Шкатулка королевы

Робин Каэри

Наследие прошлых лет, архив переписки королевы Марии Медичи угрожает благоденствию нескольких королевских домов Европы. Отыскать шкатулки с этим архивом прежде, чем их вскроют враги – миссия, доставшаяся двум братьям как долг чести и любви.Продолжение романа «Перстень принцессы». Март 1661. Франция, Кале.

Глава 5. Утро ясное

Март 1661г. Трактир «Под знаком солнца» в Кале

После качки на шхуне, которая ныряла в каждую встречную волну с риском уйти на дно, а затем после тряски в карете, колёса которой ежеминутно то утопали в рытвинах, то наскакивали на камни, у Леона не проходило ощущение, что земля уходила из-под ног. Несмотря на долгий и крепкий сон, в голове не затихал шум, похожий на удары волн о борт корабля и грохот колёс.

Ранним утром неизвестного ему дня нетвёрдой походкой Данжюс брёл вдоль тёмного узкого коридора. Для надёжности он опирался рукой о стены, и иногда вместо грубо отёсанных досок его пальцы нащупывали ржавые дверные ручки.

Склизкие от постоянной сырости и отдающие прохладцей, они напоминали о том, что, хотя и шла уже вторая неделя марта, весеннее солнышко не успело прогреть захваченные плесенью стены старого трактира с претенциозным названием «Под знаком солнца». Выцветшая от старости вывеска, которая с громким скрипом раскачивалась при малейшем дуновении ветра, радушно приглашала путников к солнечному теплу и свету. Однако на всех трёх этажах ветхого строения царили холод и сквозняки, которые задували сквозь щели в стенах, не знавших штукатурки добрую сотню лет, а во всех углах привольно разрасталась плесень.

Прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за наглухо запертых дверей, Леон тщетно пытался определить ту комнату, в которой поселились де Руже и Лауделл. Герцог занял для себя и виконта воистину королевские хоромы в сравнении с остальными комнатами в трактире. Кроме двух настоящих кроватей, там был широкий стол и даже пара крепких на вид стульев и несколько табуретов. Данжюсу и д’Эстену досталась скромная комнатка с одной кроватью и высоким сундуком, который служил ящиком для багажа и постелью. Вся роскошь обстановки заключалась в просторном угловом окне, из которого открывался прекрасный вид на площадь перед собором и одну из главных улиц Кале, ведущую в порт. Д'Эстен выбрал эту комнату специально ради того, чтобы следить за улицей, по которой должен был проехать почётный кортеж принцессы Генриетты, о чём Леон догадался с его же слов, когда виконт отдавал распоряжения явившемуся на рассвете первого дня человеку из охраны порта. Полагая, что Данжюс крепко спал, д’Эстен и не подумал о том, чтобы говорить потише. Впрочем, лишние знания не слишком-то обременяли его беспечного приятеля, и к тому же после двухдневного сна Леона больше интересовал завтрак и возможность выйти в город.

Наскоро умывшись и надев единственную свежую перемену белья из того, что нашлось в саквояже, наспех собранном перед отъездом из Лондона, он облачился в изрядно запылённый и потёртый дорожный костюм. Отправившись на поиски герцога де Руже, Леон хотел предложить немедленно заняться совместным поиском решения проблемы голода. А после того можно было бы подумать и о других насущных вопросах: обновлении гардероба, коль скоро им придётся провести в Кале целых две недели, и об отправке поручительного письма в Парижскую контору мэтра Дангре — адвоката, который вёл все финансовые дела семьи Данжюса и его дядюшки, маркиза де Сент-Амана. Пополнение кошелька, изрядно похудевшего за время путешествия в Лондон, было особенно важным делом в свете скорого прибытия в Кале придворной молодёжи. Это были настоящие повесы и модники, среди которых спартанский образ жизни, который вёл генерал де Руже, не был в почёте. А для того, чтобы убедительно играть порученную ему роль бездельника и бонвивана даже в провинциальном Кале, была необходима звонкая монета. Кроме того, Леону требовалось подыскать для себя и герцога толковых слуг до той поры, пока из Англии не вернутся их камердинеры, оставленные там вместе со всем багажом на попечении управляющего герцога де Креки. Одним словом, Леона ждали важные дела и ещё раз дела!

