Святы стали песни.Святы их слова.Стала вечной памятьюГероя голова!Не у всех от РаяНа ногах ключи…Пой, не спи сегодня!Воля, не молчи!!!

КИНО-ПЛЯЖ

Она разбежалась…

И прыгнула в нужный автобус, окунувшись в другой мир.

В перед пхалась толстая тётка с писклявым голосом, хотя перед был забит. Она работала локтями, и верещала:

— Пропустите!

Из теневой стороны, сзади, за ней наблюдал мужичек с колючим взглядом. Он почесал у левого глаза, хрустнул пальцами, и не спеша, протискиваясь, оказался у дородной дамы.

— Че орёшь, как недорезанная? — грубо поинтересовался он. Толстуха аж хрюкнула, а потом спросила:

— Это ты мне!?…Да ты знаешь, с кем говоришь!…

Её понесло. А мужик развернулся и шел к выходу, что — то пряча в замызганные брюки. Уже в дверях автобуса он крикнул:

— На машине катайся, раз такая богатая! Вслед за ним с визгом бросилась и толстуха:

— Люди! Держите вора! Серьги золотые…подлец, снял!

Но двери перед носом толстухи захлопнулись, и она заверещала ещё громче. Люди попросили остановку. Пострадавшая пулей вылетела из автобуса и куда-то побежала, колыхая всеми складками, что проступали на сарафане…

— От, дура! И че он ей голову вместе с серьгами не снял? — рассуждал кто-то вслух.

Пассажиры пересмеивались. Приближался пляж.

«Омега» начиналась почти у остановки, и была видна из автобуса.

Гуля в предвкушении ласковых волн, наконец-то, добралась! — потянулась и вдохнула полной грудью:

— Ну вот и я! Родное море — принимай!

Кучи голых тел возились в песке. Море кишело от тел купающихся. Наша блондинка торопливо шагала по дорожке, ведущей на пляж.

— Щас!.. Она нервно озиралась, тело уже зудело и просило моря, — щас!… Как разбегусь!…Как прыгну!

По пути тянулись ряды палаток торгашей.

Тут было всё, что хочешь: и мороженое, и вино с дегустацией, и шашлыки, и парфюмерия с пробниками…

И чебуреки, с чем закажешь — хоть с кирзой!

— Что ж! — если не искупаюсь, значит у меня сегодня — день обжорства. Ре-ше-но! — Гуля чапала босиком к песчаному месту пляжа.

Пришлось идти, натыкаясь на руки, ноги, головы загорающих.

— М-да!…Где ж тут разбежишься… разве что — по головам? —

вздохнула Гуля, но не отчаялась, а двинулась дальше.

— Берег длинный, и не может быть, чтобы даже в выходной день он весь заполнился людьми! — думала она.

Зря она так думала. Картина из еле шевелящихся, разморенных от солнца и морской воды людей, похожих на тюленей — таких же толстых и ленивых, — не кончалась…

Гуля бросила сумку на горячий песок и присела на неё.

Что на берегу, что на море — стоял гул. Стало понятно, что идти дальше — бес-по ле-зно… Блондинка огляделась. Картина детства не изменилась; всё то же море, те же люди…

Или, это не так? Гуля пыталась уловить перемену.

Тот же голос из рупора сообщает температуру воды в море, но нет той мелодии, что озвучивала каждый час, объявляя время.

Где была бетонная дорожка — торговые ряды.

С права от Гули — молодая семья. Женщина накрывает стол; не спеша режет сочные помидоры, посыпая их солью.

Девочка и мальчик терпеливо ждут. По их кажущемуся спокойствию стоит железная дисциплина типичных северян.

Как и неумение загорать; — кожа у всех членов семьи почти цвета помидоров, что готовит мама на стол.

Папа открывает лимонад. Потом шипит бутылка пива. Вдруг, пробегает Мальчиш — Кибальчиш.

Щедро посоленные мамой помидоры орошаются добавкой — песком. А Мальчиш — Кибальчиш, задрав голову, с разбегу плюхается в набегающую волну, исполняя мечту блондинки с севера — Гули Советских…

— А что, если и я — так? — спрашивает блондинка себя, и вздыхает, косо поглядывая на семью, от спокойствия и мира в которой и следа не осталось; помидоров с песком никто не хотел.

Кричала мама, и размахивала помидором перед носом у папы. А папа, молча приложившись к пиву раза три, и сделав отрыжку ей в лицо, показывает образец железной дисциплины северян; поднимается, допивает пиво и…в припрыжку за Кибальчишом — в волнующее море…

Тут же — бежит трусцой дядя в плавках, от которых пищит его зад и мужской аппарат, что ниже пояса.

Он на распев мурлычет:

— Массаж! Ма-сса-аж!…

И непонятно; альфонс или гей!?

Ну, мама — дама запускает в спину бегущему от неё мужу помидорку, коей размахивала перед его носом, и… томат летит прямой наводкой…

В довольное лицо секс — символа, оборвав рекламу его услуг на полуслове.

— М-да! — усмехнулась Гуля, — Капитан прав; кино, и ещё какое!

Она привстала, и подошла к морю.

— А!..Хорошо! —

Рычит от удовольствия вынырнувший брюхатый дядя.

Тут же, с лева от него; поплавком встает чья — то задница, размером с брюхо дяди, вся «в ракушку», потом пятка. И бьёт дядю в плечо. Мужик улыбается, хлопает по попе» в ракушку»:

— Зайка, не захлебнись!

Из волны появляется «крольчиха» с красным лицом, и накидывается на мужика:

— Да вы что себе позволяете??.. Тот просто спал с лица:

— Ой, извините, обознался…А вы мне пяткой чуть по фэйсу не вдарили, это как?

…Тут же; выныривает очередное радостное лицо, отдувается. Рядом, через мгновение — второй купающийся, и громко ахая, высмаркивается на радостное лицо…

— Н-да-а!…Кино — не оторваться! — произнесла Гуля, и вернулась на берег.

Девушка пробиралась к асфальтной дорожке.

Поднимаясь по каменной лестнице, ведущей к выходу с пляжа, она всё рассуждала:

— Не уж-то надо стать непременно Мальчишом-Кибальчишом, пройтись по головам, кому — то песку « для аппетиту» насыпать, да что уж там, можно и в глаза… Не уж-то иначе не добраться до своей мечты?!

Гуля приостановилась, покрутив простуженной шеей — стало легче.

Она взглянула на огненный шар солнца:

— Давай, родимое, жарь по болячкам! — провела по непокрытой голове ладонью, ощутив горячие волосы.-Надо выбираться, пока глюки не замаячили!