Волонтеры в Средневековье

Риина Юлман (2024)

Мечтать надо аккуратно. Конкретно и обдуманно. Потому что вас слышат. Всегда. Если было бы можно сделать мир совершеннее, людей добрее, прогресс прогрессивнее … Победить все болезни, увеличить урожайность! Накормить голодных и вырваться в будущем наконец- то на оперативные просторы космоса! Да чтобы работать добровольно, просто по велению сердца и души, да с дружной командой! И совершенно бескорыстно, ну разве только стать богаче всех, для дальнейшего развития. Мечтали? Нате вам, кушайте, на здоровье! Раз целой компанией умудрились вляпаться в Средневековье, после войны и накануне Чумы…Что делать то остается? Правильно! Арбайтен!

Глава вторая.

Традиционно, в этом времени, так же как и в правильные другие времена, в доме главенствует старшая в роду женщина. В её управлении находится экономка, многочисленные слуги, приходящие работники. Она определяет количество необходимых для нормальной жизни поместья разных припасов, продуктов. Следит за порядком в доме, здоровьем семьи и слуг. При необходимости замещает хозяина замка. Милует и наказует. Принимает гостей. Все эти обязанности навалились на Эмму. Ей повезло, что в прошлой жизни у неё был опыт, также в приюте немецких девочек в обязательном порядке учили вести хозяйство, но масштаб изменился. Сейчас она не одна, главное — разумное управление, делегировать полномочия, подчиненных прежде у неё не было.

С контролем прекрасно справлялась вездесущая Августа. Она умело, как строгая бабушка с внуками управлялась с тремя мальчишками, не гнушаясь за ослушание дать подзатыльник. Подступала к Эмме с вопросом о горничных и кухарке.

— Мы не будем пока жить в большом доме, поэтому уборку там ежедневно делать не надо.

— Это ладно. А как же госпожам без личной горничной? Причёски делать, одеваться, горшки вон по утрам сами выносите, не по чину такое — артачилась экономка.

Готовите себе сами, нешто госпожи должны черной работой себе ручки утруждать? В её голосе было столько возмущения, словно это она знатная дама и её заставляют работать.

— Вот узнают деревенские, уважать перестанут.

— Досточтимая Августа! В голосе Эммы появились скорбные нотки.

— Мы не в том положении, чтобы нанимать сейчас весь штат прислуги. Хозяйство в упадке. Мой покойный супруг, дорогой Харальд, упокой Господи его душу, был человеком веселым, добрым, щедрым и беспечным. Он даже сына не удосужился ввести в хозяйственные дела, в которых сам впрочем, смыслил мало. Чтобы выплатить налог графству в этом году, нам придётся экономить на всём. Предстоит свадьба, огромные расходы.

Сын решил хозяйствовать как сват в своём поместье, в Генуе. Не обдирать до нитки крестьян, дать им возможность стать зажиточнее, с этого у баронства больше выгоды будет. Но это в будущем, пока нужно приспособиться. Мы в дороге научились обслуживать себя сами, помогать друг другу одеться, причесаться. Госпожа Идалия не аристократка, она научена и умеет хорошо готовить, вести хозяйство своими руками.

— Она подлинное сокровище для семьи! Комплимент Августы прозвучал двусмысленно, она быстренько поправилась:

— Уж такая красавица, глаз не отвести! Добра и набожна, ребят вот вкусненьким подкармливает. Нрав весёлый, всё песни поёт на своём языке. Когда свадьба будет? Девица незамужняя, в самой поре, под одной крышей с женихом…Как бы чего не вышло допрежь времени.

— Нам родители её доверили, брата Микаэля в сопровождение и присмотр дали.

— Так господин лекарь брат ей? Ну да, да, похожи то как, чернявенькие, известное дело — латиняне.

— Свадьба после уплаты налога графу, не раньше. И ещё, позови в дом невесту Руди, как её там?

— Верена, госпожа.

— Пусть придёт, поможет в доме Иде по хозяйству. Посмотреть хочу на неё.

— Как прикажете госпожа. Руди сам к вам просился.

— Зови.

Руди явился незамедлительно, испросил позволения из оброчного овса взять несколько мешков для коней.

— Исхудали лошадки госпожа, с весны только на траве да на сене, кони рыцарские, не крестьянские им овёс надобен.