— Эй, смотри, куда прёшь!

Грубый оклик и тычок в плечо хотя нисколько и не оскорбил его, но и не обрадовал. Это убедило Данжюса в том, что небрежно наброшенный на плечи дорожный камзол выглядел настолько поношенным, что со спины никто и не признал бы в нём дворянина, который не обязан уступать дорогу никому, кроме короля и принцев крови.

Обернувшись, Данжюс без всякой злобы посмотрел в лицо невежды, который стоял, прислонившись к дверному косяку, и взирал на мир вокруг из-под сонно полуприкрытых век. Видимо, он успел задремать в ожидании, когда случайно оказавшийся у него на пути человек пропустит его. Судя по тому, как он тяжело дышал, обойти Данжюса и разойтись с ним в узком коридоре он был не в состоянии. Да и вообще-то он едва стоял на ногах и попросту был мертвецки пьян!

— Сударь? — Леон благоразумно отступил в сторону, чтобы уступить дорогу, не желая начинать утро со ссоры с незнакомцем, но и тот не спешил продолжить свой путь.

— Провалиться мне на месте! — воскликнул незнакомец, выдохнув Леону в лицо облачком крепкого амбре.

Он попытался отлепиться от двери, на которую опирался, и выпрямиться. Неплотно запертая дверь поддалась внезапному напору, и раздался жалобный скрип ржавых петель.

Страх оконфузиться в компании с этим провинциальным невеждой заставил Леона окончательно стряхнуть с себя сон и действовать с молниеносной быстротой. Он схватил утреннего бузотёра за плечо и притянул его к себе, а левой рукой захлопнул наполовину открытую дверь.

— Эффиа? Что вы здесь делаете? — встреча с другом обрадовала Леона, но ему всё-таки пришлось отвернуться от него на краткий миг, чтобы вдохнуть чистого от винных паров воздуха.

— Данжюс! Вы-то какими судьбами оказались здесь? Только не говорите, что король Карл отказался выдать свою сестру замуж за нашего герцога, и посольство герцога де Креки вернулось ни с чем! — икота помешала маркизу докончить вертевшуюся у него на языке шутку.

Леон поспешно отодвинулся вместе с ним подальше от двери, из-за которой уже раздавались шаркающие шаги и недовольная брань.

— Где ваша комната, Антуан? — шёпотом спросил Данжюс, торопясь увести прочь разомлевшего от радости д’Эффиа.

— Если бы я мог… — протянул тот, икнул и уткнулся лицом в воротник его рубашки. — Если бы…

— Господин маркиз! Ну, наконец-то! — взволнованный голос послышался из-за той самой комнаты, в которую д’Эффиа едва не ввалился, и в дверном проёме показалась голова со всклоченной шевелюрой:

— Сюда! Проводите его в комнату, милостивый сударь, пока он не переполошил всю округу.

Леон провёл, точнее, протащил маркиза в открытую дверь, втолкнул его вовнутрь, после чего и сам вошёл в небольшую, но светлую комнату, всё свободное пространство которой было заставлено сундуками, ящиками и дорожными кофрами.

— Куда вы меня привели? Это же мой гардероб! — возмутился д’Эффиа, но тут же умолк, с удивлением глядя на молодую особу, которая второпях собирала волосы в пучок на макушке, прежде чем спрятать их под широким белым чепцом.

— А вот тебя я помню, — проговорил д’Эффиа и, повернувшись к Данжюсу, хихикнул, дыша ему в лицо винными парами, — но я никак не мог вспомнить, где её оставил.

— Да здесь же и оставили, сударь, — холодно ответила молодая особа, без посторонней помощи ловко справляясь со шнуровкой на корсаже платья, — вы сказали, что вам не хватило вина, и ушли.

