Волонтеры в Средневековье

Риина Юлман (2024)

Мечтать надо аккуратно. Конкретно и обдуманно. Потому что вас слышат. Всегда. Если было бы можно сделать мир совершеннее, людей добрее, прогресс прогрессивнее … Победить все болезни, увеличить урожайность! Накормить голодных и вырваться в будущем наконец- то на оперативные просторы космоса! Да чтобы работать добровольно, просто по велению сердца и души, да с дружной командой! И совершенно бескорыстно, ну разве только стать богаче всех, для дальнейшего развития. Мечтали? Нате вам, кушайте, на здоровье! Раз целой компанией умудрились вляпаться в Средневековье, после войны и накануне Чумы…Что делать то остается? Правильно! Арбайтен!

Глава четвертая.

Ну, вот что, что мне приспичило туда идти, словно на верёвке меня тянут. Ладно, будем считать — это бесплатная персональная экскурсия, сам мэр в экскурсоводы напросился.

А мужчина хоть куда! Как давно передо мной открывали дверцу автомобиля, галантно подавали руку, к месту говорили комплименты. Кавалер мой староват, материально заинтересован, но ведь приятно! Воистину, ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость. Под россыпь любезностей я была посажена, довезена, высажена и доведена к повороту дороги, она вывела нас к тыльной части домовладения.

Господин мэр открыл большим ключом какой-то уж совсем проржавленный навесной замок, я даже боялась, что он рассыплется в процессе, но обошлось. Кованая высокая калитка с душераздирающим скрипом отворилась. Дорожка, мощённая камнем, отличалось от остальной территории тем, что не так сильно заросла сорняками. По обе стороны от неё простирались сухие джунгли из бурьяна толщиной с мою ногу. Она привела нас к довольно симпатичному, очень большому и прочному на вид флигелю. Второй ключ из связки был от внутреннего замка когда — то покрашенной двери, которую от сырости заклинило, да ещё и слегка перекосило на петлях. Пришлось применить крайние методы насилия над дверью, и она отворилась…

Мы озирали этот праздник торжествующей пыли, паутины и затхлости. Мэру было неловко, что не очень за муниципальным имуществом следят. Я молча думала, что у нас, в России, бесхозное столько лет имущество уже бы по кирпичику разнесли. Тут даже мебель в чехлах стояла и нечто засохшее, колючее в кадке в углу. Прошлись по помещениям: квадратный холл имел справа и слева по три прикрытых двери, а прямо в противоположной от входной двери стене холла была большая открытая арка.

За ней справа обнаружилась кухня с дровяной печью интересной конструкции, доисторической эмалированной раковиной с латунным краном. Ниши в стене завешены полуистлевшими тряпочками, здесь же располагался длинный узкий рабочий стол вдоль стены, и валялась куча дырявых корзин. Напротив кухни, слева, в этом наполовину отгороженном аркой помещении, стоял очень массивный прямоугольный стол цвета красного дерева, на пузатых ножках. Венские стулья, в количестве восьми штук, которые были на него подняты. Широкий посудный шкаф, с длинными открытыми полками, завешен тканью. Высокий, выше обычного комод с зеркалом над ним довершали обстановку столовой.

Комната, примыкающая к стенке кухни, ожидаемо оказалась санузлом с таким же допотопным, как на кухне оборудованием. Полный комплект: чугунная ванна, эмалированная оббитая раковина, ватерклозет с системой «пожми руку другу» и тазы, тазики, корыто оцинкованное, стиральная доска в комплекте. Совмещённый, но зато достаточно просторный с коричневой плиткой на полу и крашеными желтыми панелями.

Дверь рядом вела в жилую комнату, которая, судя по обстановке, выполняла роль кабинета. Двухтумбовый письменный стол одним торцом у окна. Красивая старинная бронзовая настольная лампа. Три высоких, до потолка, книжных шкафа, забитых плотно книгами. Конторка с деревянным письменным прибором. Большое потертое кожаное кресло, такой же диван. Выцветшая карта Германии сорокового года издания на стене.

За следующей дверью спальня, протертый ковёр на полу, резная этажерка с тумбой внизу, узкая кровать, спинки из узорного кованого железа. Однако! Напротив располагалась такие же две жилые комнаты — спальни, более просторные, и кладовая, деревянные стеллажи вдоль обоих стен, коробки, корзины, банки.

В холле, недалеко от входной двери, справа, располагалась достаточно пологая деревянная лестница, с широкими ступенями, перилами, площадкой; вела она вверх и вниз. Наверх мы поднимались с опаской, вдруг она сильно обветшала, и ступенька проломится. Чердак оказался мансардного типа с очень маленькими оконцами, но не в крыше, а наверху в стене. Массивные тёмные балки перекрещивались сложным узором, пространство под крышей обшито досками, стены оштукатурены известью по камню.

Весь чердак был захламлён старьем: рваные матрасы живописно сочетались с дырявыми корзинами, не менее дырявыми мешками, истлевшими узлами с рухлядью, пустыми бутылками, сломанной мебелью. Торцевая стена была с низкой дверцей. Приличных размеров комната за ней была соразмерна с кухней и столовой вместе взятыми, она располагалась прямо над ней, о чем свидетельствовала кирпичная кладка уходящей на крышу трубы и небольшой встроенный в ней камин. Комната неожиданно без мебели, без хлама, с одним большущим сундуком напротив камина.

