«Продается дом б/у без в/п с в/о и ч/ю»

Мария Фомальгаут

Нет, ну где это видано, чтобы дом продавал самого себя? А где это слыхано, чтобы лето приезжало в город? Я уже не говорю про платье, которое заставляет своих хозяев делать, что оно хочет, хотя полагается наоборот! А это что за безобразие – Земля в форме чашки? Кстати, почему чашки летают, кто им позволил? И почему я прошу передать соль, а вы передаете мне до или ре? В общем, ненормальная какая-то книга, не читайте, лучше чем полезным займитесь, составьте чертеж лета, например…

«ДАРАГОИ ЛЕТА ВАЗЬМИ МИНЯ ССАБОЙ»

…лето остановилось на перроне и растерянно огляделось — все было совсем не так, как оно помнило. То ли все переменилось до неузнаваемости, то ли за годы и годы лето успело крепко забыть, как здесь все было раньше. Раньше, в тот день, когда ему надо было уехать, обязательно уехать, собирать чемодан, прощаться со всеми, обещать вернуться, писать, слать телеграммы, а потом… что было потом? Лето не помнит, дальше все завертелось в бесконечных делах, уже и не понять, каких.

Лето поставило чемодан на запыленный перрон и оглядело руины вокзала, выискивая такси. Такси оказалось недалеко, если эту проржавленную машину можно было назвать «такси». Лето подошло к машине и заглянуло внутрь, даже постучало в стекло, — и в ужасе отпрянуло, когда увидело на сиденье истлевший скелет. Лето приблизилось к еще одной машине и еще — но там было то же самое…

Не зная, что делать, Лето осторожно окликнуло:

— Сколько стоит… до города?

Ему никто не ответил.

— Хью матч ту зе сити? — спросило Лето, припоминая английский.

Ответом была тишина.

— Вифиль… вифиль костет… — Лето попыталось вспомнить, как будет дальше, но ничего не вспомнило, шепотом выругалось.

В ответ по-прежнему ничего не произошло.

Наконец, лето поняло, что ничего не добьется, и вернулось к своему чемодану. Оно вытащило несколько тряпок наугад, зачем вообще столько с собой потащило, бросило в легкую дорожную сумку, спрятало чемодан в камеру хранения, а кому платить за камеру, а некому, — и зашагало к городу.

Город тоже представлял собой жутковатое зрелище — от домов остались груды камней, сквозь которые пробивались чахлые, высохшие деревца, засыпанные снегом. По мере того, как лето входило в город, снег таял, растекался ручейками, потом и вовсе испарялся, взмывал в небо, которое из аспидно-черного становилось все более голубым. Лето не понимало, что происходит, что-то случилось в городе, знать бы еще, что именно.

Лето представляло себе это не так, совсем не так — оно сойдет с поезда, возьмет такси, приедет в городок, заглянет в лавочку на углу, чтобы перекинуться парой слов с торговкой, потом заглянет в кафе, чтобы выпить кофе с куском пирога, потом вернется в свой старый дом и смахнет сухие листья, осыпавшие крыльцо… но здесь не было ни лавочки, ни кофейни, ни крыльца, — только заснеженные руины (под снегом оказался еще один снег), истлевшие остовы, остатки каких-то укрытий…

Лето пригляделось — что-то парило над землей далеко впереди, что-то, похожее на блестящий металлический шар, да оно и было металлическим шаром, который стремительно приближался к лету. Перепуганное лето хотело спрятаться, но не успело — шар приблизился к нему, казалось, с интересом его рассматривая.

— Кто вы? — спросил шар.

Лето вздрогнуло и даже покраснело от возмущения: это оно должно было спрашивать, кто он такой, а не наоборот, потому что лето оно и есть лето, как можно не узнать, что оно лето, лето, вы что, не видите, что ли?

— Вы что… меня не узнаете?

— Я первый раз вас вижу. Вас раньше здесь не было.

Лето вспыхнуло:

— Это вас здесь раньше не было… когда я уезжало отсюда!

— Уезжали? И давно?

— М-м-м… — лето попыталось представить, как долго его не было, но не смогло.

— Наверное, вас не было несколько веков, — заметил шар.

— Должно быть, да…

–…так кто же вы?

— Лето.

— Лето? Какое необычное имя…

— Вы… вы что, правда никогда не слышали обо мне?

— Нет, не припомню. Постойте… сейчас… — внутри шара что-то загудело и защелкало, — а-а-а, да, вы были здесь пятьсот лет назад…

— Так давно? — ахнуло лето, — меня не было так долго? Я уходило так надолго?

— Нет-нет, вы не уходили.

— Простите… не понимаю.

— Вы не уходили. Вы оставались. А уходили мы.