— Хм, значит, и правда, не хватило, — как будто соглашаясь с ней, кивнул д’Эффиа. — А я тебе заплатил?

— Вы отдали ей пару серебряных монет ещё внизу, прежде чем привести её сюда, ваше сиятельство, — напомнил ему камердинер и надменным жестом красноречиво указал ночной гостье на дверь, — а отчего вам вздумалось сюда пожаловать вместо вашей комнаты, этого я знать не могу.

— М-да, — ещё раз кивнул Эффиа. — И я не могу. Ладно, проводи красотку вниз и заплати ей ещё столько же. И чтобы никому… — он помахал руками по сторонам, стремясь пояснить свой приказ.

Неприличный для высшего света тон его пьяной речи и икота не смущали ночную гостью, однако и не радовали. Она резко подняла с пола шерстяную накидку, набросила её на плечи и, горделиво вздёрнув остренький подбородок, с достоинством светской куртизанки подошла к двери. Камердинер не собирался останавливать её, но д’Эффиа бросил на него строгий взгляд и жестом указал на стол, где лежал тощий кошелёк с деньгами.

— Заплати! — коротко приказал он, а сам, пошатываясь, протиснулся между сундуками к приоткрытой двери в смежную комнату и вышел.

Пройдя за ним следом, Данжюс увидел, как его друг с шумным вздохом упал на постель, зарывшись лицом в смятые простыни.

Стоило девице выйти в коридор и захлопнуть за собою дверь, как д’Эффиа приподнялся на локте и крикнул камердинеру:

— Принеси нам поесть, что ли! И бутылочку вина захвати!

— Куда вам ещё вина! — недовольно проворчал тот.

— А это дело! Несите сразу и вино, и завтрак! — крикнул ему Данжюс и вошёл в комнату д’Эффиа.

Осмотревшись вокруг, он уселся на табурете возле окошка, сквозь мутное стекло которого пробивался утренний свет.

— Я чертовски голоден! Всё нутро жжёт, — проговорил Эффиа. — А ещё меня напоили каким-то дурным пойлом, от которого голова идёт кругом, а в ушах стоит звон, точно ударили в набат со всех колоколен.

— Я вас так понимаю! — кивнул Данжюс, которого не перестало мутить от перенесённой морской качки.

В дверь поскреблись. Д’Эффиа поднял голову над подушкой и выкрикнул:

— Войдите!

На пороге возник его камердинер, но уже не один. Позади него стоял трактирный слуга, в руках у которого была огромная корзина с несколькими бутылками вина, большой головой сыра, ветчиной и булочками, источающими аромат корицы и топлёного масла. Быстро расчистив стол в центре комнаты, камердинер сбросил на спинку стула запылённые плащ и шляпу, задвинул под кровать нуждающиеся в чистке сапоги с потускневшей позолотой на пряжках и шпорах.

— Через полчаса загляни ещё раз, милейший! — скомандовал он слуге. — Принесёшь тех мочёных яблок, которыми так хвалился хозяин трактира, и груши в меду. Может быть господа соизволят пожелать ещё чего-нибудь к завтраку — окорока или жаркого.

Не привыкший к столь обильным заказам в столь ранний час, слуга с сомнением посмотрел на двух молодых людей, один из которых занимал табурет возле окна, а второй — разворошенную постель. Оба выглядели неважно, как после изрядной попойки, но были одеты прилично и дороже, нежели обычные постояльцы их скромной гостиницы. И всё же намётанный глаз кухонного слуги не разглядел в этих сухощавых юнцах, далеко не богатырского сложения ничего, что подтверждало бы непомерные аппетиты.

Выпроводив слугу за дверь, камердинер быстро сервировал стол, пока д’Эффиа протирал сонные глаза, чтобы окончательно прийти в себя.

— Ну и ну, да тут завтрак подают! А я хотел в город податься на поиски съестного! — потирая руки, громко радовался Данжюс.