Когда мы поднимались, господин Брункс шел вторым, теперь же при спуске в подвал он шел первым, я была тронута таким соблюдением этикета, он оберегал меня. Лестница в подвал сохранилась хуже, некоторые ступени подгнили, причиной тому была сырость. Под самым потолком подвала немного выше уровня земли были продушины, из них шёл свет и воздух, но они мало помогали. На каменном полу были небольшие лужи. По центру шла узкая дренажная земляная канава с метр глубиной, уходящая за стену дома. На дне её была вода. Мне стало понятно — в половодье подвал иногда затоплялся. Потолком здесь служили полы первого этажа, положенные на лаги, стены в подвале были не кирпичные, а грубой каменной кладки, обмазаны толстым слоем глины с известью, впрочем, практически везде обвалившейся.

В углу стояли поставленные друг на друга рассохшиеся бочки разного размера, длинные деревянные ящики и опять эти вездесущие корзины. Стеллаж был возле одной стены, его загромождали пустые стеклянные банки, стеклянные же крышки прижаты металлическим зажимом. Все это великолепие покрывал толстый слой пыли, грязи, местами плесени. Забыла сказать, при входе был выключатель с поворотом, над входом лампочка, я покрутила выключатель, он остался у меня в руке.

Поднялись наверх и вышли на свежий воздух. Беглый осмотр занял менее часа, мы не устали. Решили продолжить и пошли по внутреннему двору к основному дому, точнее мини-замку. Сквозь бурьян просвечивали высокие каменные стены забора. Господин Брункс любезно пояснил — это не забор, а задние глухие стены хозяйственных построек: хлева, амбара, овчарни, конюшни, птичника. Выход из них для животных не через двор, а сразу на пастбище. Так удобнее, чище, нет запахов.

К дому неотделимой частью идет участок площадью без малого два гектара.

Моя любимица всегда мечтала обзавестись собственным болотцем, сейчас она закатила свои пучеглазки, и твердо решила придушить меня влажными лапками, если я ей его не куплю.

Голос разума, он у меня мозгоклюйка тот ещё, тихо пискнул и угас. Приходилось держать контроль за троих. Я обзавелась питомцами на четвертом курсе универа, выполняя задание профессора психологии Гесиода Абдуловича. Выявить одну из ярких черт своего характера, извлекать из неё максимальную пользу. Нужно было научиться смотреть на себя со стороны, что должно было помочь развитию многосторонней личности и самокритичности. А также привлечь скрытые резервы мозга. Я не захотела расставаться со своими помощниками. Привыкла. Очень удобно. Места всем хватит, работы тоже.

Тем временем мы подошли к черному ходу основного большого дома, в ход пошёл третий ключ из связки, совсем уже древний, большой и замысловатый. Закруглённая наверху тёмная дубовая дверь поддалась сразу, мне даже показалось, её толкнули изнутри. Мы вошли и попали в подлестничное пространство обвалившейся лестницы, обошли его, остановились в приёмном зале, либо большом холле, располагавшемся прямо по центру основного строения. Всё увиденное уложилось в одно слово — разруха.

Если снаружи этот мини — замок производил впечатление стареющего, но еще бодрого и опрятного человека, за счет прочных массивных стен, внешне издалека вроде целой крыши, то изнутри было видно — он тяжело болен и доживает последнее столетие. Проломленные межкомнатные стены, рухнувшие перекрытия, дырявая местами крыша и частично сгнившие балки, потёки на стенах с плесенью, кучи дотлевающей древесины, бывшие некогда мебелью. Остатки гобеленов лохмотьями падали со стен. Все окна, кроме башенных, выходили во внутренний двор. Деревянные рамы источены древоточцем до состояния губки, по кладке кирпича видно — меняли форму оконных проёмов, увеличивая их. Это не пошло на пользу внешнему виду и прочности конструкций. Именно в этих местах выпали многие кирпичи. А ведь старая кладка стен была метр с лишком примерно. Вот зачем надо было ковыряться? Изнутри было по планировке видно, как постепенно пристраивался, прирастал когда — то дом.

Мне было жалко его как родного очень старого человека, прадедушку например. Понимаешь, что он скоро уйдет, так эгоистично любишь и не хочешь отпускать. Было грустно, не ожидала, что мне придется встретиться с домом, к которому потянулась всем сердцем и тут же расстаться.

— Герр Брункс, Вы знаете, давно он пустует?

— Лет двести Линда, еще при дедушке моего дедушки тут никто не жил.

–Что ж Вы говорили не развалины, развалины и есть.

–Стены прочные, кирпич можно доложить, оштукатурить, крыша черепичная, поэтому так долго выдержала, её можно перебрать. Черепицу до сих пор производят.

— И так далее, и так далее… Нет у меня таких средств и никогда не будет.

— Может, спустимся в подвалы, посмотрим, говорят они старше всего дома, я еще мальчиком там с братом бывал.

— Хотите детство вспомнить? Простите, нет желания, страшновато, вдруг, что на голову упадет или ступени рухнут.

— Может всё — таки документы посмотрите?

— Можно и посмотреть, если вас не затруднит, ведь это исторические документы? Интересно.