Шкатулка королевы

Робин Каэри

Наследие прошлых лет, архив переписки королевы Марии Медичи угрожает благоденствию нескольких королевских домов Европы. Отыскать шкатулки с этим архивом прежде, чем их вскроют враги – миссия, доставшаяся двум братьям как долг чести и любви.Продолжение романа «Перстень принцессы». Март 1661. Франция, Кале.

Глава 12. На борту флагманского корабля

Март 1661г. Ла-Манш

Хмурое лицо герцога Бэкингема не удивило бы никого из тех, кто хорошо знал его характер. К тому же застигнутый в сильный шторм корабль представлял собой изощрённое орудие пытки для любого, кто оказался в море. Даже бывалые моряки предпочли отсиживаться в трюме, если не требовалось их присутствие на палубе. Однако от чрезмерно пристального внимания лорда Гамильтона не ускользнуло ни то, что, в отличие от остальных пассажиров, Джордж Вильерс предпочёл оставаться на палубе; ни то, что герцог выбрал наиболее уединённое место в носовой части корабля, невзирая на то, что корабельная качка была наиболее ощутимой именно там. Погружённый в глубокое раздумье, он стоял, крепко ухватившись за канат, прибитый к перилам бортов, и, судя по здоровому румянцу на щеках и азартному блеску глаз, Бэкингем вовсе не страдал от морской болезни.

— И всё-таки, что же так тревожит вас, дружище? — прокричал сквозь свистящий ветер Гамильтон, пытаясь покрепче ухватиться за жёсткие и мокрые от воды канаты, чтобы подтянуться с их помощью поближе к герцогу.

Тот одарил его хмурым взглядом, явно недовольный тем, что его застали не в лучшем расположении духа. Убедившись, что Гамильтон был один, Бэкингем коротко выдохнул и похлопал по скользким от воды перегородкам бортов. Хлёсткий звук шлепка по мокрому дереву отозвался громким всплеском разлетевшихся во все стороны брызг от вспенившейся волны, которая мощным ударом обрушилась на корабль.

— Вы виделись с ней? — не спеша отвечать и давать личные объяснения, Бэкингем сам задал вопрос и кивнул в сторону высокой надстройки на корме, где располагалась адмиральская каюта, а также комнаты поменьше, которые на время перехода через Ла-Манш были предоставлены в распоряжение королевы Генриетты-Марии, принцессы и дам их свиты.

— С кем?

Гамильтон прекрасно понимал, что вопрос касался, скорее, дочери, нежели матери, но всё же позволил себе допустить эту маленькую заминку из желания вызвать Бэкингема на откровенность.

— Её высочество, конечно же, — буркнул тот. — Кого же ещё!?

— Ах да! Конечно же. И могу доложить вам, что её высочество прекрасно проводит время. Замечу, она из тех, кто не поддаётся морской болезни. Не чета многим дамам, да и не только!

Не желая прослыть сплетником, молодой Гамильтон никогда не позволял себе открыто насмехаться над слабостями других, но всё-таки не удержался от мелкой колкости в адрес французского посланника. Герцог де Креки, как и многие господа из его свиты, вынужденно проводил всё морское путешествие в своей каюте, не показываясь на глаза никому, кроме своего камердинера и графа де Вильнёва.

— Тут всё просто, — ответил на этот скрытый выпад Бэкингем, не дожидаясь более прямых и даже оскорбительных намёков в их беседе. — Одни рождены для того чтобы бороздить моря, а другие — нет. Англичане сделались владыками морей не просто так, сидя на берегу. Хотя и среди нас есть те, кто желают поскорее ступить на твёрдую землю.

— Но вы ведь не об этом задумались, друг мой? — в голосе Гамильтона были слышны проникновенные нотки дружеского участия, и менее искушённый в придворных интригах человек принял бы это за искреннюю обеспокоенность. Однако на лице Бэкингема лишь на мгновение мелькнуло облачко недовольства, которое могло возникнуть из-за внезапного порыва холодного северо-западного ветра.

— Согласитесь, дорогой герцог, это совсем не честно, что нам приходится коротать время за пустыми разговорами, тогда как господа французы наслаждаются обществом хорошеньких дам из свиты её величества, в том числе и нашей принцессы.

— Что же тут нечестного? — в спокойном взгляде Бэкингема не сверкнула ни одна искорка, как будто бестактный вопрос вовсе и не задел его.

Скрытые в глубине души переживания тут же отозвались острой болью, но Джордж только пожал плечами и отвернулся. Он устремил взгляд к горизонту, сделав вид, что высматривает, не покажутся ли огни французского берега из плотной туманной мглы, сквозь которую яростно лил дождь.

— На мой взгляд, — не сдавался Гамильтон, — её высочество в предоставленное ей свободное время могла бы отдать должное куда более важным вещам.

— Вот как? — Бэкингем обернулся к нему с усмешкой во взгляде. — Ещё скажите, что принцессе следует проводить время за чтением псалмов! Или в молитвах. Бог ты мой, милорд! Вы это серьёзно? Девушка готовится к переменам в своей жизни — это так. Но она не обязана делать это по монастырским канонам! Уж коли на то пошло, то ей самое время веселиться от души и предаться удовольствиям, какие только могут быть доступны для неё. И насколько позволяет этот проклятый шторм.

