ИнтернатовскаЯ. Повесть

Ольга Брюс

Изгнанная из семьи собственной матерью, она смогла встать на ноги и доказать свою значимость и силу. Правда, ненадолго. Гордыня, зависть и самовлюблённость опустили её даже не на землю, а на дно самой глубокой ямы под названием «самопожертвование ради ребёнка». Бесконечные истязания хрупкой души привели женщину к отчаянному шагу – шанс остаться на улице. Кто поможет беззащитной женщине, и чем сердце успокоится?История основана на реальных событиях. Все имена изменены. Все совпадения случайны. Книга содержит нецензурную брань.

***

Пообедав яичницей со свежей зеленью, сёстры собрались на сено.

— Подождите, я с вами, — Митя допил козье молоко и встал. — В одиночку не справитесь.

— Полежал бы, Мить, — Ирине не хотелось, чтобы её мужчина утруждался. — Девчонки сами справятся, не маленькие уже.

— Не, подсобить надо, — Митя настаивал на своём. — Належался уже.

— Лучше бы Федьке обувку починил, что ли…

— Лето, Ира, босиком пусть бегает, для здоровья полезно.

Митя часто говорил о здоровье, так как волновался за детей. Он прекрасно помнит, как болел в детстве и мать ухаживала за ним, укутывая потеплее после выпитого горячего молока. Мужчине запала в душу материнская забота и переживания за каждого ребёнка — это и отложилось в памяти.

Накинув грабли на плечо, мужчина взял за руку Федю и повёл в поле. Сёстры шли рядом, переговариваясь: Маша рассказывала об интернатовской жизни, а Катя слушала и удивлялась, сколько много девчонок остались без родителей.

— Так и будут жить в интернате всю жизнь? — беспокоилась Катя за подруг сестры.

— Нет, нам Изольда Валентиновна рассказывала — после окончания школы надо идти учиться дальше, а потом работать.

— А куда учиться? В нашу школу?

— В училище или институт.

— А что такое институт? У нас в деревне нету такого.

— Это как школа, только там учат, как работать надо.

Митя похрамывал, слушая девочек, и вспоминал о своём училище, которое он так и не смог закончить из-за собственной ошибки. Его исключили из-за драки, но свою невиновность доказывать не стал. Посчитал, что это не по-мужски — оправдываться, хотя схлопотал Митя изрядно.

— Вот и пришли, — отчим скинул с плеча грабли и осмотрел масштаб работы. — М-да-а, девчонки, застрянем мы здесь до самого вечера.

— Не-а, — усмехнулась Маша, схватив орудие труда с коротким черенком. — Одному тяжело, а нас трое.

Девчушка покосилась на пожелтевшие дорожки будущего сена и позвала сестру.

— Становись первая, потом я, а дядя Митя пусть после нас ворочает, — раскомандовалась Маша.

— А Федя? — Катюша заволновалась за младшего братика.

— А что Федя? Пусть цветочки собирает.

Митя и сёстры встали в ряд друг за другом и принялись за работу. Мальчик Федя, по настоянию старшей сестры, принялся бегать по нескошенной траве и собирать колокольчики и васильки. Мальчишке хватило всего десять минут, чтобы хоть как-то отвлечься, пока вокруг не появились огромные жужжащие мухи, которые так и норовили укусить за голые ножки.

— Ай-ай! — завопил братишка и заплакал.

Бросив на землю грабли, Маша подбежала к Феде.

— Что случилось? — подняла подол платья, чтобы вытереть лицо ревущему брату.

— Муха! — тыкал пальчиком мальчик в воздух.

— Слепни… — вздохнула Мария, понимая, что эти кусачие твари так просто не оставят в покое ребёнка, пока не напьются молодой крови.

Сообразив, что произошло, Митя снял рубашку и укутал ею мальчика.

— Не стой на месте, бегай, прыгай, — застёгивая пуговицы, повторял отчим. — Они не пристанут, если шевелиться будешь.

Маша слушала нового папку и поражалась: столько заботы от чужого дядьки она никогда не видела. Даже родной отец не обращал внимания на детей. Часто приходил домой уставший или пьяный, а то и вовсе спозаранку сбегал на речку, чтобы якобы наловить рыбы, а сам со своим другом распивал горькую. Ох, как мамка ругалась, даже кулаками махала, угрожая батьке расправой.

Вспоминая отца, Маша вернулась на исходную позицию и продолжила переворачивать подсушенные пласты сена.

Работа была закончена ближе к вечеру. Из-за ощущения ломоты в руках, плечах и даже в пояснице Марию потянуло в сон. Шутка ли, девятилетняя девочка так умаялась, что чуть не потеряла сознание под палящим солнцем. А лето в этом году особенно знойное.

Вернувшись в дом, девочки сразу же пошли в комнату, чтобы прилечь и немного отдохнуть. Митя занялся ужином, усадив Федю за стол.

— Пришли уже? — в открытую дверь заглянул Егор. — А я только с речки…

— Егор, — Митя строго посмотрел на мальчика, поставив ведро с картошкой на пол. — Может, хватит отлынивать? Вон сёстры твои от усталости с ног свалились, а ты?

