ИнтернатовскаЯ. Повесть

Ольга Брюс

Изгнанная из семьи собственной матерью, она смогла встать на ноги и доказать свою значимость и силу. Правда, ненадолго. Гордыня, зависть и самовлюблённость опустили её даже не на землю, а на дно самой глубокой ямы под названием «самопожертвование ради ребёнка». Бесконечные истязания хрупкой души привели женщину к отчаянному шагу – шанс остаться на улице. Кто поможет беззащитной женщине, и чем сердце успокоится?История основана на реальных событиях. Все имена изменены. Все совпадения случайны. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 6

Август

За лето ничего особенного не произошло в семье Маши. Хозяйство и огород не позволили расслабиться. Редко удавалось искупаться в речке и поболтать с местными ребятишками. Работа, работа и работа — суть жизни в деревне.

— А как вы хотели? — Ирина готовила запасы на зиму. — Если летом ничего не делать — зимой будешь голодать.

— А почему у других не так? — бурчала Катя, промывая маслята в тазу.

— Как не так? — не поняла вопроса мать.

— Инка Анисимова не полет грядки и не поливает, а Ванька Буравой ни разу на сене не был.

— Нашла о ком говорить, — Ирина скривила рот. — Анисимовы всё задаром получают. Их батька — бригадир. А Ванька твой — не местный. Они, видите ли, городские. Не живут тут круглый год, а приезжают на дачу, чтобы отдохнуть. Тьфу, лодыри. Чтоб им пусто было.

Выговорившись, Ира отогнала надоедливую муху и продолжила нарезать грибы для сушки.

— Везёт им. Вот бы мне так, — Катя тяжело вздохнула и покосилась на мать. — Мам!

— А?

— А почему мы в городе не живём?

— И что бы я там делала? — уставшая мама повернула голову. — Коров нет, птичника тоже…

— Хотя бы воспитательницей работала или учительницей, — предположила девочка.

— Угу, этого мне ещё не хватало. С вами спасу нет, а в школе и подавно с ума б сошла.

— Ну, не знаю, — опустив голову, Катюша ткнула пальцем в середину грибной шляпки. — А почему гриб не тонет?

— Откуда я знаю. Да и зачем мне это знать?

— А мне вот всё интересно. Всё-всё. Почему грибы только в лесу растут, почему солнце светит, откуда дождь льёт, — девочка сделала паузу. Через секунд пять выпалила. — И откуда дети появляются.

— Чего-о? — услышав такие слова от ребёнка, Ирина чуть не порезалась. — Это откуда такие мысли?

— Ниоткуда, — Катя заметила, как мама изменилась в лице. — Сама придумала.

— Ты давай, шуруди быстрее, а то, смотрю, в голове один мох.

— А-ха-ха! — девочка представила, как из головы торчит зелёный мох, а из ушей — еловые шишки. — Мо-ох, а-ха-ха!

Весёлый смех дочери заставил Ирину улыбнуться.

— Хохотушка, доделывай дела, — хихикнула мать. — Скоро наши приедут.

Митя и Маша в этот день отправились на рынок торговать. Ирине не хотелось отпускать Машу в город, но Митя настоял. Пусть ребёнок отвлечётся от домашних дел, да и обновки ей надо купить. Девочка подросла, вещи стали малы — необходимо купить обувь и осеннее пальтишко. Скрипя зубами, Ира согласилась.

Распродав яйца и свежие овощи, Митя собрал столик.

— Ну что, за обновками? — подмигнув девочке, взял её за руку.

— А может, не надо? — Маша помнила, как мама ругала отчима за растрату денег, которых и так не хватает.

— Надо, Машуль, — дядя улыбался, пытаясь обогнуть толпившихся людей, ищущих подходящий товар.

— У меня и платье ещё хорошее, и пальто не дырявое, — держась за руку Мити, девочка старалась не отставать.

