Маг и нимфа, или Неправильное фэнтези

Дмитрий Баскаков, 2022

Сказка – загадочный парк, полный удивительных открытий и настоящего волшебства. И только Максим знает: за внешним превосходством этого чудесного места не скрывается ничего особенного. Однажды в окрестностях парка появляется таинственная посетительница, Димеона. Юная девушка вмиг покоряет сердце Максима, и неспроста: что-то в ней есть неземное, притягательное и совершенно незнакомое. Молодой человек влюбляется в Димеону, даже не задумываясь о том, кто перед ним – на самом деле… Максу предстоит не только испытать головокружительное волнение первой любви, но и на собственном опыте почувствовать смелую разницу между духовным и бытовым, узнать истинную цену материального, а также своими руками противопоставить сухой рационализм – безграничной открытости миру.

Глава девятая,

в которой Максим листает бумаги, а Василиса соглашается на сосиски

Когда на следующее утро я вошёл в Управление, в нём царило обычное для этого времени суток оживление: волшебники группами и по одному входили в высокие двери, сновали по лестнице, толпились с исходящими паром чашками возле буфета. Студенты рыскали по фойе и, кажется, кого-то искали. У стойки Яна выстроились сразу четверо посетителей, и все требовали к себе внимания. Я поднялся прямёхонько на второй этаж и направился в то крыло, где располагался кабинет шефа, но дверь, увы, была заперта. В библиотеке старого мага тоже не оказалось. Я спустился снова в фойе, заглянул на всякий случай в буфет и направился к конторке. Ян, когда мне удалось до него докричаться, сообщил, что начальник сейчас на собрании и вот-вот должен освободиться. Я взял ключ от своей комнаты и направился в собственные покои.

Кабинет достался мне в наследство от лаборанта по кличке Спиноза — при переходе в соседний отдел тот в шутку сказал, что завещает помещение мне, и его, как водится, поддержали. К привилегии я относился сдержанно — мало кому из аспирантов выпадает подобная честь, но, с другой стороны, и до конца второго семестра дотягивают не все. Сейчас, по прошествии года, комната была на сто процентов моей — даже студентов, всеми правдами и неправдами пытавшихся увести у меня чайный стол, я кое-как отвадил. Я отпер дверь, бросил заплечную сумку Даффи на гостевой стул, где обычно держал рюкзак, и направился к своему рабочему месту.

Стол был покрыт пылью и завален бумагами. Я уселся в продавленное кресло и взял верхний лист — это оказался черновик моего отчёта об амазонках. Даже удивительно, насколько мелочными показались мне собственные переживания, связанные с этим заданием, сейчас, по прошествии всего-то четырёх дней, в течение которых я успел спровоцировать драку, разворотить таверну, прозевать покушение на туристку, высадить восемь мегакэрроллов за три минуты, угодить с туристкой в тюрьму и потратить пару своих окладов на тряпку. Интересно, подумал я почти с ужасом, неужели мои нынешние приключения тоже покажутся ерундой в сравнении с тем, что ждёт меня, скажем, через неделю? Нет, вряд ли: теперь со мной Василиса, верный гарант контроля над ситуацией, а это значит, что дальше всё пойдёт как по маслу. Я отложил отчёт в сторону и взял из стопки следующий листок.

Ничего интересного — это я пытался разогнуть интеграл Гофмана, используя криволинейные координаты Горшева. Интеграл я, конечно, так и не разогнул — он вообще аналитически не берётся — но зато сам почти поверил в то, что в якобиане ошибка, да ещё и пристал с этим к Пеку, а тот отправил меня искать истины такой дальней дорогой, что я вконец разуверился в комплексном исчислении. Жаль, ведь могла бы быть нобелевка, как любит шутить в таких случаях Крымов. Я отложил интегралы и стал копаться в бумагах дальше.

