Лейтенант Старновский

Евгений Читинский, 2021

Книга содержит повествование о событиях первых дней ВОВ, о столкновениях с противником, выявлении диверсантов и подведения итогов…

Глава 5. Чует мое сердце, что мы на пороге грандиозного шухера

Солдаты сидели возле клуба, смолили цигарки и слушали Солнцева.

— Ну сами посудите, все мы тут, окромя сержанта, проштрафившиеся. Казалось бы, плохо, кино завтра не посмотрим, а с другой стороны глянь, кормят-то тут от пуза, спать можно больше, на строевые и прочие занятия гонять не будут. Да и яму-то, такой-то толпой, выкопали влёгкую! Теперь только не переусердствовать со строительством этого погреба, а то живо обратно в часть отправят! А тут-то, посмотрите, ребята, как хорошо. Сидим, курим. Никто не гоняет. Счас спать завалимся! Вот оно солдатское счастье!

— А я бы лучше кино посмотрел! — мечтательно произнес худенький Воробьев. — Да и пострелял бы с удовольствием. В среду, говорят, стрельбы будут. А мы тут сиди до следующей субботы!

— Верно! — поддержал его Степан. — Там не погреб будет, а блиндаж в три наката на целый взвод, вы видели, какие здоровенные бревна? И сколько их много? Даже я замучился их обтёсывать! Так что долго возиться придётся!

Рыжий встрепенулся:

— А ведь и верно, это же будет готовый блиндаж в три наката! Ребята, чуйка у меня какая-то нехорошая! Чует моё сердце, что мы на пороге грандиозного шухера!

— Да перестань ты тут панику разводить, а то вон, как лейтенанта, прищучат, мало не покажется! — цыкнул крепыш Парамонов.

— А я панику не развожу! Я, между прочим, все сведения воедино собираю, голова ты садовая!

— Сведения он собирает. Воедино! Стратег нашелся! Раз старшим назначили, значит, самый умный? Вон у нас Женька Воробьев поумнее тебя будет, городской. Школу закончил, потому и призвали в 17 лет и сколько месяцев?

— 9 месяцев, — ответил худенький боец.

— А все потому, что Воробьев закончил школу в год призыва. А год призыва заканчивается в декабре, а 18 лет ему исполнилось тоже в декабре. Но ты не смотри, что он самый молодой, зато самый грамотный, не то что ты! — Парамонов с победным видом глянул на Солнцева.

— Ну хорошо! — не сдавался рыжий. — Вот пусть нам Женька и скажет, прав наш лейтенант или нет?

— А что я-то? — смутился молодой боец.

Парамонов продолжил:

— Ну так скажи, а то мы тут все не из вашего взвода, вашего лейтенанта плохо знаем. А ты с Солнцевым и Тишей Васильевым из второго взвода.

— Ну, что я скажу? Старновский командир грамотный, начитанный, много знает, да и сам по себе мужик умный! Что его не спросишь, всё знает!

— Во-от!!! — обрадовался Солнцев. — Наш лейтенант абы чего сдуру не ляпнет! Докладную написал! ДокУмент! Понимать надо! И органы компетентные проверку провели. И не арестовали, а вот сюда сослали, с глаз долой, ну и чтобы обидно ему было! Вот и сидят там сейчас с сержантом, самогон с горя пьют!

— Не язык у тебя, а помело, Вася! — солидно сказал Степан, поднимаясь во весь свой богатырский рост. — Ну пьют, а то наши офицеры тоже самогон не глушат? Еще как глушат! Пойдемте, мужики, лучше спать, пока есть возможность! Сил завтра много понадобится!

А тем временем в комнате для гостей на втором этаже лейтенант и сержант уже сидели за небольшим столиком, уставленным тарелками с котлетами, малосольными огурчиками, салом, большим караваем черного деревенского хлеба и прочей снедью, а над всем этим великолепием возвышалась солидная бутыль первоклассного самогона!

— Ну, за Сталина выпили, закусили, теперь давай по второй! — скомандовал Старновский.

Васильев кивнул и разлил по железным кружкам самогон, аккурат по половине.

— Вот, что Григорий Иванович! — начал лейтенант. — У меня завтра день рождения!

— 22 июня?

— Да! Вот ты спрашивал, почему я захотел отметить день рождения сегодня, отвечаю. Вот смотри, командую я 2-ым взводом 2-ой роты 2-го батальона, 22-го мотострелкового полка, 22-ой танковой дивизии!

— Ого! Что-то я сразу не сообразил, а и то верно, вы же из второго взвода!

— Но и это еще не все. Сегодня мне еще 22 года, а завтра, 22 июня 1941 года исполнится уже 23 года. Чувствуешь, что магическое сочетание цифры «2» пропадает?

— Так то ж цифры!

— Скажу тебе по секрету, у меня никогда ничего с первого раза не получалось. Всё всегда только со второго раза! Только в военное училище поступил с первого раза! Вот тебе и цифра «2».

— Судьба!

— Вот, правильно говоришь, судьба! Вот давай за неё и выпьем, и пусть нехорошие предчувствия останутся в прошлом, и пусть завтра все будет хорошо!

— И за ваш день рождения!

— Спасибо! — лейтенант поднял свою кружку, они чокнулись, выпили, закусили.

— Хорошо пошла! — одобрительно закивал сержант. — Знатный самогон!