— Приступайте один, дорогой Леон! Я ограничусь стаканчиком вина, — заявил д’Эффиа и нетерпеливо махнул рукой камердинеру, чтобы тот запер дверь, — не помню, где я должен был провести эту ночь. Явно не средь этого барахла! — он ткнул большим пальцем ноги стоящий у него на пути сундук. — Для доброго утра мне не хватает, помимо горячей ванны, хотя бы часа или двух крепкого сна. И свежая рубаха не помешала бы, — поморщившись, добавил он, — как вы только выдержали это амбре и не сбежали от меня, Леон? Это же мерзко!

— Вам бы побродить с моё по улицам старого Лондона, друг мой, — ответил граф, ничем не выдавая своей неприязни к запаху перегара, которым разило от маркиза. — У лондонских доков на Темзе швартуются не только прогулочные баржи и плоскодонки паромщиков. От рыбацких яликов воняет тухлой рыбой, да так, что в первые дни с непривычки я не мог и шагу ступить на улице, не прикрывая лицо платком.

— Ха! Надо же! — удивился д’Эффиа и, отколов горлышко у бутылки, разлил вино в неказистые глиняные кружки.

— Если пожелаете, ваша милость, так я велю принести кадку и нагреть воды для мытья, — предложил камердинер, с сомнением глядя на несвежую рубаху, выглядывающую из-под короткой курточки весьма дорогого и щегольского на вид костюма.

— Валяй! Чего уж там! — согласился д’Эффиа, но заметив голодный взгляд Данжюса, пожал плечами. — Но спешить некуда! Начнём с еды! Голод не тётка, так что нечего с ним церемониться.

Выпроводив камердинера с тысячью поручений наперёд, друзья заперлись и с аппетитом изголодавшихся молодых львов принялись поглощать принесённую им снедь. Вопреки опасениям камердинера, по количеству блюд этот спонтанный завтрак и без дополнительного заказа был столь же обильным, каким мог бы быть обед или ужин на четверых человек.

— Скажите, Леон, как это случилось, что вы оказались здесь, в этом захолустном месте? Да ещё и за неделю с лишним до прибытия кортежа принцессы? Вы что же, вернулись из Лондона один?

— Да как сказать? — отправив в рот солидный кусок ветчины, Леон отпил немного вина, которое он предварительно разбавил водой на три четверти, и покосился на дверь. — Я, в общем-то, и не здесь вовсе. Понимаете?

— Нет, — во взгляде Антуана д’Эффиа сквозило непонимание.

— Я всё ещё в Лондоне. Стерегу хандрящего после недавней простуды генерала, — пояснил Данжюс и снова отпил вина.

— Хандрящий генерал? Простуда? Это вы о де Руже говорите? — с недоверием уточнил д’Эффиа.

— Ни при каком другом генерале я и не состою, — ответил Леон, нанизывая на вилку несколько кусочков ветчины, и отправил их в рот вдогонку за уже проглоченным куском свежей булочки.

— Простуда? — скептично хмыкнул маркиз и скосил взгляд серых глаз на свою шпагу, которая висела в ножнах на дверном крюке.

— Ну! Или вроде того, — уклончиво ответил на этот намёк Леон, напустив на себя страшно таинственный вид.

— Ага! Так и что же? Его светлость решил развеять эту самую хандру, благополучно переплыв Ла-Манш? Неужели всё обошлось настолько скверно? — приглушённым голосом спросил д’Эффиа.

— Ну, скажем так, ему, да и мне тоже, было рекомендовано не показываться при английском дворе какое-то время. И вообще не появляться на публике.

— Надо же! — протянул д’Эффиа, впечатлённый услышанным, — я от кого угодно мог ожидать таких подвигов. Но де Руже… И что же? — он сделал большой глоток из своей кружки и поморщился.

Привычка Данжюса разбавлять вино на три четверти водой была ему не по нраву, а посему маркиз взял бутылку и налил себе неразбавленного вина.

