Солнце больше солнца

Игорь Алексеевич Гергенрёдер, 2016

В романе показано неожиданное: случай заражения простого селянина идеей мирового господства. Она превращает человечка в гордеца, который презирает себе подобных, делается беспощадным убийцей. При этом с ним счастливы женщины, знающие о его злодеяниях. Он становится свидетелем воссозданных по документам испытания атомной бомбы на населении Оренбургского края 14 сентября 1954 года и катастрофы в засекреченном Челябинске-40 29 сентября 1957-го. Книга предупреждает о том, что на пресловутом комбинате «Маяк» продолжаются аварии, которые пока удаётся скрывать, но пруды-отстойники переполняются ядерными отходами, ввозимыми из-за границы, и в любой момент может грянуть катастрофа, ужаснее предыдущих, включая Чернобыль. Случившееся ныне в Норильске придаёт роману особенную злободневность. Содержит нецензурную брань.

18

Около колодца солдат лил из ведра воду на руки офицеру, который разделся до пояса и держал кусок мыла. Офицер намылил торс, шею, лицо, омылся с помощью солдата, тот в заключение окатил его водой и, подав полотенце, доложил:

— Еда готовится.

— Хорошо, — офицер направился в дом.

Маркел, который собрался набрать из колодца воды для кухни и стоял поодаль с вёдрами, приблизился к солдату:

— Мне надо его спросить… как его назвать: «ваше благородие» или «высокоблагородие»?

— У нас любому начальству говорят одинаково «господин». Хоть ты генерал будь, тебе скажут «господин генерал»! — услышал Неделяев.

Солдату было лет двадцать пять, он смотрел на парня умными с хитринкой глазами.

— Обратись «господин штабс-капитан». Что спросить хочешь?

Неделяев помялся, объяснил:

— Если заплатят, мы можем овцу зарезать. Или вы её так заберёте?

— Это пусть он тебе скажет.

Маркел отнёс вёдра с водой в кухню, постучал в дверь горницы, услышал «да!» У стола сидели тот, кто прикатил на двуколке с парусиновым верхом, это был фельдшер, и второй, который приехал на подводе: писарь. Фельдшер, мужчина лет тридцати пяти, перебирал одной рукой лежавшие перед ним на столе порошки, видимо, считая их, другая рука с карандашом прижимала к столу листок бумаги.

Писарь был не старше двадцати, он держал перед собой развёрнутую газету; это он сказал «да!» Маркел прочитал название газеты «Слово народа».

— У тебя дело? — спросил писарь.

Глядел на вошедшего и фельдшер, у него было выражение человека невесёлого, вынужденного постоянно утешать.

— Мне надо спросить господина штабс-капитана! — подтянувшись, произнёс Неделяев твёрдо и независимо, как мог.

Говорить об овце он не собирался. После того внимания, каким его оделял Москанин, он желал любому обладателю власти задавать вопросы о человечестве.

— Он занят, — писарь бросил взгляд на закрытую дверь в комнату. — Говори нам!

Неделяев едва не повторил, что ему надо увидеть штабс-капитана, — не решился и степенно проговорил:

— Узнать бы вашу идею…

— Книги читаешь? — живо спросил молодой человек, складывая газету и кладя её на стол.

— Раньше читал, пока скучно не стало, — сказал Маркел с ноткой пренебрежения к прочитанному.

Фельдшер повернулся к нему на стуле:

— И что же ты читал?

— Басни графа Льва Толстого — про волка и журавля, волка и козу, волка и кобылу… — ответил Маркел с пресным видом и требовательно обратился к молодому: — Вы зачем войну ведёте?

Тот принял строгое выражение и охотно заговорил:

— Народ избрал своих представителей в Учредительное Собрание. Оно должно было учредить законы нашей жизни в государстве. Но большевики разогнали Учредительное Собрание. Мы воюем за то, чтобы оно опять собралось. — Молодой человек не без гордости произнёс: — Наша часть — вся из добровольцев и зовётся «Отряд защиты Учредительного Собрания»!

— А как вам старый режим, царь? — спросил Неделяев.

— По старому режиму плачет лишь кучка монархистов! — наставительно произнёс доброволец. — А я — социалист-революционер: эсер! — отчеканил он последнее слово. — Иван Валерьянович, — он указал взглядом на фельдшера, — тоже эсер. И штабс-капитан Тавлеев — тоже. У нас в отряде немало эсеров. Мы за демократическую республику! Это значит — за такую, в которой народ свободно избирает власть. А большевики топчут демократию! — он пальцем коснулся газеты. — Вот здесь описано, сколько невиновных они убили без всякого суда.

Фельдшер сказал писарю, искоса глянув на Маркела:

— Они тут были, он должен бы про них понять…

Парень стоял молча; в горницу вошёл из комнаты штабс-капитан со словами:

— Я услышал разговор о политике!

Несмотря на военную форму — неновую, как сейчас приметил Маркел, — офицер выглядел опрятным домоседом.

— Ты хочешь разобраться, за что идёт война. Сядь и будь внимателен, — сказал он Маркелу.

Тот сел на стул, который был подальше от стола, спросил:

— Вам ведь помогло, что чехи взбунтовались. Чего им надо?

Офицер встал перед ним:

— Они хотят воевать с Германией, и был сформирован их корпус. Они в поездах двигались через Сибирь к Тихому океану, чтобы уплыть в Европу и там воевать. Большевики захотели их разоружить, и тогда чехословаки объявили войну большевикам.

— Среди чехов много демократов, — вставил писарь.

Офицер, наблюдая за нелюдимым лицом Неделяева, спросил:

— Ты в школе учился? знаешь, что такое проценты? На выборах в Учредительное Собрание за эсеров было подано сорок процентов голосов, а за большевиков — только двадцать четыре процента. На шестнадцать процентов меньше! Это полное поражение. Тогда большевики разогнали Собрание, а мирные демонстрации в его поддержку стали расстреливать.

Из прихожей постучали в дверь: солдат, который у колодца окатил водой офицера, внёс чугун с гречневой кашей, Мария на блюде внесла вчерашний пирог с кислой, из нескончаемых хозяйских запасов, капустой. Штабс-капитан сказал солдату:

— Спасибо, Михаил!

— Ещё каймак и простоквашу принесу, — ответил тот.

Офицер пригласил Маркела:

— Садись с нами.

Маркел, которого за стол с собой сажал Москанин, не зашёлся благодарностью. Нутро противилось тому, что говорят плохое о большевиках, а, значит, о Москанине. Он пробормотал:

— Я в кухне поем, — и ушёл.