Больничный, не отданный шефу («Да верю я Вам, верю! Избавьте Вы меня уже от этой своей бюрократии!»). Исследование по Топи — ничего нового, но хотя бы не напортачил. Проект статьи для журнала — писали совместно с Гришиным, он должен теперь переписываться с редакцией. Проект статьи в стенгазету — бездарно, зато, по крайней мере, своё. Пророчество из Исаева. Разгаданное судоку.

Я встал с кресла и подошёл к чайному столику. В цельнометаллическом бойлере, свидетеле сразу нескольких ушедших эпох, ещё оставалось немного воды — я щёлкнул кнопкой и вернулся за стол. Под расчерченным японским кроссвордом обнаружились распечатка статьи (Пек обещал рассказать) и неудачный шарж на Федотова — не умею я рисовать, а жаль. Под всей этой макулатурой обнаружилась книга — монография Штуцера: седьмой раз продляю в библиотеке и всё никак не могу дочитать, потому что тоска смертная. Под талмудом обнаружилась толстая тетрадь в клеточку — я застонал и расплылся в кресле.

…Такие тетради копят всё самое ценное, что мне удаётся извлечь из своего аспирантского прошлого. Сначала я было записывал вообще всё, но быстро понял, что это — путь в никуда, поскольку крупицы нужной информации совершенно терялись среди диких бессмысленных выкладок. Тогда я начал, как все, работать преимущественно на бумажках, переписывая в тетрадь только то, в чём был абсолютно уверен. Это помогло. Получилось нечто вроде аспирантского дневника — полевые заметки в нём лихо перемежались какими-то формулами и цитатами из популярных источников, но с ним, по крайней мере, можно было работать. Что мне не нравилось в новом формате — так это то, что он со всей очевидностью показывал, что я не справляюсь.

О, нет: дело было отнюдь не настолько плохо, чтобы кто-либо предлагал мне сменить сферу деятельности. Скажу больше: у меня уже очень давно не возникало сомнений в том, что я, в конце концов, с грехом пополам защищусь и продолжу работать по специальности — не может не сдать экзамена человек, у которого уже год как свой кабинет в Управлении, которого знает почти весь отдел и который по вечерам пьёт чай с директором заведения. Нет, тут дело было в другом: как бы я ни обманывал себя относительно собственных никудышных способностей, и сколько бы времени ни ушло у меня на написание диссертации, в глубине души я по-прежнему не был уверен, что всё это мне надо.

Внешне это не проявлялось почти никак: с работой, которую мне давали, я справлялся на средненьком уровне, компенсируя отсутствие особых талантов ответственностью и исполнительностью. Но вот если бы кто-то начал смотреть глубже, то оказалось бы, что по-настоящему выдающихся дел у меня за душой как не было, так и нет, и что за два года я не смог даже найти для себя направление, которое мог бы назвать основным. Тетради показывали это со всей очевидностью: за всей работой — впрочем, весьма большой и проделанной весьма добросовестно — не стояло никакой общей идеи, а её результаты — достаточно скромные — могли пойти единственно в диссертацию, которая сначала будет со скрипом защищена, а потом так и уйдёт в архив невостребованной.

Для протокола. Я вовсе не настолько тщеславен, чтоб мучиться из-за того, что мой «кирпич» не окажется гениальным настолько же, как работы создателей Сказки, труды Врума, статьи Гедельштайера или нынешние семинары Осадько. И я давно смирился с тем фактом, что до уровня Гертруды и Василисы мне никогда не подняться. Слух о том, что Пек защитился в шестнадцать лет, тоже уже перестал задевать моё самолюбие. Из-за чего мне действительно бывает обидно — так это из-за того, что у Василисы, у Пека, у Леи и у Аполлона Артамоновича, когда они говорят о работе, горят интересом глаза, в то время как мне остаётся кивать, следя за тем, чтоб выраженье лица не выдало ненароком того, что я обо всём этом думаю.

Я прошёл через комнату и налил себе чаю. Потом я сел и вновь погрузился в самокопание.