— А что я? — мальчик схватил со стола краюху чёрного хлеба и жадно откусил. — Мамка говорит, что я ещё маленький.

— Немаленький, это я тебе, как отец, говорю.

— Ты не мой отец, — Егор нахмурил брови и вышел на улицу.

— А нашего папку Васькой звали, — поддакнул Федя, покачивая ножками.

— Теперь я ваш папа, — не поднимая головы, отчим продолжил чистить картошку.

Примерно через полчаса Ирина вернулась с фермы. Снимая на ходу косынку, плюхнулась на табурет и положила одну руку на стол.

— Руки ломит, — сказала вслух и вздохнула. — Зорька не признаёт после того, как я её сдала. Лягает копытом и смотрит, как на врага народа.

— С характером, — перемешивая картофель в сковороде, поддержал разговор Митя.

— А девки где? — спохватилась мать, понимая, в доме стоит полная тишина.

— Устали, спят.

— Куда спать? — заговорила Ира громким голосом. — Картошку полоть кто будет? Поросла, не прорастёт!

— Я дополю. Там осталось всего-то борозд пять или шесть.

— Мить, может, местами поменяемся, а? Ты будешь гряды полоть, на дойку ходить, вязать, а я…

— Унизить меня хочешь? — муж изменился в лице. — Всё с бабой сравниваешь?

— Не-не, — Ира поняла: если сейчас продолжит в том же духе, то и этого мужика потеряет. — Митенька, ну ты чего? Обиделся? Да я ж тебе только добра желаю. Не гоже мужикам на усадьбе спину ломать…

— А без работы сидеть — самое то, — выключив керогаз, Митя сел на свободный табурет.

— Не переживай ты, устроишься. Лето длинное.

— А жизнь — короткая. Приехал, как нахлебник…

— Никогда так не говори, — Ирина взяла мужа за руку. — Никакой ты не нахлебник, вона сколько по дому делаешь. У других мужики в хате только командовать могут, а ты у меня другой: заботливый, детишек любишь.

— Кусок в горло не лезет. У тебя четверо, а тут я ещё… — Митя совсем загрустил, стыдясь своего положения.

— Не переживай, всем хватит, — задумчиво сказала Ирина.

В этот вечер поход на усадьбу сорвался. Девочки так умаялись, что проспали до следующего утра.

— Вставайте, сони, хватит дрыхнуть! — мать готовила завтрак. — Быстрей! Скорей! Пока солнце высоко, надо по картошке пройтись.

— А что, уже утро? — Катя села на кровати.

— Ой, — спохватилась Маша, протирая заспанные глаза.

Катюша спрыгнула на пол и выскочила в кухню.

— Мама, а чем это так вкусно пахнет? — устроилась на табуретке, вытянув шею.

— Оладьи, — Ирина помешивала тесто деревянной ложкой в алюминиевой кастрюле.

— М-м, — Катя прикрыла глаза и облизнулась. — Каждый день бы их ела.

— Каждый день не получится. Зато я знаю, где хорошо кормят.

— Где? — девочка распахнула ресницы и подняла брови ко лбу.

Ирина поставила кастрюлю на стол и облокотилась о столешницу.

— В интернате. Хочешь туда поехать вместе с Машей? — задала вопрос полушёпотом.

— Насовсем? — насторожилась девочка.

— Ну, почему же? Будете приезжать на каникулы. Сама видишь, летом много работы по хозяйству, а зимой здесь делать нечего.

— Хм, — задумалась Катя, вспоминая рассказы сестры о беззаботной и сытой жизни в казённом учреждении. — А я жить вместе с ней буду?

— С ней, — слукавила женщина и выпрямилась. — Ты пока никому об этом не говори, а как придёт время уезжать — расскажем вместе. Вот Маша обрадуется.

— А почему не говорить?

— Мальчишки за вами увяжутся, а их не возьмут — маленькие ещё. Будут плакать. Ты уже большая, понимать должна.

Катюша встала на ноги и улыбнулась. Ох, как будет здорово, когда она переедет в интернат! Там и конфеты дарят, и оладьи пекут, а ещё очень много детей — вот весело-то будет! Воспитательница добрая, не то, что Агриппина Марковна — очень уж привередливая, до каждой буковки доколупается, а потом ещё и ругает при всех. А в интернате никто ругать не будет. Спать ложиться не заставляют, ложись хоть в двенадцать ночи, только утром чтоб как штык. Коз кормить не надо, убирать навоз — тоже, дрова таскать и печь топить… Господи, рай, а не жизнь.

Обмозговав все «за» и «против», девочка громко ответила «Да!»

— Что «да»? — Маша присоединилась к завтраку.

— Да, говорю, очень вкусные оладьи, — схватив маленький горячий блинчик, Катя с усердием подула на него.

Покормив детей, Ирина ушла на работу. Сёстры запили завтрак травяным чаем и отправились полоть усадьбу. Бегая по дороге наперегонки, девчонки шутили, смеялись и радовались утреннему солнышку, зажмуривая на ходу глаза.

— Интересно, а что там? — Катя притормозила и подняла голову кверху.