— А вторая сторона — противник, стало быть, — д’Эффиа провёл ребром ладони под горлом, — не выжил?

— Да нет. Вроде бы нет, — уклончиво ответил Данжюс, но на д’Эффиа всё услышанное и уже сделанные им скоропалительные выводы произвели такое сильное впечатление, что ответ, каким бы он ни был, не смог бы переубедить его.

— Значит, о том, что вы здесь, пока никто не знает?

— Вот именно! — Данжюс с готовностью согласился с этим выводом, рассудив, что на некоторое время репутация герцога не пострадает от излишней удали, якобы выказанной им в Лондоне.

— Я нем как могила! — хлопнув ладонью по столу, пообещал маркиз и жадно впился зубами в румяную булочку, из которой тут же потекла золотистая струйка топлёного масла.

— Ну, в том, что я здесь, и нет никакой тайны, — сказал Леон, густо намазывая маслом очередную булочку, — я и так должен был приехать заранее, чтобы разослать письма, заказать нам комнаты. Не здесь, а в особняке или хотя бы в гостинице получше, чем эта дыра. Послать в Париж нарочного за гардеробом…

— Комнаты? Особняк? — д’Эффиа тихо смеялся, тряся головой. — Мой дорогой Леон! А как вы думаете, отчего я прозябаю в этом сарае для крыс?

— Ну… Не знаю, — признался Леон, и в самом деле не понимая причин, отчего приближенному герцога Орлеанского и одному из офицеров почётного эскорта принцессы Генриетты вздумалось остановиться в третьесортном трактире, всё удобство которого составляло лишь близкое расположение у пристани?

— А вот то-то и оно, что нынче вы не найдёте свободных комнат нигде в этом городе! За исключением только тех комнат, которые уже зарезервированы для англичан из свиты принцессы и королевы Генриетты-Марии. А особняки… о боги! Это анекдот!

— Да что вы говорите! — расстроено глядя на друга, Леон перестал жевать. Он почувствовал, как сухой ком застрял в горле, и поспешно отхлебнул вина, осушив при этом целую кружку.

— Ага! Маркизу де Варду удалось экспроприировать целую корчму прямо в порту. Он сказал, что это для его гвардейцев. Но им пришлось расселиться по трое и даже по четверо в комнате. Маникан с де Бевроном поселились там же. Мне, де Шатийону и господам из канцелярии повезло больше — мы нашли комнаты здесь. И это ещё не так скверно! Большая часть придворных из почётного кортежа принцессы в итоге расселились на окраинах. А некоторым и вовсе пришлось уехать в Амьен. Здесь, в Кале, теперь и яблоку некуда упасть из-за понаехавших провинциалов. Их тут со всей Франции собралось больше, чем это было в день коронации в Реймсе. Вы же помните, какое столпотворение было тогда?

— Помню. Ещё бы! — озадаченно потёр затылок Данжюс.

— Ну вот! То-то же! — назидательно поддакнул маркиз. — А что вы сказали о гардеробе? Уж не вздумали ли вы послать за ним в Париж?

— Ну да. Время ещё есть, — неопределённо кивнул Данжюс.

— Забудьте! Наёмные кареты сейчас едут только сюда, а не обратно. Добраться в Париж невозможно. Ну, почти что, если вы не военный курьер. А заказать костюмы проще здесь, в Кале.

— Здесь? — Данжюс сделал вид, что слышал это впервые, — да кто же будет шить придворные костюмы в этой глухомани? Даже если здесь и находится порт, я сомневаюсь, что во всём Кале найдётся хоть сколько-нибудь приличная ткань. И откуда взять драгоценности и ленты для отделки? Кружева опять же… Всё это можно раздобыть только в Париже. Не иначе!

— А вот вы и ошибаетесь, мой дорогой граф!

Повеселевший от выпитого вина и съеденного им завтрака, д’Эффиа принялся насвистывать песенку и с помощью кинжала заточил зубочистку из деревянной палочки, запас которых всегда носил в серебряной коробочке, пристёгнутой к поясу.