— Но она не пригласила ни вас, ни меня, — с нажимом произнёс Гамильтон, открыто намекая на слух о недавней размолвке между принцессой и герцогом.

— Я сам отказался от приглашения, — ответил на это Бэкингем и вновь с силой ударил ладонью по мокрой перекладине. — Чёрт возьми, Гамильтон! Что вы хотите сказать мне?

— Только то, что это странно! Джордж, друг мой, мне кажется, что с вами несправедливо обходятся! — с хорошо разыгранным участием в голосе воскликнул тот. — Но отчего же вы отказались? Нет-нет, так не пойдёт! Вы представляете его величество, вы…

— Разве не герцог Норфолк является представителем короля и назначен на роль посажённого отца невесты? — жёстко напомнил Бэкингем. — И к тому же это Норфолк в данный момент командует английской эскадрой, а не я. Потрудитесь вспомнить, что мы с вами всего лишь гости на этом корабле, Гамильтон!

— Я-то — да, но не вы, друг мой! Вы же представляете короля и герцога Йоркского, брата её высочества! — не унимался Гамильтон, намеренно подталкивая Бэкингема взглянуть на происходящее с самой невыгодной для него стороны.

— Нет. Ни вы, ни я, ни кто-либо ещё! — отрезал Бэкингем, про себя помня предупреждение, которое дал ему Карл на прощание о том, что придётся взять на себя тяжёлый груз ответственности как старшего брата и опекуна Генриетты, но при этом не имея официального статуса и никаких обозначенных протоколом полномочий.

— И всё-таки в глубине души мы с вами понимаем друг друга, — вздохнул Гамильтон, предпринимая обходной маневр в виде смиренного согласия с обстоятельствами, превосходящими их силы и возможности.

— Да, — коротко обронил в ответ герцог.

Короткий ответ прозвучал, скорее, как вопрос, чем утверждение. Но что с того? Ведь Бэкингем твёрдо решил не поддаваться на хитрые уловки и провокации Гамильтона. Хоть он и не видел смысла и мотивов, которые скрывались за этими неуклюжими попытками вызвать его на откровенный разговор, однако же Джордж явно ощущал изрядную долю недосказанности в каждом вопросе. Гамильтон словно пытался спровоцировать его раскрыть свои чувства и высказать вслух подсказанные им же самим мысли. Вот только зачем ему это понадобилось?

— Ну да, так и есть, — ещё раз вздохнул Гамильтон и обернулся, чтобы посмотреть на капитанский мостик, куда поднимались герцог Норфолк и его помощник капитан Лоример.

— Скажите, милорд, а вы знали, что герцог де Руже покинул Лондон задолго до нас? — спросил вдруг Бэкингем и впервые за всё это время обратил прямой взгляд в лицо собеседника.

— Да. Я знал. Это была идея короля, насколько мне известно.

— Вы хотите сказать, что Карл вдруг ни с того ни с сего решил отослать от двора кого-то, кто всё время нравился ему? Человека, которому, он даже предложил роль жениха по доверенности?

Какое-то время оба смотрели друг на друга то поднимаясь, то опускаясь, как на детских качелях, по мере того, как корабль то взмывал вверх на огромных волнах, то стремительно падал в пучину, перевалив через очередной вал.

— Не совсем, — чуть дрогнув, брови Гамильтона взметнулись над переносицей, и на его лице воцарилось наивное выражение, которое можно было расценить как полное неведение, — король предложил герцогу де Руже отправиться во Францию первым, перед самым отъездом кортежа принцессы. Полагаю, что это могло быть вызвано неотложной необходимостью проследить за приготовлениями к приёму. Разве нет?

— Там и так предостаточно глаз с тем, чтобы проследить на случай пропажи пуговиц или лент, — проговорил Бэкингем и взмахом руки поприветствовал появившегося на палубе лорда Суррея.

— Милорды! — покачиваясь на ходу, он приподнял над головой шляпу, и резкий порыв шквального ветра едва не вырвал её из руки. — Приветствую вас!

Оправившись от морской болезни, Суррей впервые за всё время путешествия оставил свою каюту. Он решил прогуляться в надежде, что свежий воздух поможет окончательно избавиться от мутившей сознание головной боли, неотступно преследовавшей его в течение последних недель.

— Тут довольно ветрено, как я посмотрю! Ба! И оживлённо, к тому же! — Суррей говорил громко, стараясь перекричать ветер и скрыть тошноту, которая подступала к горлу всякий раз, когда бьющая о борт корабля волна вызывала сильную качку.

— Да. По мере того, как море успокаивается, всем захотелось выйти на короткий променад, — охотно подхватил эту мысль Гамильтон и кивнул в сторону капитанского мостика. — Что слышно о времени нашего прибытия в Кале?

— А мне-то почём знать? Спросите у Норфолка! Он командует флотилией, так что все вопросы к нему! — пожав плечами, ответил Суррей и, держась за канат, проскользил по мокрой палубе в сторону Бэкингема.