— Где там? — чуть поодаль остановилась и Маша.

— Там, — Катюша показала пальцем в небо, — наверху. Мамка рассказывала, папка туда ушёл и бабушка с дедушкой. Будто наблюдают за нами, а сказать ничего не могут.

— Наверное, — пожала плечами Мария, рассматривая облака, похожие на тонкий слой ваты. — А мне всё это море напоминает.

— Не-а, — засмеялась Катя. — Какое море? Оно чёрное, а небо голубое.

Маша быстрым шагом подошла к сестре.

— А ещё есть красное и белое.

— Да ну-у, — Катя удивлённо посмотрела на сестру. — Прям красное-красное?

— Ага.

— И белое, как молоко?

— Ага.

— Откуда ты знаешь?

— Девчонки рассказали, а ещё я книгу у старшеклассниц видела. География, кажется, называется.

— Какая-такая биография? — изумилась Катя, не понимая, о чём это говорит сестра.

— А-ха, — усмехнулась Маша, взяв девочку за руки, — не биография, а ге-о-гра-фия. Поняла?

Катюша часто-часто замотала головой в знак отрицания.

— Ладно, потом объясню. А сейчас, побежа-али-и! — потянула сестру за собой, разгоняясь на пыльной дороге.

Проснувшись, Митя поднялся на руку и прислушался: за окном переговариваются Маша и Катя. Пока мужчина умылся и разбудил мальчишек — сестёр и след простыл.

— Поторапливаемся, — подгонял Федю и Егора. — Завтракаем — и на польбу картошки.

— Ага, сейчас, — огрызнулся Егорка, проглатывая пятый оладушек. — Им делать нечего, вот и пускай идут, а у меня дел по горло.

— И каких же? — поинтересовался Митя, подвигая к сонному Феде кружку с козьим молоком.

— Разных. Надо на речку — проверить сети… — Егор на ходу придумывал неотложные дела. — Да мало ль чего ещё надо.

— Э-э, не-ет, друг. Сейчас перекусим и на усадьбу, — Митя давно понял: Егорку надо перевоспитывать трудом, иначе вырастет знатный лодырь и пройдоха.

— Я тебе не друг, а ты мне не отец, — мальчишка насупился, глядя на отчима исподлобья. — Не имеешь право указывать.

— Во-первых, да, не отец, но по закону — муж твоей матери, а это что означает?

— Что?

— Отчим, то есть законный отец, хоть и неродной. И какой отсюда вывод?

Егорка вконец растерялся, не понимая, что от него хочет посторонний человек, пришедший в чужой дом несколько месяцев назад.

— Дядь, отстань, а?

— А вывод такой: я имею права тебя воспитывать и наказывать, если уж ты ведёшь себя хуже девок, — ответив строгим голосом, Митя в шутливой форме ударил кулаком по столу.

— Я всё мамке расскажу! — соскочил Егор с табурета и ринулся на улицу с криками. — Я скажу, что ты меня бил!

— Говори-говори, — спокойным голосом произнёс Митя и, повернувшись к Феде, улыбнулся. — Ну, а ты что?

Федька сидел смирно, медленно пережёвывая пышный оладушек и не сводя глаз с отчима.

— На картошку пойдёшь?

— Угу, — согласился мальчик, с трудом проглотив большой кусок вкуснятины.

С сорняками на усадьбе справлялись лихо. Полоть девочки приучены чуть ли не с пяти лет. Огромные и толстые стебли сорняков разлетались в разные стороны. Сёстры переговаривались, наклонившись с двух сторон над картофелем, и посмеивались. Обратив внимание на борозду, Митя подумал: «Чёрт с ней, с мелкой травой, сам уберу». Приняв привычную позу, мужчина принялся полоть двумя руками. Старался изо всех сил, обгоняя детей, чтобы им досталось работы поменьше.

Как только солнце поднялось выше над горизонтом, Митя скомандовал «отбой». Невозможно полоть в жару, солнце печёт и жжёт кожу, нельзя позволить обгореть девочкам до красноты. Это не в лесу сено ворошить, на открытом пространстве ещё жарче.

— Почему так долго? — Ирина, не найдя приготовленного обеда, обошлась краюхой хлеба с варёными яйцами и свежим огурцом.

— Пололи, — Митя подошёл к умывальнику ополоснуть лицо и шею.

— Ой, Мить, избалуешь девок. Вырастут лодырями да неумёхами, — женщина смотрела на мужа оценивающе. — Кто их замуж возьмёт?

— Возьмут, не переживай. Девчонки ладные и шустрые, — вытерся вафельным полотенцем и посмотрел на себя в маленькое зеркальце, висевшее над умывальником.

— Ох ты ж, — всплеснула руками Ира. — Какой заботливый. Чужие ведь, а, Мить. Не тянут?

— Ты б думала, что несёшь, — нахмурился муж, присаживаясь на табурет. — Дети — они и есть дети.

— А о своём не задумывался? — загадочный голос жены застал Митю врасплох.