— Рукава коротки, что на платье, что на пальто. Твоя одёжа Кате больше впору. Мы ещё с тобой ботиночки должны посмотреть.

— Ой, мама точно ругать будет, — заволновалась Маша, заранее услышав в своём воображении ор матери.

— Не переживай, не будет.

Обойдя несколько торговых точек, Митя остановился именно там, где продавали детские ботинки с очень большой скидкой, так как они были немного ношены.

— Подошву поправим, ничего страшного, — рассматривал потенциальную покупку со всех сторон. — А так почти новые. Нравятся? — взглянул на Машу, протянув левый ботинок вперёд.

— Ага, — девочка закивала головой и потрогала блестящий «нос».

Заплатив за пару прекрасных ботинок, Митя повёл девочку к толстенной тётке, торгующей всякой разной детской одеждой.

— Ой, — Маша заприметила белое платье в крупный цветочек. — Как красиво.

— О, и выбирать долго не пришлось, — обрадовался мужчина. Наклонившись через прилавок, что-то шепнул торговке.

Лицо женщины расплылось в широкой улыбке. Ловко стянув с вешалки ещё два платья, сложила их и подала Мите. У Маши открылся рот. Они знакомы, не иначе. А то с чего бы вдруг эта тётя огромных размеров отдала такие красивые вещи за бесценок?

— Ты постой тут, а я сейчас вернусь, — оставив девочку рядом с незнакомой тёткой, Митя затерялся в толпе.

— Хороший у тебя папа, — вдруг заговорила женщина, поправляя юбки и кофты на вешалках, — на вес золота. За таким, как за каменной стеной.

— А откуда вы знаете, что он мой папа? — насторожилась Маша, всматриваясь в лицо торговки.

— Так видно же. Разве будет посторонний человек так заботиться о чужом ребёнке? Нет, конечно. Да и не сыскать таких. Иногда бывает, что и родные своих не признают.

Через пятнадцать минут Митя вернулся и отдал женщине баклажку с холодным квасом.

— Благодарствую, — толстушка поставила бидончик на стул и закрутила головой в поисках кружки.

— А это тебе, — отчим протянул Маше кулёк с леденцами и эскимо на палочке.

— Ой, папка! Спасибо! — Машу переполняла радость от вида сладостей.

Она обхватила мужчину за пояс и взвизгнула. Оторопев, Митя не смог ничего ответить. Он почувствовал, будто грудь наполнилась воздухом и ноги вот-вот оторвутся от земли. Пальцы руки непроизвольно разжались, отпустив эскимо в свободное падение. Лакомство плюхнулось на пыльную поверхность и тут же «обернулось» в шаль цвета пепла.

Торговка, наблюдая за семейной идиллией, прослезилась. Бывает же такое. Сроду не видела подобного отношения между отцом и дочерью. Папуля такой молодой, а как относится к ребёнку. Белую зависть испытала толстушка, вспоминая своего отца, которому дети были помехой.

— Ну вот, — Митя погладил девочку по голове. — Дождался.

— Я тебя очень сильно люблю, — прошептала Маша, уткнувшись лицом в рубаху отчима.

— Мороженое пропало. Пойдём, другое купим, — мужчина поднял голову Маши за подбородок. — И я тебя люблю, доченька.

Провожая взглядом уходящих мужчину и девочку, продавщица вытерла под глазами солёные капли и выписала в воздухе сложенными пальцами крест.

— Счастья вам, деточки.

Купив новую порцию эскимо, Митя вспомнил о времени.

— Пора бежать на автобус.

Маша кивнула и принялась уплетать лакомство. Садясь в автобус, мужчина обратил внимание на старенькую бабушку с внучкой. Девчушке на вид лет пять, а то и меньше. Она постоянно хныкала, тёрла ручками глаза и клянчила конфету.

— Ну, нету у меня денег, — старушка нервничала, усаживая ребёнка на сиденье. — Хватит канючить. Приедем домой — проси у мамки.