— Я совсем… совсем не понимаю, — лето опустилось на обломки кирпичной стены, лето было испугано и растеряно, и здорово замерзло в своем легком платье. В конце концов, это было невежливо со стороны шара, он даже не предложил ей чашку кофе или хотя бы уйти от этого холода куда-нибудь в тепло.

— Вы… — лето не выдержало, — где я могу выпить чашечку кофе?

Внутри шара снова загудело, чуть погодя он ответил:

— Кофе больше не существует.

— Ничего себе. А… кафе?

— Кафе не работают.

— А… — лето хотело спросить, где можно посидеть в тепле, но вспомнило, что и само создает тепло, — здесь можно где-нибудь посидеть?

— Вы уже сидите, — ответил шар.

Лето хотело возмутиться — но, кажется, шар не смеялся над ней, он и правда не думал, что чем-то обидел лето.

— Я… я не понимаю… вы сказали, что я никуда не уходило, а уходили вы…

— Да, это так.

— Этого не может быть, я точно помню, что уходило, и вернулось.

— Нет, это вам показалось. Уходили и возвращались мы. Вернее, весь наш мир.

— Но… но зачем вы ушли от меня?

— Мы этого не хотели. Это зависело не от нас.

— А от кого?

— Думаю, что ни от кого.

— Понимаю… обстоятельства… — лето вспомнило все истории, когда кто-то клялся быть вместе всегда-всегда, а потом уходил, — и встречались через много лет, едва узнавали друг друга…

— Лето, лето… — внутри шара что-то затрещало, он задумался, — а я помню…

— Помните?

— Помню… я вам писал, чтобы вы не уходили. Или чтобы забрали меня с собой.

— Вы… мне…

–…да. Я тогда был совсем другим. И вы тогда были совсем другим.

— А… а каким вы были?

— Я… я почти не помню… фотографии по запросу… мальчик бежит по песку на берегу реки… светит солнце… все лето впереди… слишком длинный запрос, сократите до тридцати знаков…

— Простите…

— За что?

— Что не взяло вас собой… — лето задумалось, попыталось вспомнить события бесконечной давности, как оно в спешке собирало чемодан, уходило из города — под покровом ночи, тайно, чтобы никто не видел, чтобы никто не плакал, ле-е-ето-о-о-о, не уходи-и-и-и, чтобы никто не просил…

–…постойте-постойте… — лето торопливо похлопало себя по карманам, перетряхнуло дорожную сумку, — на мокрую от растаявшего снега землю высыпались фантики, билеты, чеки, банкноты уже не существующих государств, списки покупок, — нет… нет… а… а вот… — лето дрожащими руками развернуло пожелтевший листок, готовый рассыпаться в прах, — ДАРАГОИ ЛЕТА ВАЗЬМИ МИНЯ ССАБОЙ… АЛЕК… это… это вы… — листок распался на мелкие кусочки, которые тут же подхватил ветер, — ну вот, ну вот, все рассыпалось!

— Не переживайте, у меня осталась копия…

Ветер гнал по улице обрывки прошлого.

Лету все-таки удалось найти более-менее сохранившийся дом, на крыльце которого оно подмело опавшие листья, вынуло ставни из окон, и даже вынесло на веранду бесконечно древнее кресло-качалку и столик, на котором расставило потемневшие чашки. Алек уже хлопотал вовсю, он вынимал что-то из глубоких подземелий, расставлял солнечные батареи, возводил причудливые постройки, распахивал и перемалывал замерзшую землю, бросая в неё семена. Лету не терпелось увидеть, что прорастет из семян — но так ничего и не взошло, семена слишком долго ждали своего часа.

— Это моя вина, — засмущалось лето.

— Что вы… вы ни в чем не виноваты. Это же не вы поменяли орбиту земли, после чего она ушла бесконечно далеко от Солнца, и вернулась только сейчас…

— А почему… почему так вышло?

— Сейчас трудно сказать, слишком много противоречивых данных… какая-то война… кто, кого, куда, зачем, все сваливают вину друг на друга…

Лето зябко поежилось.

— Ничего, я попытаюсь что-нибудь сделать с помощью генной инженерии… быть может, получится…

–…а постойте-постойте! Сейчас! — лето бросилось к вокзалу, к камере хранения, поволокло тяжеленный чемодан, — сейчас, сейчас…

— Давайте я вам помогу…

–…спасибо… вот… — лето лихорадочно начало рыться в карманах, сумках, кошельках, — вот… — из ладоней лета посыпались зеленые луга, тенистые чащи, стаи птиц…

— Невероятно… этого не может быть, это не могло сохраниться… невозможно…

— Для меня все возможно, я же лето…

В бесконечных хлопотах лето даже не заметило, что вот уже несколько дней не видит Алека, — и решило наведаться в глубокие подземелья, чтобы повидаться с ним. Лету пришлось немало поплутать в лабиринтах шахт, прежде чем оно натолкнулось на ряды мерно гудящих серых кубов, внутри которых что-то происходило.