— О своём? Думал, конечно… но…

— Митенька, — Ира смотрела в глаза мужа так, как смотрят влюблённые женщины. — Бога молю о ребёночке. Так хочется понянькаться, сил нету.

— Погоди, Ира, — Митя не понимал, как можно хотеть ещё детей, если в доме шаром покати, да и старшая якобы по этой причине отдана в интернат. — Шутишь, что ли? А жить как? На что одевать, кормить?

— Справимся, Митенька, справимся, — женщина была ласкова, как никогда. Пересев на колени к мужу, встряхнула тонкими пальцами блондинистую шевелюру и громко засмеялась. — У нас семья, так?

— Так, — мужчине стало не по себе.

— А значит, что?

— Что…

— Неужели не хочешь сыночку кровного?

— Хочу. Кто ж от этого откажется?

— Ну вот.

— Ир, что люди скажут? Маша в интернате, а мы ещё одним обзавелись.

— И что? Кому какое дело? Пусть идут к лешему, у нас своя жизнь, — сложив губы, Ира отвернула голову.

— Это понятно. Только меня один вопрос мучает: вот смотри, мы народили сына, у меня с работой туго, а там и тебя дома с дитём посадят…

— Так это ж на пару месяцев всего, — Ирина заговорила другим тоном, более язвительным. — Выйду на работу, буду так же молоко носить. Малого — в ясли.

— Ох, — громко вздохнув, Митя снял жену с коленей и встал. — Ерунда какая-то.

— Нюрка Гвоздикова, между прочим, одна шестерых подымает, и ничего, справляется. И никто из баб не корит, что все дети от разных, а ты тут такую демагогию развёл, аж тошно.

— Причём тут «от разных»? — возмутился муж, поправив волосы на затылке. — Я о детях толкую.

— Да поняла я, не хочешь, так и скажи, — Ира набрала в ковш воды. — Дом есть, огород, хозяйство — что ещё для счастья надо?

— Чтобы все вместе были, — добавил Митя, присев за стол. — Видела, как Маша обрадовалась родному дому?

— И что? — сделала несколько больших глотков. — Она уже большая, всё понимает. Отучится, получит комнату и останется в городе.

— А ты её спросила, нужен ли ей город?

— Сам подумай, устроится, а потом сестре и братьям поможет, — накрыв крышкой ведро, поставила ковш сверху.

— Ясно, — Митя не стал спорить с женой. Поднявшись, вышел на улицу.

Возмущению не было предела: завести детей не проблема, вот только как растить? Уповать на государство? Мужчина к этому не привык. Он всегда считал, что сам должен добиться чего-то в жизни, чтобы перед детьми не было стыдно в будущем. Да, судьба сыграла с ним жестокую шутку — родился инвалидом, но мама всегда повторяла: «Значит, Богу так было угодно. Не всем же красивыми рождаться. Да и на твою долю счастье найдётся. Нельзя опускать руки и жаловаться». Эти слова Митя запомнил на всю жизнь. Бывает, что ж, кому-то здоровым родиться, а кому-то с короткой ногой — ничего страшного. Главное, руки-ноги есть, и на этом спасибо.

— Мам, я кушать хочу, — Катя с ходу запрыгнула на табурет и положила ручки на стол. — Так хочется вкусненького…

Ирина с недовольством посмотрела на девочку и позвала Машу.

— Покорми детей, а то мне некогда. Тороплюсь.

Мария нарезала чёрный хлеб, налила в кружки молока и позвала Федю.

— А Егор где? — задала вопрос Ира, надевая калоши.

— Его с нами не было, — Маша крошила мякиш хлеба в кружку. — Он непослушный, мам.

— Ничего страшного. Не сегодня так завтра поможет, — Ирина выпрямилась и дала следующее указание. — Белянку попасите, огород не забудьте полить. Да, Маш, простирни одёжу ребятишкам. Ох, устаю так, что ноги еле волоку.

Кивнув головой, Маша села за стол.

Вечер.

— Куда таз тащишь? — Митя заметил Машу с огромным тазом, наполненным детской одеждой.

— Постирать, мамка наказала, — покряхтывая, девочка еле передвигалась в сторону бани.

— Постирать? — мужчина нахмурился. — А сама она не может, я так понимаю. Ну ладно, я с ней ещё поговорю.

Следом за Машей прибежала и Катя, чтобы оказать помощь.

— Маш, а в интернате ты мне будешь платье стирать? — выпалила с ходу, не обращая внимание на отчима. — А то я не умею!

— В каком ещё интернате? — Митя не успел сдвинуться с места.

— Ой, — Катя поняла, что ляпнула лишнего. Прикрыв рот ладонью, слегка покраснела. — Мамка же просила ничего не говорить…

— Та-ак, — мужчина подошёл поближе и наклонился, упёршись руками в колени. — Мамка и тебя сплавить решила?

Катя смотрела на отчима выпученными глазами. Теперь точно от мамки попадёт. Нельзя было раньше времени трепаться. Прощай теперь много вкусной еды и весёлая жизнь. Сама всё испортила. Представляя, как мама будет ругаться, Катя всхлипнула.

— Я с тобой хочу в интерна-ат, — заплакала девочка, обняв Машу. — Я с тобой пое-еду.

