VI. Встреча в выгоревшем доме
Вернувшись во тьму двора, вызволенный и вызволитель задумались, с трудом различая каркас с пустыми чернеющими проёмами. Лемуриец причалил к нему и… повернул обратно. Бывший дом бдел, погружённый в сырую листву, торча рваными клочьями в небо, обдавая освободителей старческим духом.
— Она — там? — переспросил Игнатьев.
— Да. Можешь оставаться. А я пошёл. — Дядя Лёша включил фонарь и двинулся к дому.
— Нет уж, я с вами.
Передёрнув плечами, Игнатьев кивком головы поманил лемурийца.
Все трое проникли в брешь. Верный свет фонаря предъявил им обломки лестницы, обугленные междуэтажные балки и закопчённые лохмы стен.
— Побыстрей бы найти, — молвил дядя Лёша и прибавил: — Кто тут мёртвый, но живой?
Вместе они ходили по ситу останков пола, озаряя их фонарём. Лемуриец воссел на междуэтажной балке, задрав романтично голову. Виктор Фомич повторил движение глаз питомца.
— Какое звёздное небо, — мечтательно заметил Игнатьев.
— Да, звёздное. Но давай-ка попозже на него полюбуемся.
Настороже, он наткнулся на уцелевшую часть стены и, шагнув в рану дверного проёма, смутился от чувства, что вторгся в чужое.
— Витя, иди сюда! — Захотелось поддержки того, кто втянул в приключение.
Учитель пробрался в пространство жилья. Лемуриец задрёмывал, не покидая балки.
— Что будем делать? — спросил дядя Лёша. — Не вижу я тени.
— Элементарно. Мы позовём. Где здесь мёртвый, но живой? — просипел Игнатьев.
— Где же ты? — Вызволитель отчаивался, а фонарь его тем временем освещал останки мебели. Неуверенно шаркая и вдыхая гнильцу, освободители подошли к окну.
— Вот она! Смотрите!
— Где?
— Вот, на подоконнике! Капайте!
Вызволитель посветил: на фрагменте сохранившего белёсость подоконника диагностировалась тень, головой заползшая на откос проёма.
— Выйти хочет.
Сторож сверился с часами: двадцать три пятьдесят шесть.
— Ох! — И поспешил достать бутылочку.
От новой тени шло тепло. Возникла женщина, высокая, испуганная и измученная. На вид ей было около пятидесяти.
— Мы от Ирины. Я — Алексей Степанович, а это вот — Виктор.
— А где мой муж?
— Муж? — ужаснулся сторож.
— Видимо, на небесах, — сообразил Игнатьев.
— На небесах? Ах, да, да.
— Елена Дмитриевна, нам надо идти.
— Да, конечно, пойдёмте. Вот только…
— Что?
Вдова неспешно озиралась.
— Вы знаете, постойте, я обязана найти фотографию.
— Да что вы, тут всё сгорело.
— Нет, должна быть. Она где-то в кладовке. Там уцелеть могла.
— Ну и номер. Где кладовка?
— В той стене, напротив.
Дядя Лёша посветил и увидел дверь.
— Посмотрим.
Дверка поддалась свободно, и фонарик вылизал подсобку, но, к тревоге сторожа, кроме сломанных настенных ходиков ничего в чуланчике не значилось.
— Нет ничего, Елена Дмитриевна, пойдёмте.
Дядя Лёша взял её под руку и близился к выходу, нервно следя, чтобы она не упала. Игнатьев, крадущийся сзади, не соглашался:
— Алексей Степанович, мне, почему-то, кажется, что фотография, всё-таки, есть. Давайте ещё посмотрим. Мура нас подстрахует, на балке она.
— А может, правда, ещё посмотрим? — с надеждой в сереньких воспалённых глазах затосковала Елена.
Вернулись. Фонарик с настойчивой напряжённостью прошерстил кладовочное нутро.
— Часы, — пробормотал Игнатьев.
— Что часы?
— Идут.
Сторожа переклинило.
— Это те самые? — вяло выговорил он.
— У нас ангельские, — успокоил учитель. — Наши главней. Местные просто так.
Стрелки карябали циферблат, но шевелились бесперебойно, напоминая ветви, скребущие мерно по дряхлой крыше. Маятник явственно походил на старика, недовольного тем, что его разбудили, и с осознанием собственной важности стряхивающего пыль и дышащего.
— Это ничего.
— Пошли отсюда…
— Нет! — запаниковала вызволенная, юбочный костюм в полоску затрещал на ней. — Мне надо найти фотографию.
От кислоты накативших предчувствий сторожу делалось дурно, по-бабьи. «Стыдно». Он взял кликушу внутри организма в руки и для спокойствия Елены уговорил себя пошарить светом лишних полминуты. «Свет тёмное отталкивает». В углу прорисовалось углубление, вдова с Игнатьевым приблизились.
— Получше посветите, — брякнул Виктор Фомич.
— Сам и свети, — поперхнулся сторож. — Витя? Что с тобой?
Игнатьев стоял, раскрыв рот, волосы его, припавшие ко лбу и вискам, дёргались в такт стрелкам. Елена Дмитриевна позеленела и готовилась упасть. Учитель произнёс:
— В углу… лицо. Там чьё-то лицо. Обернитесь.
Продолжая озарять кладовку, дядя Лёша возвратился в неё взором. И сразу же попятился.
— Лицо?.. — не успел уточнить вызволитель, а из затхлого помещеньица уже выкрючивалась чёрная старуха.