— Здравствуйте, — сказало лето.

— Вы… кто вы? Что вам нужно?

— Я лето.

— Убирайтесь!

— Простите?

— Убирайтесь отсюда! Пятьсот лет без лета жили, и еще столько же проживем! Ишь чего выдумали, лето им какое-то!

— Да это вообще извращение…

— Да запретить это лето, и дело с концом!

— Я… я ищу Алека…

— Ну, больные на всю голову всегда были…

— Нет, ну это ваше дело, хотите быть летом, ну будьте там себе наверху, но к нам-то зачем с этим летом лезете?

— Не надо нам этого, нам своей зимы хватает…

Лето закусило губу, собрало последнюю волю, чтобы не разрыдаться, развернулось и зашагало прочь по темным туннелям, гордо поднимая голову. Лето ничего не понимало, так его еще никто не встречал, а ведь оно ничего никому не сделало, за что же тогда…

Блуждая по туннелям, лето поняло, что заблудилось — оно попыталось вернуться к кубам, пусть они ругаются, лишь бы показали дорогу назад — но вскоре поняло, что не помнит, как пройти к кубам. Лету ничего не оставалось кроме как идти куда-то в никуда, вспоминая какие-то правила выхода из лабиринта — но чем дальше шло лето, тем глубже оно погружалось под землю. Наконец, впереди забрезжил тусклый свет, и лето радостно устремилось туда — но каково же было его разочарование, когда оно увидело подземную пещеру, заполненную водой, в глубине которой плавали бесцветные, почти прозрачные рыбы. Лето подошло поближе, чтобы согреть их своим теплом, рыбы перепугано заметались, а потом и вовсе безжизненно застыли в глубине воды.

— Я… я не хотело… — смущенно пробормотало лето.

Хорошо хоть никто не видел, — подумало лето, и тут же буквально столкнулось с человеком, вышедшим из туннеля. Оно меньше всего ожидало увидеть здесь человека, и чем больше смотрело на него, тем больше чувствовало — с этим человеком что-то не так. конечно, лето уже не помнило, какими должны быть люди, но что-то подсказывало ей, что это был не совсем человек…

— Я… — лето смущенно посмотрело на озеро.

— Они погибли, — сказал человек.

— Но почему… почему?

— Всё очень просто… они привыкли жить здесь, в подземелье, согреваясь теплом земного ядра, вы убили их светом солнца, кислородом…

— Я… мне так стыдно… я не знало…

— Разумеется. Вы не знали.

— И кубы тоже… они встретили меня так… так рассержено…

— Ну, еще бы, они уже успели забыть, что есть что-то кроме зимы… Если бы вы остались здесь хотя бы на десять лет, они бы постепенно привыкли к вам.

— Если бы… — вздохнуло лето.

— Так вы здесь…

— Ах да. Я заблудилось.

— Вот как? Пойдемте, я выведу вас наружу.

Лето поспешило за странным человеком, снова и снова не понимая, что же с ним не так, до жути не так, лето помнило, что люди выглядели несколько иначе. И только когда туннель неожиданно оборвался, открывая поле, уже поросшее колокольчиками и васильками, лето спохватилось:

— Я же искало Алека…

— Вот как? Вы не узнали меня?

— Вы… вы…

— Даже не знаю, похож ли я на себя настоящего.

— Наверное, похожи…

— А мне кажется, нет.

— Почему же?

— Видите ли, здесь я как бы взрослый… а я никогда не был взрослым.

— Никогда не были?

— Да. Вы ушли, когда я был совсем маленьким… мне было лет шесть, не больше… а в десять лет я перестал был собой.

— Перестали быть…

–…да, иначе бы мы не выжили здесь, в зиме.

…Лето посмотрело на календарь и ахнуло — оно и не заметило, как пролетело, что уже какое-то там августа, и до конца осталось совсем чуть-чуть, а еще столько нужно сделать, а что оно, собственно, успело, ничего не успело, набор с красками так и лежит в столе, а ведь обещало себе само за себя выучиться рисовать — лето обещало выучиться рисовать за лето — и на велосипеде пару раз всего каталось, а еще хотело съездить туда-туда-туда-туда, а сколько еще книжек непрочитанных, а задания так и не сделаны, стоп, какие задания, лето что, в школе, что ли, учится? Лето школы и не видело никогда, когда школа начинается, лето кончается…

Итак, лето посмотрело на календарь, ахнуло — и кинулось собирать чемодан и покупать билеты на поезд. Оно как всегда никому ничего не сказало, что скоро отправится в дальние края, оно как будто боялось в этом признаться даже самому себе. Долгими вечерами лето ходило по земле, которая наконец-то стала живой, согретой солнцем, наконец-то проросла лесами, деревьями и травами, и ожившие океаны огромными волнами плескались у берегов. Лето понимало, что скоро ему придется оставить все это во власть ледяной зиме — и от этой мысли у лета сжималось сердце.

