Фантазиста. Первый тайм

Надежда Сухова

Франческо мечтает стать футболистом, но он ещё не знает, насколько тернист будет его путь к вершине. Большой путь маленького человека.

14

Как ни сопротивлялись Джанлука с Софией, как ни убеждали чиновников, остаться жить у них до конца процесса мне не разрешили. Закон предписывал мне вернуться в приют, хоть там сейчас и творился настоящий кавардак: полиция допрашивала сотрудников, медики обследовали детей, у восьми из которых обнаружились повреждения разной степени. Не спасло директора и то, что получены эти повреждения были не в процессе воспитания, а в бою. Факт масштабной драки среди воспитанников приюта бросал на репутацию синьора Капроне длинную тень.

И вот, в самый разгар разбирательств и допросов, вернулся я. На меня все: и дети, и воспитатели — смотрели, как на пособника Гитлера. Из-за меня был нарушен уклад, который многим был на руку, а кто-то уже приспособился выживать в таких условиях, поэтому перемены никого не радовали. Если уж быть точным, то нарушил-то уклад не я, а Джанлука, но его в приюте не было, а я был под рукой и всем мозолил глаза. Однако вымещать на мне злобу никто не решался. Сестра Мария общалась со мной вежливо и холодно, сестра Киприана, наоборот, заискивала и сыпала комплиментами. Дети вообще избегали со мной играть и разговаривать, что, безусловно, было мне на руку. Теперь я мог беспрепятственно бегать на пустыре с мячом хоть целый день. Можно сказать, я был счастлив.

Шли дни. В суд меня больше не приглашали, Джанлука не навещал меня, только София приезжала, привозила сладостей, расспрашивала о жизни в приюте, видимо, опасаясь, что меня снова начнут обижать. Опасения синьоры Менотти мне льстили, и я, грешным делом, подумывал, не наврать ли ей, чтобы отомстить давним обидчикам. Но каждый раз у меня перед глазами вставал образ моей бабушки, которая всегда говорила, что месть — не людское дело. Бог сам накажет виноватых так, как не сможет человек — хлёстко и в тот момент, когда наказание прочувствуется наиболее сильно. Потом, став взрослым, я не раз убеждался в правоте её слов, хотя порой мне казалось, что Бог излишне медлит. Но наступал момент — и в жизни подлеца или негодяя происходило событие, сводившее на нет все его старания или бьющее в самое незащищённое место.

Незаметно наступил декабрь — месяц для меня волнительный, потому что неуклонно близилось Рождество, а следовательно, я с трепетом гадал: выпадет ли мне счастливый билет, как в прошлом году.

Билет выпал. Совершенно неожиданный, ошеломительный, необъяснимый и вообще за гранью моего понимания. Да, из Аргентины приехала тётя Изабелла. С тем самым Эдуардо, которому я обязан внезапным выпадением тёти из моей жизни. Однако кроме Эдуардо у неё была ещё и Келли. Вернее, Келли, как таковой, пока не наблюдалось: тётя приехала беременной. Они с мужем уже знали, что у них родится девочка, поэтому дали ей странное американское имя и разговаривали с ней, как с живым человеком, отчего время от времени выглядели идиотами.

Я был в шоке. Я был потрясён, ошарашен и подавлен. Конечно, я сначала обрадовался приезду тёти, но сопутствующие ему обстоятельства меня напугали. В моей жизни всё шло к тому, что Рождество я проведу с семьёй Менотти. Я уже так привык к Софии, к её манере говорить — спокойно, уютно, — что моя эмоциональная тётя утомила меня уже на одиннадцатой минуте общения.

А вот Эдуардо мне, как ни странно, понравился. Это был такой добродушный и симпатичный толстячок, который практически с первых минут вызвал у меня ощущение, что мы с ним знакомы сто лет. Мне, конечно, сложно представить, что именно его портрет тётя вкладывала в образ мужчины своей мечты, но Эдуардо как нельзя лучше подходил ей. Было видно, что он души не чает в этой шумной и яркой итальянке и готов выполнить любой её каприз. А главное — тёте было на кого выплеснуть свою энергию, заботу, тревожность и прочие эмоции, которые в избытке производились в её голове.

Конец ознакомительного фрагмента.