‎Красавица и чудовища

Данила Пархоменко

Сказка про власть(В книге имеется по меньшей мере одна Красавица и множество чудовищ довольно разного толка. Никакого особого обмана ожиданий на тему истории Красавицы и Чудовища не присутствует).

9

Расследование продвигалось неважно. Омытый ливнем, сверкающий в солнечном свете замок казался все более и более опасным и непонятным сооружением. Всюду царило ощущение подспудного «голода» обители, больше не занятой людьми. Место жило по своим канонам, имитирующим человеческие — все поддерживалось в порядке. Имелись и некоторые следы пребывания лорда (навскидку высоты в полтора раза больше человеческой и в пару раз большего веса), и едва заметные потертости от маленьких и больших твердых ножек тех, кто до сих пор считал себя прислугой, потертости от когтистых лап, там, где дóлжно было оставаться следам пальцев. И полное отсутствие следов запахов прислуги. Последнее было бы в чем-то и неплохо, но в совокупности с прочим, замок выглядел, как совершеннейший гиньоль-макабр — как одетый в шелка, залитый изнутри щелочью и тщательно навощенный снаружи труп, которым двигали за ниточки. Дополнительной пикантности добавлял тот факт, что этот труп замка был по-своему действительно жив.

Задача закрепиться в Запретных Землях с каждым новым открытием казалась все сложнее. Но пока не невозможной. У Элизы вовремя хватило ума хотя бы прекратить изучать геральдику. Великая ведьма, коя (если верить сильфам) считала Элизу врагом, изменила подход. Вчерашняя ярость вряд ли была простой демонстрацией силы. Но что-то заставило ее затаиться. Не похоже, что буря вымотала ведьму или сильно повредила замку. Возможно, дело было в том, что у гостьи — Селин — появились какие-то трещины в затуманенном понимании происходящего. Видимо, именно этого ведьма не могла допустить. Все люди из Запретных Земель не видели ничего странного в том, что живут на землях с забытым правителем-затворником и, соответственно, без армии лорда. Это неестественное правило было непреложно уже больше века. Отчего-то ведьма не могла поступиться именно этим правилом. Элиза допускала, что именно для того, чтобы лишить ее трезвости рассудка, погрузить в сон наяву, в коем здесь проживали все, великая ведьма наказала сильфидам выдрать из нее спрутика.

И пока следующий шаг ведьмы был неясен.

Как именно работает это волшебство, Элиза, разумеется, не представляла, однако общие соображения имелись:

Итак, геральдика. Каким бы дальним ни был род местного сюзерена, связи с известными ей старыми гербами должны были остаться. И тут Элиза чуть не совершила ошибку. Но она успела остановиться. Прогуливаясь с Селин, она ненароком изучала связи в орнаментах, цветах, бестиарии и расположении всех замеченных декоративных элементов. Связи находились, но касались они не существовавших родов, чего-то такого, что, кажется, просто недавно приснилось.

Нахлынувший страх помог сбросить морок. Она хотела схватиться рукой за подоконник, но весь замок показался чем-то отравленным, чем-то, чего никак нельзя касаться.

— Вам не хорошо? — спросила Селин тоже останавливаясь. С ней было легко поддерживать разговор в ходе расследования. Девушка просто млела от того, что ведет настоящую светскую беседу — ее глаза мечтательно смотрели вдаль. Но она все же заметила, что с собеседницей что-то не так.

Элиза лишь скучающе повела головой.

Кажется, сейчас она догадалась, как именно работало это заклятье великой ведьмы. И она чуть было не попала в его коварные сети — никакая схожая геральдика ей не снилась. Это был след рушащегося восприятия. Осознать это помог очень простой факт — в снах, которые она помнила, не было ничего подобного. С момента того неудавшегося чаепития, ей не снилось ничего кроме принесенных в жертву. У нее было достаточно гордости, чтобы не закрывать глаза на мучения жертв, чтобы не пытаться вытеснить это снами о каких-то старых благородных домах.