— Ну, если сама хочешь, — Митя был в растерянности. — Тогда другое дело.

— Да-да, — после работы Ира пришла домой. — Пристала. «Пусти да пусти с сестрой». А я и говорю, если уж так хочется — поезжай.

— Привязана она к Маше, — Митя точил ножи, сидя на крыльце. — Как собачонка по пятам ходит. Вот это дру-ужба…

— А я что говорила? Всё ж в городе девчонкам получше будет.

Митя ничего не ответил. Подняв нож на уровне глаз, прищурился и оценил остроту лезвия путём нажатия пальцем.

— А у нас на ферме есть место для тебя, — ласковым голосом заговорила Ира.

— И кем же? — мужчина с трудом встал на ноги. — Дояром?

— У-ф-ф, — усмехнулась жена, заходя в дом. — Скажешь тоже. Сторожем, кем же ещё?

— Дождался, и года не прошло, — Митя почувствовал облегчение.

Наконец-то и он сможет полноценно работать и приносить пользу. Сторож — работа неплохая: сиди себе и в окно пялься, а то и полежать можешь, но спать запрещено. Делай обход, проверяй замки — в общем, неси службу, как полагается — по совести.

Положив ножи на место, Митя заковылял на улицу.

— Куда это ты? — усевшись за стол в ожидании горячего ужина, спросила Ира.

— Пойду огород полью, — ответил муж, переступив через порог.

— Сами справятся. Нечего баловать.

Обернувшись, Митя изменился в лице.

— Вот смотрю я на тебя, Ир, и всё больше мне кажется, что ты им не родная мать, — вышел, хлопнув дверью.

— Угу, не родная… — женщина начала злиться. Стукнув кулаком по столу, громко сказала. — Если бы не выскочила замуж назло, жила бы сейчас с тремя детьми, а не с такой оравой! Эх, не надо было с Филькой связываться, да и с Васькой тоже… Кем теперь вырастут пацанята и Катька? С девкой-то всё понятно, а вот ребятишки… Если пойдут в Ваську — добра не жди.

Прихватив лейку, Митя сначала отправился к бане.

— Ого, так быстро, — восхитился работой девочек. — Шустрые однако.

— Выжимать тяжело, — Маша трогала красные пятна на внутренней стороне ладоней. — Жжёт.

— Значит так, — отчим поставил лейку у железного таза и принялся развешивать на посеревшую верёвку оставшуюся одежду. — Сейчас идёте домой, а я тут сам.

— А огород? — старшая сестра не могла поверить, что взрослый мужчина сам берётся за женскую работу.

— Я полью, — поднял пустой таз и лейку.

— И почему мамка его раньше не встретила? — вздохнула Катя, шепча сестре на ухо. — А вот Егорка его не слушается. Дядя Митя ни разу мамке не пожаловался. Во, какой хороший.

— Ага, — Маша смотрела уходящему отчиму в спину, — и нам помогает.

Подойдя к крыльцу, сестры услышали крик со стороны соседнего дома. Обратив внимание на соседского мальчишку, остановились и поздоровались.

— Привет! — громко выкрикнул Стёпка, сидя на заборе. — Приехала, значит. Насовсем?

— На лето, — Маша рассматривала подросшего друга и всё время улыбалась.

— Ясно, — спрыгнув, подошёл ближе. — А правду говорят, что там живут только сироты и брошенные?

— Кто тебе такое сказал? — Маша поняла — это камень в её огород.

— Все говорят, и даже баба Поля, — скривив рот, передразнил соседку.

— А-а, сплетни слушаешь, — гордо подняв голову, Маша решила унизить мальчика. — И чем ты лучше своей мамки? Сплетни слушаете и распускаете. Фу, это не по-мужски.

Поставив руки на бока, Мария отставила левую ногу в сторону, сжала губы и сощурила глаза. Выглядела девочка устрашающе. В какой-то момент Стёпке стало не по себе. Он никогда не видел Машу такой самоуверенной и дерзкой. Не найдя, что ответить, мальчишка словесно прошёлся по матери.

— А твою мамку в деревне гулящей считают, — принял точно такую же позу, как у Маши, и сплюнул на землю. — Батьки-то у вас все разные.

— А твоё какое дело? — Маша держалась, чтобы не накинуться на сплетника.

— Как это какое? Соседи всё-таки… — хотелось уколоть побольнее, но, как назло, нужные слова не подбирались.

— А я тоже в интернат поеду, — влезла в разговор Катюша, видя, как Маша злится. — Будем там каждый день оладьи есть и конфеты. А ещё…

— И побреют тебя налысо, а-ха-ха, — во дворе раздался громкий хохот. Стёпа представил Катю без волос, как её лысина будет блестеть на солнце, словно золотая монетка, лежащая на дне реки. — Мой дед хвалился своей проплешиной. Мол, протёр платочком и хорошо.

— Неправда! — Катя не выдержала насмешек. — Ты всё врёшь!

— А чего мне врать? — Стёпка пытался отдышаться, чтобы высказаться. — Вона, на Машку погляди! С чего бы ей косу отрезали? Всё верно, побрили до самого черепка!