…Порой я жалею, что не чертовски бездарен и не непроходимо туп — тогда у меня, по крайней мере, были бы повод и формальное оправдание к тому, чтобы покинуть эту шарашку и начать искать свою долю в чём-то другом. Проблема в том, что сейчас, сидя за этим столом, я совершенно не представляю, что там, за Внешней границей, могло бы меня ждать такого, ради чего стоило бы начинать шевелиться. Управление развращает — мне доводилось работать в коммерческой фирме, и я понимаю, что заниматься абы чем лучше в комфортных условиях: чай в рабочее время, валяние дурака вместе с коллегами и полуприкрытые глаза руководства в наши дни дорогого стоят. Человек менее чистоплотный просто махнул бы рукой и плыл по течению — я знаю таких. И всё-таки я как последний дурак в глубине души продолжаю надеяться, что вдруг распахнутся какие-то двери и жизнь подарит мне шанс, от которого всё изменится — с каждым новым заданием, с каждой новой неделей. Вот только…

Я вздохнул и повернулся к окну. В Сказку я попал не в таком юном возрасте, как некоторые, — мне было двадцать четыре. Я пришёл сюда обычным туристом, но Аполлон Артамонович, который тогда ещё занимался работой в поле и которому волею судеб выпало стать моим сопровождающим, сделал мне предложение, которое я, повинуясь минутному импульсу, принял. Что-то старый волшебник увидел во мне, что-то такое… Знать бы ещё что.

Я допил чай, но продолжал сидеть, держа в пальцах ещё тёплую чашку. История моего вхождения в сказочный мир чем-то напоминала день из жизни бездомного мальчишки, который спустился в метро: какой-то прохожий, пожалев морозным декабрьским вечером беспризорника, вложил в его руку жетон, и вот паренька уже мчит волшебная лестница, и в лицо веет долгожданным теплом, а навстречу уже спешат сотни прохожих, и все они куда-то торопятся, все чем-то возбуждены, все чему-то смеются, и их раз за разом уносят разноцветные поезда, и феи с рекламных плакатов готовы исполнять их желания… Мальчишке уже может казаться, что он сам стал одним из них, из этих радостных и весёлых людей, и лишь с опозданием приходит горькая истина: в отличие от него, остальным пассажирам есть куда ехать.

Я поставил чашку на стол и заставил себя встать с кресла. В теле была тоска, идти никуда не хотелось. «Расчувствовался, — подумал я с деланым неудовольствием. — Проблемы проблемами, ну а работать кто будет?»

Я закрыл свою комнату и снова отправился искать шефа. Кабинет был по-прежнему заперт. Пожав плечами, я хотел уже было вернуться к себе, но тут двери Малого зала раскрылись, и оттуда высыпала целая группа волшебников во главе с Осадько. Я вытянул шею, желая увидеть, нет ли среди них Аполлона Артамоновича — действительно, старый маг вышел в коридор одним из последних, держа под мышкой папку с бумагами. Я метнулся к нему.

— А, Максим Андреевич? — шеф поднял брови и улыбнулся весьма приветливо. — Рад Вас видеть! Вы-то мне и нужны. Жаль, не знал, что Вы уже в Управлении, а то бы непременно пригласил Вас поприсутствовать… Сюда, прошу Вас!

Заперев двери зала, Аполлон Артамонович ухватил меня под локоть и, не дав мне даже раскланяться с остальными, потащил за собой.

— Располагайтесь, прошу Вас! — раскрыв дверь своего кабинета, старый маг пропустил меня внутрь и сам вошёл следом. — Присаживайтесь… Чаю?

— Спасибо, я… Пил уже.

— Ну да, ну да, — чародей, казалось, думал, о чём-то своём. — Ну-с, как там Ваши дела?

Водрузив папку на положенное ей место, маг опёрся о стол и поднял на меня взгляд внимательных серых глаз. Я вдохнул, собираясь с мыслями.