Как бы то ни было, того, что осталось в памяти об убранстве замка, хватило и для некоторых других умозаключений: судя по вензелям на лентах и вышивке на платье Селин, оно было родом отсюда. К тому же, платье было уж точно не с чужого плеча. Гостья была здесь пленницей, той, что останется здесь навсегда — еще несколько деталей, и вряд ли о ней кто-либо вспомнил бы. Прямо как и о лорде. Но, при всем этом, Селин вела себя слишком легкомысленно.

Было бы неплохо проверить — понимала ли гостья хотя бы свое положение:

— Со мной все хорошо, благодарю, — скучающе ответила Элиза, — ты хорошо рассказываешь об этом замке. Не возражаешь оказать ту же услугу моей свите?

— Свите? — с интересом переспросила Селин.

— Две благородные дочери достойнейших семей. Я ручаюсь за них. Они остановились в городе и, наверное, уже умирают от скуки. Повесели их.

— С радостью, — воспряла Селин, — у меня мало подруг.

У Элизы дернулась щека:

— Ты невыносима, — холодно бросила она.

— Нет, я честно! В деревне я была… как бы…

— Замолкни, — решилась Элиза, — я не хотела тебе этого говорить, но придется. По тебе, как по гостевой горничной, видно, как ты витаешь в облаках и рдеешь при любом упоминании лорда. Не отнекивайся. Я пришла сюда именно для того, чтобы заключить с ним союз. Ты — моя соперница. Ты — единственная гостья, на чье присутствие лорд дал личное согласие. Но ты ведешь себя, как любезная деревенская прислуга! Не стыдно?! До каких пор ты будешь терпеть обращение на «ты»?! Ты порочишь и мою честь, и честь лорда, если позволяешь себе такое! Будто бы его приглашение данное тебе ничего не значит!

— Я ничего подобного не думала! И вы не можете быть моей соперницей. Он не приемлет никого из-за своего жуткого вида. Я лишь мечтаю стать с ним друзьями… — совсем уж неразборчиво закончила покрасневшая Селин.

— Жуткого вида? — расхохоталась Элиза, — мое будущее — скрепить замужеством очередной мятежный род. Выйти за разнузданного человека вкусившего всю сладость плодов безнаказанности, но оказавшегося в итоге побежденным. И не просто заключить союз, а держать мужа в узде во имя империи до конца своих дней. Проведя всю жизнь посреди его вассалов. Будучи живым напоминаниям его растоптанным амбициям и желаниям. В сравнении с этим…

Разумеется, это было преувеличением. Элиза имела достойное воспитание, чтобы осуществить подобное. Но сейчас ее не заботили такие мелочи. Просто в последнее время она несколько потеряла хватку.

— А… Вот оно… как… значит ли это, что у меня нет и шанса? — прошептала Селин.

— Именно, — не удостоив даже крупицей злорадства, не то что других эмоций, сказала Элиза, — но мне не принесет никакого удовольствия твой проигрыш, если ты будешь вести себя, как сельская служанка. Выдави из себя хоть толику уважения!

— Хорошо! — собралась Селин и сжала кулаки, — тогда, можно звать тебя Элиза? Мне все-таки кажется, что мы — подруги. Ведь ты так внимательно слушаешь мои рассказы. А если мы — подруги, то…

Вот оно как… Подруги? Гостья побоялась размежевываться и даже прибегла к такой наглости. Что ж…

— Еще одно, — справившись с досадой перебила Элиза, — ты выворачиваешь все чужие слова на благой манер. Это безумно раздражает. Но это хорошее умение. Особенно примененное нá людях.

— Спасибо, Элиза! — обрадовалась Селин, — тогда пойдем скорее в город! Я хочу посмотреть на твою свиту!

— При них говорите уважительно, гостья Селин, — проговорила Элиза, — кстати, сколько отсюда до города? Нам потребуется экипаж.

— Не больше часа пешком, я провожу, — удивленно ответила она.