Дядя Лёша с Игнатьевым шарахнулись вбок, Елена Дмитриевна упала в обморок. Старуха перепрыгнула через неё, подлетела к мужчинам и вцепилась в них ветвистыми пальцами.
— Сбежать задумали? Ты, — обратилась она к сторожу, — шваль поганая, Зойку мне заменишь теперь.
Правый глаз её ввинчивался в Игнатьева, левый — в сторожа. Глаза у старухи были вороньими. Нос казался вылитым клювом, а сморщенная коричневая кожа — горелой резиной. Волосы прятал сальный платок, повязанный по-цыгански. Дядя Лёша не дышал.
— Отпустите нас, быстро уйдём, — пролепетал Игнатьев.
Под носом-клювом расползлась улыбка:
— Ты у нас, кажется, для вечной жизни уготован? Отпущу, думаешь? — Она прищурилась, подтащила к резиновому лицу погасшего Фомича и затараторила: — Мне редко кто навсегда достаётся. Все — либо к родственничкам моим, либо в райское, а я, — и старуха заорала, — ПРОСТО ПОРОГ, ЧЕРЕЗ КОТОРЫЙ ШАГАЮТ. ПРИЯТНО, ДУМАЕШЬ?!! НЕТ!!!!!!
Оглушённый Алексей Степанович медленно завёл руку с фонарём ей за голову и треснул по затылку. Смерть чертыхнулась, обхватила голову руками, а недоумершие рванули к выходу. Старуха каркала по пятам, треща остатками пола. За пределами квартиры она нагнала дядю Лёшу и повисла клювом на ухе.
Учителю-математику стало смешно до чёртиков. Войдя в раж, он ударил старуху наотмашь. Та упала, вскочила, схватила сторожа и учителя и шарахнула их друг о друга лбами. Оба потеряли сознание. Брезгливо дотронувшись до ангельских часиков, корявые пальцы сумели сдвинуть колёсико на миллиметр и отскочили — то ли обжегшись, то ли получив разряд электричества.
— Тфу ты, чёрт, две минуты первого, чем бы мне его прибить? — задёргалась Смерть.
Валявшийся на полу фонарь начал сам по себе поворачиваться и выхватил из темноты палку с гвоздями.
— Да! — заорала ворона.
Беспомощный лемуриец, огромными глазами наблюдавший за происходящим с балки, не выдержал и задрал голову к прежнему звёздному небу. И глаза его округлились вовсе. С неба кто-то тянул к испоганенной кровле руку с длинными пальцами, с краешком белого одеяния. Почти коснувшись творения Фомича, рука вошла в дом. Старуха сплюнула и юркнула под половицу. В два счёта подхватив нокаутированных, рука подняла их сквозь рваную крышу. Веки сторожа разомкнулись, и увидел он лик — в полнеба.
— Детский сад, Алексей Степанович.
— А Елена?!
Ангелица смахнула двоих на асфальт, и те из глубин двора видели, как рука поднимает над домом тонкую хрупкую женщину и опускается вниз, во двор, осторожно раскрывая ладонь. Когда ладонь поравнялась с асфальтом, Елена Дмитриевна спустилась с неё, пошатнулась и пошла по направлению к вызволителям. Тут и лемуриец, выглянув из бреши-входа, озверело полетел навстречу обрадованному Игнатьеву.
Ирина склонила голову к дяде Лёше с неземным интересом:
— Вы даёте, Алексей Степанович. Не устраивайте впредь произвольную программу, хорошо?
— Ладно.
— Ладно. Виктору Фомичу и Елене Дмитриевне надо отдохнуть. Шагайте к Павлу.
— Простите меня. Спасибо вам!
Иеремиила покачала головой и вобралась в верх.
— А с лемурийцем что делать? — прокричал дядя Лёша.
— Пусть поживёт с Виктором Фомичом, — ответила из поднебесья Иеремиила и по-учительски осмотрела Игнатьева. А потом зачем-то бросила взгляд в сторону и только тогда спряталась в облаках. Учитель посмотрел туда, куда брошен взгляд — у дома с изюмом мелькнула чья-то вытаращенная тень.
— Нет! — заорал Виктор Фомич.
— Что такое? — Сторож панически уставился туда же, куда глядел Игнатьев. — Фу-у… Это Исай.
Вдова дрожала всем телом.
— Ис?.. — попытался переспросить математик.
— Пойдём, — простонал дядя Лёша.
Вместе с тем Исай Брянцев исчез в подъезде. Озадаченный. Иеремиила заявила ему по специальной, исключительно им обоим доступной связи, что он бездельник.
— Не могу я инспектировать всю улицу. Выгоревший дом не мой, — силился оправдываться Брянцев, шурша по лестнице в свою двадцать девятую квартиру. Когда он дошуршал, Алексей Степанович и трое вызволенцев сдвинулись с мест и вереницей потянулись прочь из чёртова двора.
Светало. Именно светало… несмотря на то, что и двух часов ночи не стукнуло. Хлынул дождь с градом. Одна из крупных градин угодила в выгоревший дом, пролетела в щель, разросшуюся над кладовкой, и ударила по часам. Часы покосились и встали, поперхнувшись градиной. Возникла тишина. Несколько минут спустя из-под половицы вылезла старуха. Расправилась, как гармонь, хмыкнула и подняла с пола палку с гвоздями. Бездумно стукнув ею по ладони, Смерть взвизгнула: гвозди прошли насквозь, закапало чёрное.
— Сволочи, — процедила старуха.
