Град безначальный. 1500–2000

Евгений Витковский, 2018

До недавнего времени Евгений Витковский (р. 1950) был известен читателям почти исключительно как поэт-переводчик и писатель-фантаст. Лишь в 2016 г. вышел первый сборник его стихо творений «Сад Эрмитаж». Новая книга – «Град безначальный» – эпический цикл, поэтический роман в новеллах, написанных в жанре баллады-биографии. 500 лет российской истории раскрываются на 600 страницах этой небывалой книги в 250 сюжетах – портретах, историях, зарисовках, событиях, запечатленных в редкостных, безупречных стихах. По широте исторического охвата, числу сюжетных и временных измерений («плоскостей» или «парусов», по выражению Хлебникова) книга Е. Витковского, в сущности, перерастает роман, обретая черты нового эпоса. Для его создания в полной мере оказалась задействована палитра возможностей автора – писателя, поэта, переводчика, искусствоведа и, наконец, просто знатока истории, мифологии, нравов старой Москвы, – настоящего «московского наблюдателя» – обитателя Садового кольца.

Василий Корчмин

Огнемет. 1729

Стынет морская равнина седая,

угли дотлели, не греет камин.

Возле мортиры сидит, поджидая,

пушечный мастер Василий Корчмин.

Трубка, мундир, треуголка, рубаха.

Может, потомок однажды поймет,

что это было — разбить Шлиппенбаха,

что это было — создать огнемет?

Что за сражение, что за дорога,

что за война за чужое добро,

что за предшественник единорога,

что за каленное в печке ядро?

Что это — шведскую бить камарилью,

что за фамилия — дар корчмаря,

что в этих письмах «На остров к Василью»,

что в этой жизни в боях за царя?

В памяти перебираешь невольно

то, как дрожал, будто лист на ветру,

чудом не сдавшийся город Стекольна,

видимо, просто ненужный Петру.

Если посмотришь на все остальное, —

жизнь ускользнула всего-то затем,

чтобы в московское небо ночное

огненный взвился букет хризантем.

Немилосерден к чужому проступку,

собственной ты рисковал головой,

ибо со вкусом раскуривал трубку,

сидя на бочке на пороховой.

Это твои боевые игрушки,

но совершал ты большие дела,

глядя с иронией в дуло царь-пушки,

ибо царь-пушка стрелять не могла.

Век не хранит ни единого стона,

но, присмотревшись, легко узнаю

странную жизнь посреди флогистона,

коим пугали в эпоху твою.

Царь замесил для России опару,

и потому-то пришлось Корчмину

делать оружие с Брюсом на пару,

и уходить на любую войну.

Тут закруглюсь, а верней, пошабашу,

ибо рассказывать я не готов,

как довелось вам расхлебывать кашу

послепетровских придворных годов.

Может, я просто сегодня не в духе,

и, между нами, давай втихаря

хлопнем с тобой по стопе хреновухи

в память гидрографа и пушкаря.

В теме такой обломился бы классик.

Тает в былом, будто дым от костра,

славный глава императорских Васек,

личный шпион государя Петра.