Подобного ответа Элиза боялась больше всего. Она уже и так заметила отсутствие лошадей. И мысль о том, что великая ведьма организовала проход именно для Селин, казалась самой здравой. Да и вооруженные отряды, что пытались войти в Запретные Земли за последний век вряд ли были разодраны в клочья одними «медведями». Лесные духи очевидно умели запутывать и распутывать дороги сюда. Но все же…

— Мне нужно полчаса, чтобы подготовиться, и мы тут же выдвигаемся! — кивнула Элиза выдергивая ленту из своих волос, — помоги мне завязать глаза.

* * *

Тропинка до города была поистине сказочной — ни следа недавней бури, ни следа диких зверей. От одного его вида мутило, примерно как от ярких новеньких бархатных дорожек к гостевым покоям у графа Милли, где ее дважды пытались отравить.

— Мне кажется, или солнце спустилось раньше, чем нужно? — спросила Селин, когда за деревьями показались первые ограды.

Элиза промолчала.

— С тех пор, как случился шторм, и как я встретила вас, что-то изменилось. Я как будто начала замечать что-то… — продолжила Селин.

— Не обращайте внимания, почтенная гостья. Мне кажется, вам жизненно важно не обращать на это внимания, — монотонно проговорила Элиза. Она не была уверена в том, что это правильное решение.

— Да, я помню. Как вы и просили, я приведу к вам отца.

— Кажется, нет, — болезненно проговорила Элиза роясь в захваченном с собой мешке. В городе происходило что-то не слишком обыденное. Какие-то крики. Далекий колокол зазвонил и умолк, не отсчитав и четырех ударов, хотя уже начинало смеркаться.

— Вот, — сказала она, протягивая Селин саше, — если что, откройте и скажите, как я учила. Уговор отменяется. Больше не нужно приходить в трактир. Встретимся у той мельницы ближе к полуночи.

Она указала на остов мельницы вдали.

Элизе было неприятно показывать такую неуверенность в только что выстроенном плане, но она все-таки слишком сильно ослабла после казни. Чего уж говорить о чаепитии…

И все-таки не зря она попросила Селин захватить с собой ее шубу и воротник.

Запасной план — это тоже план.

Элиза спускалась в город натянув на глаза облезлый капюшон. Возвращаться в трактир не было смысла. Где-то близ церкви слышались выкрики толпы — примерно той толпы, что собирается разорвать на куски зарвавшегося феодала. Она прекрасно помнила это из опыта второго венчания. Правда, не вполне своего — это было венчание Марии. Элиза на нем была лишь высокой гостьей. (Особых причин заняться им не было, ей просто нравились беседы с Марией.)

Барон Реньон был талантливым военачальником. Его личная полуторатысячная дружина вселяла ужас во всех потенциальных врагов. Да и баловал он ее чрезмерно — спускал ей с рук практически все. И вечно находил правдоподобные отговорки против того, чтобы отправиться с экспедицией на юг — в его феоде и правда повсюду тлели очаги восстаний, затоптать которые было по силам лишь его личной дружине. Отец Марии же как раз завяз в южной кампании (хотя Элиза подозревала, что все дело в том, что он, вместо того, чтобы предавать огню город за городом, до хрипоты спорит с переводчиками в библиотеках иноверцев). Однако энвой военного советника живописал Марии всю бедственность положения ее отца, не продвинувшегося за последние два года и на лье из взятого Амальхаража. Потрясая донесениями он рисовал, как даже женщины этого коварного врага сумели совратить уже двоих рыцарей его личной охраны и пятую часть еще совсем молодых и неопытных солдат, многие из которых уже успели завести семьи по местным еретическим традициям.

Элиза несколько раз выслушивала от Марии пересказ этих запугиваний, но ни разу не могла сдержать смех. Кто же знал, что Мария была серьезна, когда говорила о том, что «а вдруг папенька сейчас и правда сражается из последних сил? А вдруг только я смогу привести помощь? А вдруг это единственный шанс?»