— Все парижские портные съехались сюда ещё неделю назад, — пояснил он, — сразу, как только Париж облетел слух о готовящейся свадьбе. Вслед за ними приехали и галантерейщики. Они под свои лавки заняли половину всех сдаваемых внаём домов. Весь Кале!

— Да вы что говорите! — вполне искренне удивился Данжюс.

— Ну да! Прибытие невесты герцога Орлеанского — это ж целое событие! Провинциалы, не будь дураками, тоже хотят блеснуть на приёмах и балах, которые будут устраиваться в честь церемонии передачи невесты. Сейчас Кале — это центр моды, мой дорогой! И не только Франции. Я тут видел и англичан, и парочку испанцев. Даже немцы пожаловали. Да и голландцев я видел на днях. И это, несмотря на близящуюся войну.

— И голландцы? — это особенно зацепило внимание Данжюса, чей слух после лондонских приключений был чутким к любому упоминанию о выходцах из Соединённых провинций.

— А что с ними не так? — заподозрив неладное, тут же спросил д’Эффиа, — это ведь не с кем-то из голландцев повздорил генерал?

— Почти, — глухо произнёс Данжюс и занялся остатками сыра.

— Вот оно что! — по-своему понял его ответ маркиз и замолчал, предоставив другу решать, посвящать ли его в подробности дела.

В дверь снова постучали, и д’Эффиа, забыв о таинственном голландце, резво выскочил из-за стола, чтобы открыть.

На этот раз камердинер привёл с собой четверых слуг. Двое из них приволокли кадку для купания, а ещё двое тащили ведра с горячей водой, от которой поднимался густой пар.

— Ну что ж, я приму ванную и начну утро как полагается! — объявил д’Эффиа. — Вы останетесь или займётесь решением ваших дел, дружище?

— Я, пожалуй, встречусь ещё кое с кем, — уклонился от прямого ответа Леон, на что маркиз понимающе усмехнулся и протянул на прощание руку:

— Если вам понадобится обновить свой гардероб, вы можете воспользоваться услугами мэтра Савари, — с особенным намёком посоветовал он и как ни в чём не бывало, не дожидаясь ухода друга, принялся снимать с себя нижнее бельё, прежде чем залезть в кадку с водой.

— Да, но посылать гонца в Париж — это так долго, — Леон сделал вид, будто бы не понял его, и остановился на пороге.

— Он здесь. Приехал в числе первых и занял целый особняк. На Каштановой улице — это недалеко отсюда. Такой импозантный домина в три этажа. Он оккупировал особняк под мастерскую, а всех подмастерьев расселил в этой гостинице. Вы легко отыщете его особняк: на окнах голубые ставни, и там ещё такое высокое крыльцо с колоннами. Этот дом невозможно спутать ни с каким другим во всём городе! А если у вас есть кредит у мэтра Гатто, то не мешкая посылайте за галантереей к нему.

— О, вы меня очень выручили, маркиз! Я ваш должник! — радуясь хорошим новостям, Данжюс захотел даже обнять друга и кинулся к нему, но маркиз деликатно отстранился.

— Что вы! Это пустяки. Но если захотите оказать любезность, то не оставляйте меня одного. Тут же скука смертная, Леон! Вы видели, какую птицу я привёл вчера вечером из голубятни, что находится внизу? И это за неимением достойных развлечений!

— Всё понял! — рассмеялся Данжюс. — Я вернусь спасать вас от скуки, как только разрешу кое-какие вопросы. Мне необходимо послать письмо к моему поверенному.

— За кредитом? — глаза д’Эффиа блеснули, — я был бы тоже не прочь поправить мои денежные дела. Я из-за скуки успел изрядно поиздержаться за игрой в карты.

— Вам просто не везёт, старина, — серьёзно пожурил его Леон. — Обещайте мне, что больше не сядете за карточный стол без меня. Мы поправим ваши дела. А сейчас я отправляюсь решать вопросы обновления гардероба и пополнения кредита!