Недолго думая, Митя предложил Маше поделиться леденцами с девочкой. Маша согласилась.

— На, бери, — отсыпала из кулька в ладошку разноцветные камешки и протянула руку. — Не стесняйся.

Девочка от неожиданности перестала плакать. Подняв глаза на бабушку, ждала одобрения. Пожилая женщина посмотрела на Машу, а потом на внучку.

— Бери, чего застыла, раз угощают? — сказала старушка, поставив на колени плетёную корзину с какими-то покупками.

Девчушка приняла сладости и сразу же сунула в рот леденец красного цвета.

— А спасибо сказать? — напомнила бабуля.

— Спасибо, — девочка всхлипнула и улыбнулась.

— Не за что, — довольная собой Маша вернулась на своё место.

Доехав до поворота на просёлочную дорогу, Маша выскочила из автобуса первой. Прыгая на месте, она радовалась возвращению домой, покупкам и прекрасно проведённому дню.

— Не терпится? — Митя понял намерения Маши.

— Ага, — девочка скакала, как молодая козочка.

— Ну, беги, беги, — перекинув через плечо раскладной столик, отчим заковылял по дороге.

Засунув в карман оставшиеся леденцы, Маша помчалась что есть силы. Митя, глядя вслед падчерицы, ощутил себя настоящим отцом. Гордость переполняла душу за правильное воспитание и поддержку. Митя шёл и думал: неважно, что дети не являются родными, важно, что он смог найти с ними общий язык, не считая Егора, конечно. К этому сорванцу нужен особый подход.

— Ничего, всё получится, — шептал себе под нос мужчина, подходя к дому.

Услышав детский смех, Митя неслышно вошёл в открытую дверь. В кухне за столом собралась вся семья. Ирина накрыла стол перед приездом мужа и дочери: картошечка с растопленным маслом, салат из овощей, гренки и даже сало.

— Всем привет, — мужчина скинул с себя ношу. — Как вкусно пахнет.

— Садись, пока горяченькое, — Ира разливала кисель в кружки.

— Сало? — удивился Митя, заметив нарезанные брусочки ароматного шпика. — Ты же на зиму стерегла.

— Сегодня можно, — женщина загадочно улыбнулась и придвинула табурет мужу.

Любопытно, с чего вдруг Ирина такая обходительная, не нервничает, не высказывается по поводу поездки? Митя сел за стол, отломил кусок хлеба и только хотел положить его в рот — в дверь постучали.

— Есть кто дома? — спросил мужской голос с хрипотцой.

— Заходи, Толь, — отозвался Митя, повернув голову в сторону выхода.

Анатолий вошёл, сухо поздоровался и упёрся плечом в дверной косяк.

— Хлеб да соль, — начал издалека, поглядывая на добротный стол.

— Едим да свой, — с каплей ненависти отозвалась Ира.

— Я вот зачем пришёл, — глядя на Митю, Толик состроил жалостливое лицо. — Мить, дело у меня к тебе есть, на вес золота.

Услышав о золоте, Ира оживилась. Повернув голову, нехотя улыбнулась и предложила присесть.

— Нет, спасибо, я на минутку заглянул. Мить, пойдём поговорим. Не хочу твоим мешать трапезничать.

Хозяин дома встал и, дожёвывая на ходу пищу, вышел на улицу вслед за соседом. Ирина заёрзала. Что это соседскому мужику понадобилось? Никогда не общался, в гости не заходил, а тут дело на вес золота нарисовалось. Любопытство пересилило здравый смысл, и Ира вышла в сени, чтобы подслушать разговор.

— У меня брат с семьёй переезжает в нашу деревню, — по протяжному голосу было понятно — Толик волнуется. — У него детишек — аж десять штук. Сам он хворый, как и ты… Мить, жёнки у него нема, а жить как-то надо.