— Руди, ты хорошо лошадей знаешь? Уход, корма, сколько им чего надо?

— С измальства я при конюшне госпожа, сами знаете, даже жеребят принимал, а как конюх старший с семьей ушёл, так я скоро год почитай за него. Больше некому.

— В другой раз, если что им потребно сам берёшь, мне только говоришь, сколько чего взял, для учёта.

— Понял госпожа, стало быть, вы меня старшим конюхом как обещали, назначаете?

— Уже назначила. Только простого конюха у тебя в подчинении пока не будет. Жалованье немного добавлю, лошадей всего шесть. Жеребят отдали в хозяйства.

— Скоро семь будет, Буянка жеребая. Еще у меня в ведении вся сбруя, упряжь, три телеги, санный возок и карета, коляска прогулочная.

— Карета?

— Да, за карету тоже старший конюх отвечает, впрячь, выпрячь, в порядке содержать. Карета у вас богатая, заграничной, тонкой работы, за ней уход особый надобен.

Это за жалованье он так умно торгуется? Похоже на то. Я прислушивалась к диалогу матушки и конюха, потихоньку разглядывала парня. Руди он и есть Руди, рыжий, вихрастый, стрижен под горшок, приветливое, конопатое, немного вытянутое лицо. Светло — зелёные в крапушку умные глаза. С места мне не сойти, если он глуп, каким хочет казаться! Необходимость выживать, приспосабливаться, в обществе, где ты самый бесправный, развивала в крестьянах сметливость, артистизм, наблюдательность.

В папочку с пометкой «Руди» ушла формулировка «умение манипулировать людьми выше по положению, используя лесть, признание, свою полезность». Самое главное: у нас есть карета!

— Где стоит карета, Руди? Так, успокоилась! Без восторгов. Ты в ней полгода якобы ездила.

— В каретнике, госпожа.

Действительно, где же ей быть. Нам вот только не доложили. Я, обернув два раза висящие до пола рукава вокруг локтей, высоко задрав платье, грациозно поскакала за Руди в каретник. Он примыкал к амбару, внутри в рассеянном свете увидела… Боже! Это он??? Он! Мой Опель! Опелёчек, оп-ля-ля!!!! Невозможно его не узнать в этих плавных, несвойственных средневековью обводах, форме слюдяных окон, благородном глубоко черном лаке с серебряными инкрустациями на дверцах. Салон был как у автомобиля ВИП класса: в светлой коже, с лакированными деревянными вставками. Багажник располагался под сиденьями и сзади. Фонари красивой ковки, овальной формы с толстыми свечами внутри располагались внутри и снаружи кареты. Пружинных рессор не было, их заменяли широкие кожаные сыромятные ремни. Ну, хоть что то.

— Руди, сколько лошадей в неё можно запрячь?

— Да хоть шестёрку цугом, только кучер нужен умелый и лошадей надо приучить. А где лошадки, на которых вы вернулись?

— Э-э, Ольденбург проезжали, понравились купцу одному, он на следующий день приехал, купил.

— Хорошие были наверно, лошадки? Эх! Жаль!

Кстати, коляска прогулочная двухколесная неуловимо напоминала новый байк Андреаса, цветом то уж точно. Интересно понял он или нет? Принцип переброски стал ясен: всё, что имелось у нас в том времени в пределах поместья — с нами, лишь трансформировалось в соответствующую этому времени форму и содержание. Для нас эти вещи, книги, одежда, механизмы и прочее — важнейший ресурс для выживания, приспособления и прогрессорства в Средневековтье.

Эмма, я и Андреас заметили не кардинальные для нас, постепенно происходящие небольшие изменения внешности. Могущественный Кто-То пожалел нашу нервную систему, и дал время привыкнуть к изменениям. Да, в психологии он разбирается: резкая смена имени и внешности затрагивает базовые личностные качества, это как потерять себя. Баронесса за одну неделю слегка пополнела, бывшие почти навыкате глаза стали более нормальными, серо — голубыми, щечки приятно округлились; стали гуще, отросли заметно её белокурые волосы. Мне кажется, что дело здесь еще в оздоровлении организма, она перестала утомляться и жаловаться на сердцебиение. Часто смотрела в зеркало, привыкала. Внешность Эммы претерпела самые сильные изменения, ей было нужно вспомнить себя в этом возрасте. Привыкнуть.