— Не знаешь, а треплешь! — Маша сорвалась. Сжимая кулаки, медленно приблизилась к соседу. — Никто меня налысо не стриг!

— Как же? А это что? — встряхнул короткие волосы, прикрывающие уши.

— Чтобы ты понимал! Это сейчас модно! — ничего другого придумать Маша не успела. Пусть будет модно, всё равно Стёпка ничего в этом не понимает.

— Угу, пожила в детдоме и слов разных нахваталась, — мальчик понял, что он попал впросак и срочно нужно выкручиваться. — Брошенка…

— Неправда, никто меня не бросал! — глаза Маши наполнились слезами. — Это специальная школа… Школа для особенных детей!

— Для умственно отсталых, — Стёпка язвил с особым усердием. — Значит, и Катя отсталая, раз и её туда сдадут!

За сестру стало ещё более обиднее. Недолго думая, Маша схватила камень, лежащий у крыльца, и запустила в голову соседу. Мальчик упал на землю и закатил глаза. На голове, у виска, просочилась тёмно-красная дорожка, похожая на вишнёвый сок. Струйка задержалась во взъерошенных волосах, пытаясь пробраться к уху.

— Кровь! — закричала Катя, закрыв лицо руками.

На крик прибежал Митя и остолбенел: соседский мальчик лежал возле крыльца, закатив глаза. С правой стороны у лба блестела запёкшаяся кровь, начиная от виска и заканчиваясь в ушной раковине.

— М-м, — застонал мальчик, пытаясь поднять руку.

Митя, опомнившись, аккуратно поднял мальчика на руки и понёс в соседний дом. Увидев сына, истекающего кровью, мать Надя заголосила:

— Убили! Убили сыночку!

Положив Стёпку на кровать, приказным тоном мужчина отправил Машу за фельдшером, а Катю — домой.

— Так ему и надо, — уходя, шептала Катя. — Будет знать, как над Машкой издеваться.

Мария бежала по улице и молила Бога, чтобы Стёпка выжил.

— Ой, мамочки, теперь меня отлупят, — обливаясь слезами, бежала девочка. — Да чтоб тебя, Стёпка, это ты виноват. Не надо было злить…

К счастью, фельдшер оказался дома. Запрыгнув на велосипед и усадив ребёнка на раму, мужчина со всей силы надавил на педали, и двухколёсный транспорт покатил по пустынной улице.

— А Стёпка выживет? — устремив свой взгляд на доктора, тихонько спросила девочка.

— Должен, — спокойным голосом ответил мужчина.

Остановив велосипед у забора, фельдшер ринулся в дом. Маша осталась на улице. Нервно дёргая язычок на звонке, старалась не думать о плохом.

— Ма-аш, — к сестре прокралась Катя, поглядывая на окна. — Ну что?

— Ничего, — Мария, не поднимая головы, продолжила бренчать звонком.

— А мне кажется, ты правильно сделала, — подбадривала сестрёнку Катя, сорвав длинную травинку у забора. — Пусть знает, в другой раз ещё получит.

— Другого раза не будет, — Маша подняла глаза на девочку. — Я больше сюда не приеду. Я это знаю.

— Ну, ты что? — Катя всем сердцем чувствовала, как Маше плохо. — Вместе будем приезжать. Я же тоже поеду. Ты забыла?

Бросив терзать звонок, Маша обняла сестру и поблагодарила за поддержку. Через полчаса дверь дома тёти Нади открылась, и на улицу вышли Ирина, Надя и Митя.

— Лупить, лупить как сидорову козу, — не унималась Надежда, размахивая рукой. — А если бы убила?

— Ну. Не убила же, — доктор констатировал факт. — Ваш мальчик жив, слава богу, всё обошлось…

— Она с самого детства такая — неуправляемая! — Надю трясло от негодования. Если бы сейчас ей на глаза попалась старшая дочь Иры, без сомнения, сама бы отлупила чужого ребёнка.

— Надь, ну всё ж обошлось, — Ирина заламывала пальцы от волнения, стараясь успокоить соседку. — Я с ней поговорю. Она у меня будет наказана.

— Мало! — Надежда была не в себе от ярости. — Воспитывать с детства надо, а то вырастают потом не пойми кто! Вона, уже и головы пробивают! Чуть инвалидом не сделали.

— Надя…

— Что Надя? У тебя их трое, а у меня один!

— Я понимаю, не злись, — Ирина чувствовала пристальные взгляды мужа и врача.

— Сдали в интернат — и правильно сделали! Пусть сидит там и носа не высовывает! Может, там воспитают, как надо! Хотя… Филька был мужиком так себе, и девка в него пошла.

— Ты бы, Надя, думала, что несёшь, — Ирина повысила голос. — Коли мужской лаской обижена, я-то тут причём?

— Извините, но мне пора, — фельдшеру не хотелось быть свидетелем бабских скандалов.

Запрыгнув на велосипед, двинулся в сторону дома.

— Ира, пойдём домой, — настаивал Митя, потянув жену за рукав платья. — Не устраивайте балаган на всю улицу.