Сделав вид, что как раз намеревается подняться на мостик к адмиралу, Гамильтон пригнулся под напором встречного ветра и, пошатываясь, направился в сторону кормы.

— Он что-то разнюхивает, — произнёс Суррей, бросив ему вслед тяжёлый взгляд исподлобья. — Я за милю могу распознать этот проникновенный тон грошовой любезности.

— Да, так и есть, — подтвердил Бэкингем и наклонился вперёд, вглядываясь в белые гребни вспенивающихся волн.

— Надеюсь, ему не придёт в голову приставать к кому-нибудь с расспросами за ужином. В присутствии королевы и герцога де Креки кто-нибудь из дам могут не сдержаться и подхватить эту тему. Знаете, как это бывает… женщины! Они страх как болтливы!

— Отчего же, пусть его спрашивает, — герцог провёл ладонью по мокрым поручням. — Главное, чтобы мы не попались на крючок. Не знаю, что его интересует больше: немилость де Руже или то, что скрывается за этим?

— А вы не поняли? — Суррей смотрел в лицо Бэкингема, но тот не поворачиваясь к нему, продолжал вглядываться вниз.

— Нет. Мне вообще было не до того, — начиная раздражаться, Джордж ответил целой серией встречных вопросов:

— И вообще, кому какое дело до того, когда уехал де Руже и зачем?

— О, не скажите! — ледяной тон Суррея остудил эту вспышку. — Это само по себе неважно. Но ведь интрига и состоит в том, что де Руже исчез сразу же после инцидента с полуночной прогулкой. Поговаривали даже, что между вами произошла ссора. Будто бы дело едва не дошло до дуэли или что-то тому подобное.

— Да. Подобные слухи дошли и до меня, — хмыкнул Бэкингем, — только главную роль в этой комедии приписывают вовсе не мне, а де Коссе-Бриссаку, племяннику де Креки. Но что с того?

— Для вас — ничего, друг мой. А вот для кое-кого ещё, — Суррей понизил голос и быстро обернулся, прежде чем заговорить, и продолжал шёпотом, несмотря на громко свистящий ветер:

— Это важно для её высочества. И весьма. Ведь в разговорах упоминают и её имя. И даже чаще вашего или де Руже.

— И что же? Гамильтон из тех, кто склонен верить, будто бы…

Вскипев от одного лишь намёка на положение, в каком могла оказаться Генриетта, Джордж оторвался от созерцания волн и выпрямился во весь рост. В тот же момент нос корабля поднялся на гребне очередного вала, и герцог оказался едва ли не на целую голову выше своего собеседника.

— Тише! — призвал его к спокойствию Суррей и едва заметным жестом указал в сторону лестницы, ведущей на капитанский мостик, по которой торопливо спускался Гамильтон.

— Хорошо, хорошо! Только не нужно всех этих намёков! — взял себя в руки Бэкингем, прекрасно понимая, что на кону оказалась репутация и даже самоё будущее Генриетты.

— Не поведитесь на его провокации, друг мой, — посоветовал Суррей. — Сам по себе Гамильтон безобиден, как шмель. Но вот к кому он относит добытые сведения и сплетни? То-то и оно! Вот я и остерегаюсь подобных ему доброхотов. И вам советую.

— Знаю, — неохотно улыбаясь возвращающемуся к ним лорду, ответил Бэкингем, — я тоже остерегаюсь таких, как он. Не нравятся мне доброхоты. Поначалу мне казалось, что де Руже тоже из их числа. Но нет. Он не таков. Прямолинеен, как закалённый клинок. С ним мне всегда было ясно, чего от него ожидать. И я не замечал за ним ни малейшего подвоха. А ведь он француз как-никак!

— О, вы говорите о нашем славном генерале? — дружелюбие и живой интерес к их беседе сквозили в улыбке Гамильтона. — Да! Он не чета всем французам. Впрочем, у них это семейное. Вы ведь знакомы с младшим братом де Руже? Я говорю о маркизе дю Плесси-Бельере. Он — славный малый!

— Ага! — поспешили согласиться с этой оценкой оба друга и, мельком переглянувшись друг с другом, рассмеялись в голос.

— Кстати, со слов помощника капитана, мы прибудем в Кале через считанные часы. Но, конечно же, спуск шлюпок для высадки в город начнётся не раньше утра. В десять часов или позднее. Это зависит от силы ветра и высоты волн в гавани.

— Что ж, тем лучше, — проговорил Суррей, а Бэкингем кивнул в ответ и с усмешкой в голосе проговорил:

— Тем больше времени останется у почтенного магистрата и горожан Кале для последних приготовлений к самой помпезной встрече англичан за всю историю их славного города.

— Я нисколько в том не сомневаюсь! Парад нарядов, роскошь и баснословные траты на уличные украшения — нас ждёт настоящее представление, милорды, — пообещал Суррей, во многом полагаясь на полученные ещё до отплытия из Дувра слухи о масштабах приготовлений французов к торжественной встрече принцессы в Кале.