«Продается дом б/у без в/п с в/о и ч/ю»

Мария Фомальгаут

Нет, ну где это видано, чтобы дом продавал самого себя? А где это слыхано, чтобы лето приезжало в город? Я уже не говорю про платье, которое заставляет своих хозяев делать, что оно хочет, хотя полагается наоборот! А это что за безобразие – Земля в форме чашки? Кстати, почему чашки летают, кто им позволил? И почему я прошу передать соль, а вы передаете мне до или ре? В общем, ненормальная какая-то книга, не читайте, лучше чем полезным займитесь, составьте чертеж лета, например…

СОН ЫНЯЬТАТ

…оглядываю собравшихся, надо со всеми перезнакомиться, так положено, обязательно со всеми, ну и что, что мы друг друга не понимаем, что говорим не только на разных языках, но и вообще видим и слышим мир совершенно по-разному. А все равно надо со всеми, никого не пропустить в этом хаосе топотов и криков…

Приближаюсь к первому, звероподобному, судя по виду вроде его эволюция шла от хищников, но откуда у него тогда тоненькие рожки на голове, первый раз вижу хищника, чтобы с рожками, а нет, это не рожки никакие, это антенны, ну, конечно же, интересно, что он ими принимает…

Что-то заставляет меня остановиться, он как будто делает мне знак, держи дистанцию, — отступаю, он на расстоянии прощупывает меня антеннами, подает что-то вроде знака согласия, ясно-понятно, кто ты, и что ты…

Меня передергивает, это еще что, вот так, меня прощупал, и все, ты бы хоть про себя что-нибудь рассказал, хорош, ничего не скажешь… Меня передергивает еще раз, когда вижу себя, и в то же время уже не себя, бегущего по бесконечной равнине, наполненной сигналами — всего слишком много, все слишком быстро, ничего не разобрать — но он по-другому и не умеет, я понимаю это. Вежливо кланяюсь, думаю, поймет он мой жест или нет. Кажется, не понял, настороженно от меня попятился…

Оглядываю гостей, — если всех нас, случайно собравшихся когда-то никогда где-то нигде можно назвать гостями. Подбираюсь к следующему, чем-то похожему на птицу, — он поворачивает голову, смотрит на меня то левым, то правым глазом, что-то посвистывает, клокочет, как будто завораживает меня. Осторожно пытаюсь проникнуть в его сознание, — он впускает меня удивительно легко, я вижу огромное солнце, в полнеба, мне хочется петь хвалы великому солнцу, я запрокидываю голову, я кричу…

…спохватываюсь. Остальные изумленно смотрят на меня, я сам изумленно смотрю на себя, что я творю в самом-то деле…

Кто-то подходит ко мне, кто-то тихонько толкает меня в плечо, он хочет узнать, кто я и что я, — оборачиваюсь, не понимаю, как в этой полупустой структуре может теплиться жизнь. Покорно открываю свое сознание, он как будто что-то вытаскивает из моего разума, эй, стой, я на это не подписывался, — черт, уже поздно, уже ушел…

Оглядываю замкнутое пространство, спрятанное среди холодов, ищу, с кем еще можно перекинуться словами — кто-то спешит ко мне, не могу понять, одно это существо или два, нет, все-таки два, понять бы еще, или это всадник верхом на чем-то или это хозяин с какой-то зверушкой на плече. Думаю, кому воздать почести, воздаю почести как-то неопределенно, чтобы и тому, и тому, кажется, всем угодил. Отступаю, перехожу к следующему, вот хорошо, что танцы начались, можно в танце со всеми перезнакомиться, — что-то на длинной тонкой шее, покрытой перьями, тянется ко мне, что у него с головой, да голова ли это вообще, он вертится, поправляет треугольный убор на том, что я принял за голову, должно быть, что-то вроде какого-то сигнала, потому что красного цвета…

— Здрр-р-асьте… Здр-расьте.. Здр-р-рас-с-сьте, — что-то увенчанное винтами трещит передо мной, кто вас вообще с винтами пустил, опасно же, а кто всех остальных со всем остальным пустил, если уж на то пошло…

— Отлично танцуете, — говорю зачем-то, сам не знаю, зачем, — вы же…

Пытаюсь понять, есть ли в этом хоть какой-то намек на живое — нет, нету. Редко встретишь существо, которое перенесло свое сознание на электронные носители.

— Здр-р-асьте… Здрр-р-асьте… Здр-расьте.. Здр-р-рас-с-сьте, — трещит танцор. Думаю, заело в нем что-то или как, или вообще какая разница.

Наконец, смотрю на того, кто созвал нас сюда — вернее, наконец, осмеливаюсь посмотреть. Потому что такой жути не видел еще никогда, что у него спереди, крылья, не крылья, клешни, не клешни, а голова вообще где, да неужели вот это, сверху, да быть того не может…

Не могу на него смотреть, а смотреть надо, надо жадно ловить каждое его движение, каждый тончайший нюанс настроения, делает незаметный знак — бросаемся хлопотать, чувствуем его недовольство, притихаем, ловко подхватываем его веселость…

…веселость…

…как будто мы можем быть веселыми, когда умирают наши миры, и нужно что-то делать, здесь, сейчас, скорее, скорее, пока мы еще живы, перенести свое сознание во что-то живое, что подвернется — только не в этого, потому что у него власть над нами, безграничная власть, если уж он вызвал нас в свой бесконечно далекий мир, мы с ним ничего не сделаем…

…замираем, оглядываемся — все, все, смотрим на то, что ни с того ни с сего появляется в дверях. Ну и жуть жуткая, да какая разница, уже любое тело сгодится. Бросаюсь к твари, стоящей в дверях, как к величайшему подарку, выкрикиваю:

— Мое! Мое!

И все срываются с места, бросаются к твари, обгоняя друг друга:

— Мое! Мое!

Гром среди ясного неба:

— Мое.

Отступаем, смотрим на того, вызвавшего нас, понимаем, что черта с два он отдаст нам это, застывшее в дверях. И одновременно понимаю, что черта с два мы дождемся от него помощи, ему нет никакого дела до нас, что он может вызвать нас в бесконечную даль, это еще не значит, что он будет спасать наши души… Он ступает к тому, в дверях, подхватывает обмякшее тело, приказывает нам исчезнуть — мы не хотим исчезать, хватаемся обрывками сознания друг за друга, тот неживой, трещащий винтами, впивается в меня, даже нет сил оттолкнуть его…

Выжидаем, сами не знаем, чего, смотрим на того, вызвавшего нас уже почти из небытия, — он окружен уже тремя себе подобными, мы умоляем отдать хоть кого-нибудь — он не слышит нас, он ожесточенно спорит с кем-то, хочет уничтожить кого-то, — мы просим не делать этого, не делать, отдать нам — не слышит, пронзает живую материю металлом…

…подхватываем самих себя, понимаем, что нам тут делать больше нечего, только откланяться и исчезнуть, или даже исчезнуть, не откланиваясь — чужой мир стремительно удаляется, успеваю заметить тающее сознание того, пронзенного металлом, зачем-то подхватываю, зачем-то забираю с собой, зачем, зачем, если у нас у самих ничего нет, а ведь подхватываем, уносим за собой в темные пучины, ловим его мысли, куда, куда вы удалились, спрашиваем, что есть виии-сна, он показывает, как плавится застывшая вода, как обнажается земля, выпуская из себя побеги жизни…