— Я бы сказал, что у нас всё идёт хорошо, — начал я осторожно. — Спасибо вам большое за Василису — она помогла всё уладить. Я имею в виду: нас выпустили из тюрьмы вчера утром. Рана у друидки поверхностная, за пару дней заживёт.

— Хорошо.

— Да. Вчера день ушёл на общение с магами — Василиса сказала, это должно укрепить отношения с Гильдией.

— Что ж… В чём-то это логично.

— Потом мы переночевали в гостинице — правда, боюсь, слегка вышли из сметы…

— Да, я знаю. Пришлите ко мне Василису Андреевну — я с ней переговорю.

–…и сегодня с утра мы опять проповедуем. Василиса поговорила с храмовниками и сейчас обеспечивает охрану. Друидка сама тоже учится действовать более осмотрительно, горожане ведут себя довольно спокойно, и новых проблем, я думаю, быть не должно.

Волшебник вздохнул — за то время, пока я делал доклад, улыбка с его лица постепенно сошла, уступив место скуке.

— У меня всё.

— Всё? И это Вы называете «всё идёт хорошо»? — спросил шеф.

Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног.

— Эм-м-м, ну-у-у… Да? — ответил я робко, лихорадочно пытаясь понять, где же я опять напортачил. — Я имею в виду: девочка выздоравливает, охрана поставлена, проблему с тюрьмой мы уладили…

Чародей кивал.

— Вот…

— Вам нравится в Кромвеле? — спросил маг неожиданно.

— Ну… В общем, да, — я пожал плечами. — Я имею в виду: красивый город, тихий, спокойный…

— «Тихий», «спокойный», — Аполлон Артамонович сочувственно покачал головой. — Что ж… В таком случае, боюсь, я расстрою Вас, сообщив, что Магистрат проголосовал за высылку Димеоны в двадцать четыре часа.

У меня к горлу подступил ком.

— За высылку?… Как? Почему?

— Потому что она опасна для окружающих, — с ехидной улыбкой сообщил маг, явно кого-то передразнивая. — Видите ли, людям свойственно опасаться, даже если эти люди — высокопоставленные волшебники.

— Но сами-то вы так не считаете? — спросил я.

— Ох, Максим Андреевич, — мой начальник покачал головой. — Я Вас умоляю… Скажите, пожалуйста: в чём заключается Ваше задание на этом проекте?

— Обеспечивать безопасность, — ответил я без запинки. — Обеспечивать безопасность друидки, в том числе — её безопасность для окружающих.

— Что ж, Вы с этим справились, — с кислой миной констатировал шеф. — Я Вам даже больше скажу: Вы благополучно завернули свою подопечную в вату и можете теперь быть уверены, что она ненароком не разобьётся.

— Эм-м-м… И в чём здесь противоречие?

— А противоречия нет, — ответил маг резко. — Могу похвалить Вас за прекрасно выполненную работу.

Он повернулся и пошёл к окну. Я молчал.

— Ваша беда, Максим Андреевич, в том, что Вы чересчур дословно следуете приказам, — снова заговорил волшебник, не поворачивая ко мне головы. — Вы почему-то считаете, что этим в нашем деле можно чего-то добиться… Вот скажите мне: по Вашей логике, чем туристка будет заниматься сегодня?

Я пожал плечами:

— Она будет проповедовать в городе.

— А чем она будет заниматься завтра?

— Она будет проповедовать в городе… — сказал я несколько неуверенно.

— Вот как? Замечательно! А скажите-ка мне, чем Ваша подопечная будет заниматься через неделю… Нет, через две?

Я молчал.

— Не знаете? А я Вам скажу: она будет проповедовать в городе! — Аполлон Артамонович повернулся ко мне, на его губах играла улыбка.

Я вскинул в голову:

— Что в этом плохого?

— А что в этом хорошего?

Я пожал плечами:

— Она за этим пришла.

— И что? Какое отношение это имеет к развитию сказки? Емеля, если Вы помните, вообще за водой шёл.

— Я думал, у нас свободный сценарий.