В последний день лето сложило свои вещи и завело будильник на раннее-раннее утро, такое раннее, когда еще все спят, и никто не увидит, как лето уйдет. Ближе к августу и правда некоторые серые кубы стали перебираться наружу, примерять на себя давно забытые облики людей, а кто-то даже пробовал себя в роли птицы или лошади. Лето закрыло свой дом на ключ и положило ключи под коврик, прошло по улицам городка в свете фонарей, добралось до перекрестка, за которым начиналась дорога на вокзал, и последний раз посмотрело на город. Внезапно, лето спохватилось, придерживая шляпку, — порыв ветра бросил ему в лицо обрывок бумаги, на котором значилось — ГОИ ЛЕТА ВАЗЬМИ МИ… — лето вспомнило про Алека, оно так и не знало, кто он, Олег или Алик, да кажется, он сам уже не помнил.

Лето задумалось — а ведь теперь оно и правда могло забрать с собой Алека, ему ничего не стоило снова стать стальным шаром, разогнаться до космических скоростей, оторваться от земли и отправиться вслед за летом. Лето посмотрело на часы — до отправления поезда оставалось совсем немного, но лето еще могло успеть быстрым шагом дойти до дома Алека, вскарабкаться на второй этаж по лианам плюща и постучать в окно спальни. Сначала лету никто не ответил, тогда оно постучало сильнее — но и на этот раз ответом была тишина. Лето испугалось и заколотило в окно так, что чуть не разбило стекло, — тогда, наконец, окно распахнулось, и в предрассветный туман выглянул Алек.

— Что случилось?

— Вы знаете… я решило…

— Что вы решили?

— Ну, вы… вы помните, как писали мне…

— Да, помню, сейчас найду… минуточку… файлы… мои документы… воспоминания по годам… вот, здесь ДАРАГОИ ЛЕТА ВАЗЬМИ МИНЯ ССАБОЙ АЛЕК.

— И…? — лето многозначительно посмотрело на свой дорожный чемодан, а потом на записку Алека.

— Что… и?

— Ах, Алек, Алек, какой же вы непонятливый, я же…

— Что вы?

Лето покраснело до самых ушей, собралось с духом и выпалило:

— Я… я хочу взять вас с собой!

— Боюсь, сейчас я немного занят, давайте лучше в середине октября, хорошо?

Лето покраснело еще больше, ему захотелось разрыдаться и убежать, провалиться сквозь землю, исчезнуть — да оно и так исчезло бы ровно в полночь с тридцать первого августа на первое сентября.

— Алек… как вы не понимаете… завтра же сентябрь!

— Я знаю.

— Алек… ну неужели вы совсем не понимаете? Я должно уйти, уехать, исчезнуть, меня не будет! Вы просили… вы писали… тогда… пятьсот лет назад… Алек, Алек, неужели вы совсем не помните себя прежнего, который писал мне — ДАРАГОИ ЛЕТА! Алек, Алек, вам не придется возвращаться за школьную парту и ходить по сугробам в темноте ранним утром, вы… стойте, что я говорю, какая парта, вы уже взрослый… Вам уже не придется прятаться под землю, согреваясь теплом ядра земли, вы отправитесь со мной в вечное я… вечное меня… — лето запнулось, не зная, как сказать — отправитесь в вечное лето, если это говорит само лето.

— А, вот вы о чем…

— Ну, конечно же! Так поторопитесь, поторопитесь, до полуночи совсем немного! Еще чуть-чуть, и меня не станет, поторопитесь же, или я исчезну!

— Вы не исчезнете.

— Простите?

— Дорогое лето, вы не исчезнете.

— Но…

–…я позаботился об этом, я работал над этим все вас… всего вас… все лето… Ракетные двигатели в пустыне Сахара… я поменял орбиту… Дорогое лето, теперь вы никогда не уйдете от нас.

— Правда? Правда? Алек, я так счастливо, вы даже не представляете себе, как я счастливо…

Где-то вдалеке послышался бой часов, гудок поезда — но лето не слышало ничего этого, оно обняло Алека, понимая, что останется в городке навсегда…