Солнце больше солнца

Игорь Алексеевич Гергенрёдер, 2016

В романе показано неожиданное: случай заражения простого селянина идеей мирового господства. Она превращает человечка в гордеца, который презирает себе подобных, делается беспощадным убийцей. При этом с ним счастливы женщины, знающие о его злодеяниях. Он становится свидетелем воссозданных по документам испытания атомной бомбы на населении Оренбургского края 14 сентября 1954 года и катастрофы в засекреченном Челябинске-40 29 сентября 1957-го. Книга предупреждает о том, что на пресловутом комбинате «Маяк» продолжаются аварии, которые пока удаётся скрывать, но пруды-отстойники переполняются ядерными отходами, ввозимыми из-за границы, и в любой момент может грянуть катастрофа, ужаснее предыдущих, включая Чернобыль. Случившееся ныне в Норильске придаёт роману особенную злободневность. Содержит нецензурную брань.

8

Позвав с собой Маркела, он из прихожей зашёл в комнату, чьё окно глядело во двор, и в другую, с окном в огород, затем шагнул в горницу, пройдя которую, побывал в комнатах, расположенных в ряд с ней.

Возвратившись в горницу, пришелец снял беличью шапку, надел на угол спинки стула, пальто бросил на сиденье. Он мог быть лет сорока: среднего роста, гладкие русые волосы скрывают уши и лоб до самых бровей, лицо выбрито. Он стоял в зеленовато-коричневой куртке с большими накладными карманами на груди и на полах: позднее Маркел узнает, что такие куртки зовутся френчами.

— Большое у вас помещение, — ровным голосом сказал пришелец глядевшему на него Данилову. — Я только одну женщину видел. Ваша жена?

Данилов чуть повыше его, тоже бритый, в густых тёмных волосах лишь вблизи разглядишь седые, а ему под шестьдесят.

— Моя жена Софья Ивановна, — сказал он, изучая незнакомца небольшими по-молодому живыми глазами.

— Вдвоём занимаете весь дом, — отметил тот как бы походя, без интереса.

— У нас здесь три дочери выросли — повыходили замуж, — сухо уведомил хозяин.

В комнату входили люди незнакомца с красными повязками на рукавах. Он сказал Данилову:

— Одного работника я знаю, — кивнул на Маркела, — а ещё кто работает на вас?

— Ещё один работник, он сейчас упряжь чинит. И кухарка.

— Пригласите их сюда.

Фёдор Севастьянович вышел, пришелец сел за стол. Его люди поставили винтовки к стене, сняли шинели и тоже уселись. Вместе с командиром за столом сидело шестеро. Вернулся Данилов, за ним вошли Илья Обреев и испуганная девушка: она нанялась недавно, когда старая кухарка умерла от воспаления лёгких.

— Моя фамилия — Москанин, — сообщил Обрееву человек во френче, — для тех, кто со мной служит, я — Лев Павлович. Прошу вас назвать себя.

Илья, весьма заинтересованный тем, что видит, а более — тем, что будет дальше, бодренько назвался во множественном числе:

— Мы — Илья Фомич Обреев!

Москанин перевёл взгляд на кухарку, которая стояла замерев, потупившись.

— Уважаемая, в этот дом пришли ваши друзья. Скажите, как вас зовут?

— Мария… — произнесла девушка дрожащим голосом.

Москанин обратился к хозяину:

— Поставьте Марии стул к столу, она будет с нами. — Затем он благосклонно пригласил Маркела и Илью: — Садитесь за стол.

Данилов, уже снявший поддёвку, был в холщовой рубахе, перехваченной синим пояском. Стул для Марии, взяв его за спинку, он поставил к столу непринуждённо, а она, прежде чем сесть, взглянула на хозяина расширенными от несусветной растерянности глазами.

Пришелец объявил Данилову:

— Желательно пообедать! — добавил: — Позовите вашу жену. Она будет обслуживать.

Пятеро красногвардейцев смотрели на хозяина с ехидством и угрожающим ожиданием. Он помолчал, вышел в соседнюю комнату:

— Соня… — с минуту что-то говорил жене, понизив голос.

Он и она прошли через горницу в кухню, он на пороге обернулся:

— Я буду ей помогать.

— Ваше дело, — сказал Москанин.

Через минуту Данилов заглянул в комнату:

— Щей не хватит на всех.

Пришелец с видом терпения произнёс, будто растолковывая непонятливому:

— А вы налейте помаленьку в каждую тарелку. В каждую, — повторив, продолжил невозмутимо: — Хлеба-то, думаю, хватит. Сало, конечно, есть, домашняя колбаса. Несите.

Маркел и Илья, переглянувшись, следили за движениями хозяина, который превратился в слугу. Он был худ и, когда поворачивался сутуловатой спиной, под рубахой выделялись выступающие лопатки. Выглядел он равнодушным, а у Софьи Ивановны, смиренно склонявшей голову в платке, дрожали руки.

Когда стол был накрыт на девятерых, хозяева хотели уйти, но Москанин произнёс всё тем же бесстрастно-ровным голосом:

— Постойте тут — что-то может понадобиться.

Он и его люди начали есть. Маркел покосился на стоявших у двери в прихожую хозяев, тоже взял ложку, хлеб. Илья приступил к еде с нарочито уверенным видом. Девушка-кухарка сидела на стуле недвижно, опустив руки. Москанин сказал ей:

— Мария, ешьте!

Она, не двинув головой, подняла правую руку, поднесла ломоть хлеба ко рту, откусила. Человек во френче, обводя обедающих взглядом, остановил его на сидящих рядом друг с другом двух работниках и кухарке:

— Мы, коммунисты, сделаем так, чтобы ни один человек не унижал другого человека работой на себя, — проговорил с выражением сурового спокойствия. — Мы заставим каждого, кто пользовался чужой жизнью, обслуживать вчерашнюю жертву. Но это только начало, это слишком мелко, чтобы быть главной задачей. Она — в науке, которая сделает невообразимое. Мы заставим природу, саму материю обслуживать человека. Мы создадим силы господства над всей планетой.

Он ложкой черпнул со дна тарелки щи и, перед тем как отправить ложку в рот, положил в него кружок колбасы. Один из красногвардейцев повернул голову к Данилову:

— К салу чесноку не дали! Есть у вас чеснок?

Фёдор Севастьянович отправился за чесноком. Обед заканчивался, когда в сенях стукнула дверь, зачастили шаги в прихожей, в горницу шагнул красногвардеец:

— Лев Павлович, вас ждут!

Москанин неторопливо надел пальто, шапку. Выходя, сказал Данилову:

— Щей должно хватать на всех, для начала зарежьте барана.