Ирина вслушивалась и крутила мысли в голове. А соседи тут причём? Поделить пополам ребятню и пустить жить в дом — так, что ли? Ага, уже. А кормить кто будет? У самих шаром покати. Развели голодных ртов, а теперь помогите. Разбирайтесь сами. Это не наше дело.

— Помочь чем-то? — Мите стало жаль ораву детей. Он заранее представил, как им тяжело живётся.

— Я слыхал, тебе работу предложили сторожем.

— Ну?

— Уступи место брату моему, по-соседски прошу, — Толя опустил глаза вниз. — Дом им тут дают, а с работой туго.

Митя не стал раздумывать, сразу согласился. Дети не виноваты, что остались без матери. Отцу тяжело одному тащить такую обузу. Да и разве можно назвать детей обузой? Это счастье, которому тоже надо дать крышу над головой и кусок хлеба.

Сосед обрадовался и пожал руку Мите.

— Ты — огромной души человек! — Толя потряхивал руку и благодарил. — Митя, спасибо, спасибо тебе!

Ирка как стояла у стены, так и сползла вниз. Ох, и получишь Митька за свою доброту. Ох, как получишь. Ирина выискивала должность по силам для мужа, а он взял и вот так легко отдал «хлебушек» постороннему мужику с выводком. Своих не счесть, а чужих — и подавно. Ну, держись, муженёк, сегодняшний вечер ты запомнишь надолго. Вот тогда и расскажешь, где раки зимуют, а то сих пор никто не ведаешь о том секретном месте.

Дождавшись, когда сосед уйдёт, Ирина плотно закрыла двери в основную часть дома и встала у выхода на улицу. Заходя в сени, Митя, заметив жену, остановился.

— А ты чего здесь? — насторожился муж, переступая через порог.

— Тебя жду, — ответила Ира, настроившаяся на скандал. — Разговор ваш услышала.

— Я так и подумал, — закрывая уличную дверь, мужчина снял калоши.

— Подумал он! — повысила голос Ира, не пропуская мужа в дом. — А чем кормить детей, ты не подумал?

— Молоко и картоха есть, что тут думать… — уставился на жену, ожидая ругани. — Хозяйство, дом — всё есть.

— Да ты что? — Ирину затрясло от спокойствия мужа. — Я о работе договорилась, а он наплевал на семью!

— Ну, началось. Если уж ты подслушала, о чём говорил Толик, то должна была услышать и об ораве ребятишек, которые тоже есть хотят, — насупился Митя. — Там мужик один тянет детей, а у тебя, если что, не так уж и голодно.

— Ах, вот ты как? Сравнил чужих оборванцев с моими? Между прочим, пока ты сюда не переехал, я тоже одна тянула — и ничего, не жаловалась!

— Тянула, согласен. Теперь у тебя есть муж, так ты избавилась от Машки, а теперь уже и Катю сбагришь, — Митя наступил на самое больное место, о котором Ира умалчивала.

— Да я ж для них!.. Для их благополучной жизни стараюсь! Для тебя! — подняла крик женщина, захлёбываясь. — А ты!

— Детям нужен родной дом и родительская забота, а не казённые харчи с городскими квартирами. Как ты это не поймёшь?

— Это ты не понимаешь! Я думаю об их благополучии! Они потом сами спасибо скажут!

— Ты даже не заметила, как Маша скучает по дому.

— С чего ты взял? Ничего она не скучает! Ей там хорошо!

— А пойдём спросим, — Митя решил доказать, что девочку не радует отдельное проживание.

— А пойдём, — Ирина была уверена в своей правоте. — Сейчас сам увидишь, насколько ты не прав.

Заходя в кухню, мать и отчим уставились на Машу. Дети слышали, как мать отчитывала Митю, поэтому сидели тихо. Катя тут же вспомнила отца Василия, которому ох как доставалось: мама его пинала, толкала и вышвыривала из дома, когда он приходил домой в пьяном виде. Не дай бог попасть в ту минуту под горячую руку матери — будешь наказан, и неважно, есть твоя вина в чём-либо или нет.