— Сценарий? А в чём он здесь? В том, что девчонка и дальше будет долдонить о милости леса, покуда не надорвёт глотку? Весьма увлекательное приключение — Вы не находите? — волшебник перевёл дух. — Ну, ладно, ладно, к чему я клоню: Вы совершенно забыли о том, что непременным условием развития любого сюжета является — что?

— Конфликт, — ответил я мрачно.

— Именно! И до тех пор, пока в Вашем варианте сценария такой конфликт не представлен, я не вижу причины, по которой друидка вообще должна оставаться в Сказке. Приключение — это не срок, который непременно надо отбыть, а развитие. Препирательство с пьяной толпой — это, простите меня, не сценарий, это так — зарисовка…

Я молчал. Волшебник посмотрел на меня чуть добрее.

— Не думайте, я Вас не ругаю, — сказал он уже гораздо мягче. — Просто Вы попросили меня объяснить, что я думаю, и я Вам объяснил. Вы ведь видели свою нимфу, Вы знаете, на что эта девчонка способна. Вспомните сцену на площади — она высадила столько энергии, что едва не дошло до вмешательства местных оперативников! И Вы хотите, чтоб такой человек коротал свои дни за проповедями, к которым — будем честны — никто никогда не прислушается?

— Что вы предлагаете? — спросил я хмуро.

— Да практически ничего, — Аполлон Артамонович пожал плечами. — То же самое, что и в самом начале: пройдитесь по миру, посмотрите вокруг… Можете заглянуть в Сивелькирию — там гадюшник такой, что уж точно скучать не придётся. А «спокойный» и «тихий» Кромвель… Давайте-ка про него просто забудем, ладно?

Получив свой разнос, я вернулся в город, разыскал в толпе Василису и передал ей распоряжение шефа явиться к нему. Волшебница восприняла вызов спокойно и, проинструктировав меня на предмет того, кто из сегодняшней публики кажется ей наиболее подозрительным, отбыла в Китежград.

Я окинул глазами площадь — всё было спокойно. Димеона перестала быть новостью, и ажиотаж вокруг неё спал — гогочущие молодчики утратили к ней интерес, и даже набожные старушки смотрели на неё хоть и с неприязнью, однако же без агрессии. Голос юной жрицы разрезал плотный июльский воздух. Солнце поднялось уже высоко, начинало понемножечку припекать. В небе летали чайки.

Я ещё немного покрутил головой и остановился взглядом на проповеднице. То ли Васевна успела преподать ей основы ораторского искусства, то ли сама девочка привыкла к своей новой роли, но только теперь говорила она гораздо спокойнее, без надрыва. Результат был ошеломляющий — два-три человека из нескольких десятков собравшихся её действительно слушали. Горюшко моё луковое, подумал я почти с нежностью, ну и куда же я тебя поведу? Аполлон Артамонович, конечно, прав в том плане, что девочка может больше, чем бестолково чесать языком день за днём, вот только придумать сценарий, в который она бы действительно вписалась, не так-то просто. Взять Вебезеккель: если она каждый раз будет так реагировать, когда что-то идёт не по плану, то, боюсь, очень скоро нас вышлют не только из Кромвеля, но и из фэнтези-сектора, а то и вовсе сотрут с лица Сказки. Ну, ничего, ничего, время есть — у меня ещё почти сутки, а этого с лихвой хватит, чтобы с Василисиной помощью что-нибудь да придумать.

— Господин Даффи?

Я обернулся. Рядом со мной стоял Ларри Гнутт и улыбался одной из самых гадких улыбочек, которые мне доводилось видеть.

— Мистер Гнутт? Чем обязан?

— Что вы! — стражник взмахнул руками. — Что вы! Это я вам премного обязан после всего того, что вы сделали для нашего города.

Я молчал.

— Я слышал, вас и вашу подельницу взяла под своё покровительство Гильдия магов? — продолжал Гнутт после паузы. — Очень разумно! Я имею в виду: учитывая то, что произошло на этом месте два дня назад, очевидно, что молодой леди необходима охрана.