— Нет, ты слыхал, что она говорит? — Ирина разошлась не на шутку. Сорвав с головы косынку, начала ею размахивать. — Дети у меня не такие! Это Стёпка твой не такой! С девкой справиться не смог! А-ха-ха! Вырастила бабу и радуется! А моя Машка лихо ему в башку запулила! Соплячка с подростком справилась! Смех, да и только!

— Пошла-ка отсюда, пока я тебе не запулила! — Надежду обидели слова соседки. — Мой Степан растёт справедливым и добрым мальчиком, а твоя Машка так и будет врать на каждом шагу, да с пацанятами драться! Такие никому не нужны: ни обществу, ни родителям! Я знаю, почему ты от неё избавилась — чтоб мужика в доме пригреть! Один сбежал, второй утоп, а этот сирота! И находит же себе под стать!

— Неправда! — во двор забежала Катя. — Маша никогда не врёт! Это всё Стёпка!

— О, ещё одна прискакала! — кивнув в сторону Кати, Надежда принялась и за неё. — Ни воспитания, ни пригляду! Копия Васьки! Машку с папиросками ловила, а эта гляди-ка чтоб самогоном не увлеклася!

— Замолчите! — топнула ногой девочка, сдерживая слёзы. — Это Стёпка папироски приносил! Это он у нас ночами клубнику обрывает, а вы и не знаете! А ещё, а ещё он у учительницы деньги весной украл!

— Что-о? — у Нади вытянулось лицо. — А ты знаешь, что клеветать нельзя?

— А вы у Стёпки спросите. Он те копеечки девочкам подкинул, я сама слышала разговор с Гришкой!

— Уходите! — сказала Надя как отрезала и прошмыгнула в дом.

— А чего ты молчала? — Ирина взяла дочь за руку.

— Боялась, что он на меня всё свалит.

— Ох, пойдёмте домой. Вымотала меня эта крикуха, — открыв калитку, Ирина вышла со двора первой.

Но не прошло и двадцати минут, как на пороге дома появился рыбак по имени Кузьма. Тряся на ходу порванной сетью, мужчина заикался от волнения и бормотал что-то несвязное.

— В-в-аш-ш ш-ша-ло-пай, — Кузьма хватал ртом воздух. — Н-на реке…

— Опять сети ваши порезал? — Мите порядком надоели проказы пасынка.

— Д-да, н-нет. Лежит и…

— О господи! — Ира схватилась за голову и рванула к реке.

— Кузьма, скажи толком, что стряслось? — Митя схватил дядьку за рубаху.

— С-самогон-ну обпился, стерлядь, — испугавшись, мужик смог выговорить последние слова без запинки.

— Ох, мать его, — ругнулся Митя, сорвавшись с места.

Ирина бежала к реке, накрутив себя до предела. Её колотило и бросало в сторону. Ноги заплетались, женщина спотыкалась и охала. Мите удалось догнать жену.

— Ира! Подожди! — схватил женщину за руку. — Не пугайся, жив он, жив!

— Но Кузьм-ма сказал… — обливаясь слезами, Ирина тоже начала заикаться.

— Пока он слова выговорит — сердце остановится, — у Мити перехватило дыхание. — Спит мальчишка, самогонки попробовал.

— Что? Ох, я сейчас ему, — женщина быстро пришла в чувство. Не теряя времени, вновь побежала в сторону реки.

Остановившись у воды, закрутила головой. Мальчика нигде не было видно.

— Вон он! — Митя заметил под плакучей ивой белую рубашку.

Егор, свернувшись калачиком, сопел и одновременно что-то бормотал.

— А ну, вставай! — заплаканная мать схватила мальчика за шиворот и потянула наверх.

— Отстань, — охрипший Егор махнул рукой.

— Я тебе сейчас отстану! Я сейчас так отстану, что сидеть не сможешь! Подымайся, гадость такая!

Поставив сына на ноги, Ирина встряхнула обмякшее тело и дала подзатыльник.

— Где взял?

— Да уйди ты, — мальчишка тёр глаза, пытаясь устоять на ватных ногах. — Плохо мне.

— Додумался же напиться! — Ирина вновь одарила Егора подзатыльником. — В таком-то возрасте! А ну, бегом домой! Бегом, я сказала!

Шлёпнув сына по мягкому месту, погнала домой. Егор растопырил глаза и сделал первый шаг. Голова закружилась. Мальчик упал на колени, почувствовав резкую тошноту.

— Ой, ой, стыд-то какой! — не переставала отчитывать мать, хватая Егора за плечо. — Быстро домой! Ой, что люди скажут? Кузьма по всей деревне разнесёт! Ой, позор какой!

— Ты своим криком быстрее разнесёшь, — к мальчонке подскочил Митя. — Дома с ним поговорим, не ори.

Подняв пасынка на руки, хотел было донести, но мальчишка заартачился.

— Ты мне никто! Отпусти! — вырывался Егор, размахивая руками. — Мама!

— Оставь, Митя, не трогай. Пусть сам идёт, — Ирина озиралась вокруг: вдруг кто-то услышит крик.