— Машка! — Ирина обратилась к дочери в крикливой форме, поставив руки на бока. — А ну, говори, как есть!

Девочка испугалась материнского писклявого голоса. По всему телу пробежались мурашки. Вцепившись в табурет руками, Маша напряглась.

— Нравится тебе жить в интернате, аль не? — Ирина устремила взгляд на старшую дочь, немного наклонив голову, будто она сейчас кинется в драку. — Должно нравиться! Мать только добра желает!

Ну, вот и ответ. Если сказать «нет» — мама отлупит и поставит в угол. Или того хуже — на горох. Ох, однажды Маша была наказана таким образом из-за Егорки, когда он сбежал зимой из дома. Было ему тогда года 3—4. Этот сорванец собрался на северный полюс к Деду Морозу, чтобы остаться у него навсегда. Как же, там столько игрушек и нескончаемого мороженого, снег никогда не тает, а в родном Починке нет такого счастья. Выждав время, когда Маша уйдёт в дровяник за полешками, Егор натянул фуфайку, обулся в Катины бурки, взял со стола половину чёрного хлеба и бравым шагом вышел на мороз. Поймали беглеца в магазине, когда мальчик решил зайти и попросить подарок для Главного дедушки. Нельзя же идти с пустыми руками — неприлично. Тётка Агафья схватила мальца за шиворот и повела домой. И надо же было такому случиться, встретила Ирину, возвращавшуюся из гостей. А отец Василий в это время где-то шлялся. Попало Маше по самое не балуй. До сих пор колени помнят твёрдый горох, впившийся в нежную детскую кожу.

— Ну? Чего молчишь? — напирала Ирина в ожидании ответа.

— Нравится, — вполголоса ответила девочка, не поднимая глаз.

— Точно? А то мне тут говорят, что ты хочешь вернуться в дом!

— Точно, — тем же тоном произнесла Маша.

Довольная Ирина повернулась к мужу и издевательски сказала:

— Видал? То-то и оно. Я лучше знаю, что хорошо для моих детей, — уходя в комнату, добавила. — Вот будет свой, тогда и воспитывай, а моих не трогай.

Митя не стал продолжать бессмысленный разговор и спорить с женой. Присев на табурет, с жалостью посмотрел на Машу, понимая, что ребёнок соврал, дабы не получить нагоняй от матери. Вспомнив свою маму, мужчина посмотрел в окно. Как она плакала, провожая сыновей на войну. Обливаясь слезами и обнимая их, мама каждому желала крепкого здоровья и скорейшего возвращения домой. Молилась на старенькую икону каждое утро и каждый вечер, прося Господа сохранить жизнь не только её детей, но и всех, кто ушёл на фронт. Дороже ребёнка ничего не существует в этом мире.

— Маша, — прошептал отчим, не поворачиваясь. — Почему ты не сказала правду?

— Я не хочу расстраивать маму, — ответила девочка, перебирая в руках подол платья. — Пап, она хорошая. Очень хорошая, только немножко ругается.

Дети, услышав, как Маша произнесла слово «папа», переглянулись. Как-то неправильно так говорить. Это чужой дядька. Егор встал и удалился в комнату, Катя же осталась доедать свою порцию. А ближе к ночи, ложась спать, задала вопрос сестре:

— А тебе не страшно было?

— Что? — накрываясь тёплым одеялом, спросила Маша.

— Папкой его называть?

— Нет, не страшно, потому что такого папки у меня не было. А дядя Митя очень хороший, хоть и хромой. Надеюсь, мама его никогда не выгонит.

— Мне он тоже нравится, — прошептала Катя, отвернувшись к стенке. — Даже Танькин отец не такой, как наш. Слышала, как он с одним мужиком ругался. Ох, и злющий же был, я аж домой захотела.

— Спи, Кать, спи, — зевала Маша, прикрывая рот рукой. — Завтра моя очередь обедом заниматься, а тебе пол мыть.