— Председательский! Я его попросил привезти, сказал, что на день рождения!

— Хороший мужик председатель! Справный у него колхоз!

— Колхоз сильный, верно. И связь со всеми есть. Я ведь под вечер нашим позвонил, сказал, что намеченный на сегодня план работ уже выполнили, происшествий нет, спросил, какие у них новости А дежурный лейтенант, ну командир третьего взвода, новенький.

— Белесый такой?

— Ну вот, он доложил, что мое дело о паникерстве будут рассматривать на комсомольском собрании в следующую субботу, так что в пятницу приказано нам всем вернуться в часть.

— Да вы не расстраивайтесь, товарищ лейтенант! Ну влепят выговорешник. Плёвое дело!

— Да я не расстраиваюсь, Григорий Иванович, мне просто обидно, что там наверху не видят очевидного. А если немец завтра войну начнет, он же нашу 22-ю танковую дивизию в порошок сотрет первыми же залпами орудий с той стороны. Стоим в Южном городке скученно, на открытой местности, до границы всего 2—3 километра. Неужели не видят?

— Мы же договор о ненападении подписали!

— Сержант!!! Ты что, веришь фашистам?!

Григорий смутился, и, подцепив вилкой огромную котлету, стал медленно её жевать. Основательно так. Вдумчиво.

Александр продолжал:

— Может, конечно, я чего-то не понимаю, может, у меня тут окопная точка зрения, как мне сказали в наших компетентных органах, только лейтенант, который мне это говорил, думал совсем о другом. И понял я, что в НКВД что-то знают, что-то такое, что даже им становится страшно. Хотя говорят совсем другое, голос бодрый делают. Но я-то чувствую!!! Давай по третьей и пойдем покурим!

Когда сержант разлил самогон по кружкам, Старновский поднял свой импровизированный бокал, тряхнул головой, словно отгоняя тяжелые мысли, улыбнулся и произнес:

— Третья рюмка пьётся за любовь!

— Кружка! — весело уточнил сержант.

— Тем более! Вот скажи, Григорий Иванович, у тебя есть невеста?

— А как же, есть, как осенью вернусь на гражданку, так сразу свадьбу и сыграем!

— Счастливый ты человек, Григорий Иванович! Ну, за любовь!

Когда выпили, сержант спросил, закусывая хрустящим огурчиком:

— А у вас, товарищ лейтенант, есть невеста?

— Жена! Я Григорий Иванович когда весной в отпуск ездил, женился! Сговорились, что осенью, когда мне дадут отдельную комнату, она ко мне приедет. Да вот теперь не знаю, стоит ли ей сюда ехать. Вон что на границе происходит!

— Ну, товарищ лейтенант, опять вы про немцев. Сдались они вам? Пойдемте лучше покурим! — предложил сержант, опасаясь, что офицер сейчас начнет напиваться с горя. Вон их командир первого взвода вообще по этому делу оказался мастак!

— А и то верно, Григорий Иванович, пойдем-ка на свежий воздух, покурим! А потом по последней и на боковую!

Сержант сразу повеселел. Наверное, бутыль самогона была рассчитана на целую неделю, такими-то маленькими дозами!

Когда они проходили мимо дежурной, та их окликнула:

— Товарищ лейтенант! Связи с Центральной усадьбой нет, и с Брестом тоже! Только до деревни и успела дозвониться, так председатель еще до дому не доехал. Хотя чего тут ехать-то?

Старновский остановился и странно так посмотрел на Аграфену Никитичну. Сержант поспешно сказал:

— Да подумаешь, беда какая! Наверное, коммутаторная сломалась, техника — она завсегда ломается!

— Так в первый раз такое случилось!

Старновский, словно очнувшись, спросил:

— А председатель часто домой опаздывает?

— Да случается. Председатель же. То одно, то другое!

— Это хорошо!

— Что ж хорошего, жена его, почитай, и не видит дома!

— Хорошо, что живой! — нашелся что сказать лейтенант и быстренько вышел на крыльцо. Сержант покачал головой и направился следом.

Курили молча. Старновский о чем-то думал, Григорий Иванович начинать разговор тоже не хотел. Наконец лейтенант произнес, затушив сигарету:

— Григорий Иванович, у тебя знаки различий сержантские запасные есть?

— Петлички-то? Есть!

— Нужны новые!

— А треугольники к ним нужны?

— Нет! Просто чистые сержантские петлички. Как у ефрейтора.

— И кому присвоили?

— Солнцеву и Степану Орловскому! Сегодня утром по телефону сказали! Завтра в обед их и поздравим. Я попросил председателя конфет купить, вот он и привез. Угостим всех, а заодно и поздравим новых ефрейторов, знаки различия вручим, так сказать, в торжественной обстановке!

— Так вот почему вы Солнцева за старшего оставили, а не моего Стёпку?

— Так твой Степан из первого взвода! А Солнцев мой! Способный боец! Шустрый! Стреляет хорошо! Лучше него в роте стреляет только Воробьев!

— И оба из вашего взвода!

— Потому мы и лучшие! Вот ваш первый взвод, одни залётчики. Половина проштрафившихся ваши. Не удивительно, что из всех сержантов тебя отправили!

— Ну вот такой у нас взводный, злой как собака. Не то что вы!

— Ладно, пошли обратно, а то смотрю на лес, и муторно становится. Только бы председатель живой был!

— А что с ним сделается? Мы его еще увидим!