Град безначальный. 1500–2000

Евгений Витковский, 2018

До недавнего времени Евгений Витковский (р. 1950) был известен читателям почти исключительно как поэт-переводчик и писатель-фантаст. Лишь в 2016 г. вышел первый сборник его стихо творений «Сад Эрмитаж». Новая книга – «Град безначальный» – эпический цикл, поэтический роман в новеллах, написанных в жанре баллады-биографии. 500 лет российской истории раскрываются на 600 страницах этой небывалой книги в 250 сюжетах – портретах, историях, зарисовках, событиях, запечатленных в редкостных, безупречных стихах. По широте исторического охвата, числу сюжетных и временных измерений («плоскостей» или «парусов», по выражению Хлебникова) книга Е. Витковского, в сущности, перерастает роман, обретая черты нового эпоса. Для его создания в полной мере оказалась задействована палитра возможностей автора – писателя, поэта, переводчика, искусствоведа и, наконец, просто знатока истории, мифологии, нравов старой Москвы, – настоящего «московского наблюдателя» – обитателя Садового кольца.

Соколиная охота

1670

Сей гибельный раздрай почто на нас накликан?

Двоперстью ли грозить предписанной щепоти?

…Никиту Минина, известного как Никон,

прибрала бы судьба, чтоб не мешал охоте.

Три челобитные прислал, не взял посуду,

не по нутру ему царь Алексей Михалыч.

Мол, вовсе не ходи с охотой на аркуду,

мол, отложи кибить да брось на свалку налуч.

Забава кречатья зело доброутешна,

глянь, прыснул дикомыт и мчит на шилохвостей!

А мних опять твердит, что власть царя кромешна,

сидит в монастыре и весь кипит от злости.

Друг прежний, сóбинный, ты шел бы на попятный!

Молился б лучше ты, иль врачевал болезни,

коль убедил себя, что, мол, равно отвратны

аргиши, сиверги, томары или срезни.

Ты, старый, на жидов идешь войной хоробро,

как совесть, горестно пророчишь и бормочешь,

глядишь вослед царю и щуришься недобро,

на перестрел-другой подвинуться не хочешь.

Забыть бы о тебе или послать удавку,

иль лучше в Пустозёрск отправить, на задворки,

покуда балабан еще не сделал ставку,

взыскуя селезня, а лучше бы тетерки.

Отрадны холода, да только слишком близки,

веселье царское кончается, как книга,

охота хороша, да только сохнут прыски,

и в оных больше нет добычи для челига.

Гроза на монастырь надвинулась остатне,

невидимо вокруг кипят смола и сера,

которыми грозит царевой соколятне

свистящею стрелой расколотая вера.

Пусть обвинения жестоки и взаимны,

но им отмерен век, до странности недлинный:

лишь тропари гремят, и слышатся прокимны,

и память вечная охоте соколиной.

И зѣло потѣха сiя полевая утѣшаетъ сердца печальныя, и забавляетъ веселiемъ радостнымъ, и веселитъ охотниковъ сия птичья добыча. Безмѣрна славна и хвальна кречатья добыча. Удивительна же и утѣшительна и челига кречатья добыча. Угодительна же и потѣшна дермлиговая переласка и добыча. Красносмотрительно же и радостно высокова сокола летъ. Премудро же челига соколья добыча и летъ. Добровидна же и копцова добыча и летъ. По сих же доброутѣшна и привѣтлива правленыхъ ястребовъ и челиговъ ястребьихъ ловля; к водам рыщенiе, ко птицамъ же доступанiе. Начало же добычи и всякой ловле — разсужденiя охотникова временамъ и порамъ, раздѣленiе же птицамъ в добычахъ. Достовѣрному же охотнику нѣсть в добыче и в ловле разсужденiя временамъ и порамъ: всегда время и погодье в поле.

«Книга, глаголемая Урядник: новое положение и устроение сокольничьего пути».

О пристрастии царя Алексея Михайловича к соколиной охоте говорит «Книга, глаголемая Урядник: новое положение и устроение сокольничьего пути». Она была написана в 1656 году по указанию царя и при его ближайшем участии. <…>

Через десять лет с патриарха Никона был снят патриарший сан. Местом его ссылки назначили Ферапонтов монастырь на Белоозере. <…> Из Кириллова монастыря Никону присланы по другой его «росписи» необходимые для его келейного обихода вещи: «А в росписи ево написано. Надобно ему, Никону, в келью котел медной ведра в полтора луженой, воронка медная же в полведра, яндова мединая в полведра же…» <…> но он, как писал С. Наумов, все отослал назад «неведомо для чево». Ссылка длилась до самой смерти царя. Почти все, что присылал ему царь, Никон, некогда «собинный» его друг, отказывался принимать, говоря: «Вперед еще мало потерплю, а если по договору ко мне государской милости не будет, то я по прежнему ничего государева принимать не стану и перед Богом стану плакать и говорить те же слова, что прежде говорил с клятвою».