— Вы за этим пришли? — спросил я. — Чтобы поиздеваться?

— Поиздеваться? Ну что вы!.. — любезный оскал командира вебезеккельской стражи начинал действовать мне на нервы. — Я просто хотел увидеться со старым приятелем, да ещё дать один важный совет.

— Я слушаю.

— Мистер Даффи! — полицай взял меня за пуговицу, его глаза лучились любовью. — Я бы рекомендовал вам и вашей подельнице быть крайне осторожными, если по какой-то причине вам вдруг придёт в голову покинуть город.

Я опешил:

— Вы мне угрожаете?!

— Напротив! Я забочусь о тех, кто мне дорог. Я имею в виду: дороги нынче небезопасны, мало ли что может случиться с наивной неопытной девушкой, даже если она путешествует с компаньоном навроде вас. Да и вам, наверное, будет не очень-то просто разобраться с разбойниками, если тех будет достаточно много, как вы считаете? Думаю, самым разумным для вас было бы нанять охрану. И, да: если здесь, в городе, вам что-то покажется подозрительным, немедленно дайте знать командиру Зувру, а лучше — бегите со всех ног в свою гильдию. Вы ведь сами сказали: стража не всегда справляется со своими обязанностями!.. Ну ладно, ладно, — он похлопал меня по руке, будто старого друга. — Я вижу, я вас утомил. Не смею больше задерживать… И — да! — оглядывайтесь: иной раз крайне полезно знать, что находится у вас за спиной.

Бросив на меня ещё один хищный взгляд, мистер Гнутт, наконец, развернулся на каблуках и пошёл прочь, лавируя между прохожими. Я смотрел ему вслед и боролся с искушением прямо сейчас пустить стрелу ему в спину.

Вернулась Васевна — вид у неё был цветущий, словно её вызывали не на ковёр, а, как минимум, на банкет.

— Ну как?

— Замечательно! — волшебница улыбнулась. — Старик оформил нам расширение сметы, так что можем ни в чём себе не отказывать.

Я покачал головой:

— Я даже не буду спрашивать о том, как ты это делаешь…

Василиса показала язык:

— Подход! Подход к людям надо иметь! Могу научить, если хочешь.

— Я весь внимание.

— Значит, так: надеваешь короткую юбку…

— Ой, ну тебя!..

— Да, ещё! Магистрат говорит, чтобы мы убирались из города — я так понимаю, ты в курсе?

Я мрачно кивнул.

— Эй, ты чего будто в воду опущенный?

Я посмотрел на друидку.

— Помнишь стражника, который вчера во время допроса сидел в кабинете у Зувра?

— Это которому вы разворотили форт, дворец и две башни?

— Трактир. Там был просто трактир.

— Угу, помню, и что?

— Он приходил объявить нам вендетту.

— Ну, не принимай близко к сердцу! Ну, умрёшь, ну, родишься…

— Да я за туристку волнуюсь.

— За какую — за эту, что ли? У которой ранение за пару дней заживает и которую тюремщики до полусмерти боятся?

— Василис, не юродствуй!

— Ла-а-адно! Присмотрим за девочкой — чай, не впервой. Ну, так что, ты придумал, куда мы завтра двинем?

— Пока — нет.

— Хорошо, у меня в таком случае есть такой вариант…

Предложения Василисы вертелись, само собой, вокруг посещения тех уголков фэнтези-сектора, которые ей были наиболее интересны: пользуясь пробелами в моём знании местной географии, волшебница пустилась в долгое, красочное описание открывающихся перед нами перспектив. Сначала я слушал скептически, но, в конце концов, махнул рукой: волшебница не хуже меня знала, что главным действующим лицом будущих приключений должна оставаться друидка, и не было большой беды в том, что кто-то из нас оторвётся с ней наравне.

Конец ознакомительного фрагмента.