Опустив Егора на землю, Митя подтянул штаны и пошёл вперёд. Ирина подталкивала сына в спину, поторапливая.

— У-у, бестолочь. Попробуй мне ещё нос свой сунуть в бутылку, — грозила пальцем, оглядываясь. — Я тебе всю душу выверну.

Егор плёлся по тропинке, испытывая головную боль и жажду.

«А почему это батьке можно было, а мне — нет? — думал про себя мальчик, шатаясь. — Я тоже могу, я же мужик».

Подходя к дому, Егор почувствовал, как к горлу подступает недавно съеденный малосольный огурец. Он остановился, схватившись за горло.

— Ой, поглядите-ка! — из-за соседского забора послышался голос Нади. — Я же говорила, таким же станет, как и Васька! Ещё в школу не пошёл, а уже брагой балуется! А-ха-ха!

Ирина не стала устраивать перебранку на дороге, закусив губу, молча вошла в дом.

— Машка! — крикнула с порога, скидывая калоши. — Иди сюда!

Маша вышла в кухню, предчувствуя неладное.

— Почему Егор шляется, где попало, а? — замахала руками мать. — Ты куда смотрела?

— Мама, он не слушает никого… — опешила девочка, глядя на брата, которого болтало из стороны в сторону.

— Ты старшая, обязана приглядывать! Ты зачем сюда приехала, а? — Ирину затрясло. Решив выплеснуть всю злость на старшую дочь, пригрозила. — Завтра же поедешь в интернат! Помощи от тебя не дождёшься! Только и ходят туда-сюда, сладенького выискивают, как вы мне все надоели!

— Сдурела? — позади матери показалась голова отчима. — Чего брыкаешься на девку? Она-то тут причём? Сто раз тебе говорил, пора браться за хулигана, да пожёстче, но нет — маленький ещё! Только и слышу: «Машка да Машка», а мальчишки беспризорниками растут! Это Федька ещё ничего не выдаёт, но, глядя на братца, скоро начнёт кренделя выписывать. Ты сейчас должна Егору всыпать по первое число, а сама на дочку орёшь, будто она тебе неродная!

— Молчал бы уж! — Ирина перекинулась на мужа. — Были бы свои, а то своих мы не хотим, а вот чужих воспитывать в раз!

— Не-е, так дело не пойдёт, — вскипел Митя, схватив рабочую ветровку. — Надоело слушать эту ересь. Разбирайся сама, а ко мне не лезь…

Накинув на плечо ветровку, широким хромым шагом двинулся на улицу. Ирку как кипятком ошпарили. Сообразив, что сейчас может потерять самого лучшего мужика в мире, какого она только встречала, бросилась догонять.

— Митенька, подожди, куда ты?

— Фу, чем от тебя пахнет? — Катя, услышав крики матери, вышла посмотреть. Подойдя к брату, сморщила лицо. — Так от батьки нашего воняло.

— Не твоё дело, — Егор отпихнул в сторону сестру и полез на печь. — Взрослый уже.

— Взрослый, — прошептала Маша, поглядывая на босые грязные ступни мальчика, не успевшие скрыться за занавеской. — Вечно мне из-за него попадает.

— Ничего, — Катя погрозила кулаком на печь. — Встанет — я ему задам.

В доме повисла нагнетающая тишина. Катя и Маша вернулись в комнату дочитывать сказки. Устроившись поудобнее на кровати, Маша открыла книгу.

— Слышишь? — кивнула в сторону окна. — Мамка ругается.

Прислушавшись, девочки притихли.

— Ну, куда ты, куда на ночь глядя? — причитала мать, не выпуская мужа со двора. — Митенька, опомнись. Повздорили малеха, бывает.

— Уйди сказал, — убирая руки Ирины, мужчина отворачивал лицо. — Не могу слушать твои вопли. Да какая ты мать после этого? Одних гоняешь, другим пряники подсовываешь?

— Какие пряники? — наблюдая за плаксивой сценой, переглядывались сёстры.

— Разве можно мальчишек утруждать? — Ирина глотала слёзы. — Вырастут — наработаются ещё.

— Ох, и глупая же ты, — покачивал головой муж. — Лодырями вырастут. Потом сама и плакать будешь.

— Митенька, ну прости меня. Я всё исправлю, только не уходи, богом молю.

Мужчина сдвинул брови к носу, постоял несколько секунд и, развернувшись, поковылял к сараю.

— На чердаке сегодня сплю. А ты чтоб девок не обижала.

Взобравшись по кривой лестнице на чердак, Митя захлопнул дверцу.

— Вот и славненько, — успокоившись, Ира ополоснула лицо из бочки. — Ночуй там, покуда я проведу воспитательную беседу.

До темноты мать отчитывала Машу и Катю за младшего брата, грозила, ругала и раздавала оплеухи. Егор же был предупреждён: если не прекратит проказничать — будет работать с раннего утра до позднего вечера. Ложась спать, сёстры договорились смотреть за братом в оба. Егор уснул сразу, как только мать отстала. Сама же Ира в эту ночь не ночевала в доме.

Вернулась она рано утром с первыми петухами. Счастливая и довольная.