Словом, она согласилась на помолвку отвергнув все доводы Элизы.

Канцелярия помогла с приданым необычно быстро, выделив сумму равную трехлетнему размеру податей, дабы утихомирить феод барона на время предстоящей южной экспедиции, коя планировалась сразу после свадьбы. Политических причин этого Элиза не могла уразуметь, вернее, все причины казались дикими. Военный советник убедил Марию подписать бумаги о том, что та доверяет большую часть выданной суммы своему конфиденту, даром, что ни консорту, который должен был гарантировать мир в баронском феоде на время экспедиции будущего мужа. В каком-то смысле это была даже слишком хорошая сделка, лишавшая Марию части ответственности и защищавшая ее имя. Но бумага была внезапно аннулирована самим императором.

Как бы то ни было, назревала большая игра, в которой Мария должна была стать разменной монетой. После подобного милые беседы с Марией за чаем могли попросту прекратиться. В свете этого непростительного обстоятельства, Элиза решила на всякий случай немного проучить и Реньона, и его дружину.

Ничего особенного для этого не потребовалось. Элиза даже позволила себе выпить вина куда больше, чем можно, на празднике, посвященному венчанию. Она лишь распространила среди купеческих гильдий список с официальных императорских бумаг касательно трехлетней суммы податей, кою, Реньон, разумеется, присвоил себе. А среди священников отзыв инквизиции касательно душевной болезни и, следовательно, блаженности Марии, а также ее помощи в переводе апокрифов при столичном храме. Элиза присовокупила и слегка отредактированное письмо о том, что Мария готова отдать свою жизнь даже самому гнусному бандиту, только бы уберечь отца (что сам безо всякой помощи уже годы держится посреди орд иноверцев, «оберегая нас всех»). И все в таком духе. Для пущего эффекта, правда, пришлось лично наведаться в подпольный штаб мятежников в трущобах. И она спустилась в тот подвал оставив снаружи обоих рыцарей, что нашли это занимательное место.

Вот и все масло, что потребовалось вылить под уже и так дымящийся хворост.

Бойня разразилась нешуточная. Подступы к площади, где проходило торжество, бурлили от разъяренной толпы. Реньон до последнего пытался сохранить лицо. Элиза также не спешила покидать свое место за длинным столом. Она поднялась только когда одна из ваз возле нее разлетелась от булыжника, запущенного бунтовщиками. Мария, с застывшим от ужаса лицом и впрямь походила на бледноликую святую, которую силой заполучил грязный варвар. Элиза чувствовала себя легче пены на поверхности огромной волны. Пришло время проследовать прямо по аллее, где еще держалось оцепление — к городской резиденции. Бунтовщики принесли сюрприз — кто-то спрыгнувший из окна второго этажа, успел добежать до барона. Она осушила и подняла свой бокал, покачнулась и сделала жест слугам. Двое метнулись к Реньону, двое — к Марии, другой же усадил ее саму на лошадку.

Короткая кавалерийская пробежка по аллее, открытые ворота, боковой вход в полуподвал городской усадьбы — от вина и всего этого слегка укачивало.

Но она держала марку:

— Ваше… ваше… святейшество, — дрожащим голосом обратилась Элиза к священнику, бежавшему с церемонии следом за ними, — пусть всем нам грозит конец, но прошу вас… Немедленно бегите и отправьте депешу о том, что ни Мария, ни ее будущий супруг не решили бежать при виде многочисленного врага. Это лишь мое малодушие и страх. Я приказала своим слугам спасти их от страшной участи. Бегите и доложите! Молю вас!

— Что вы, баронесса! — запыхавшись ответил тот, — если б не ваши слуги… венчающихся настиг бы страшный конец! Вам не в чем себя винить!

— Бегите! — всхлипнула Элиза.

Элиза несколько раз икнула, сдерживая смех, и отворила дверь подвальной комнаты, куда внесли раненого барона. Он лежал боком на столе рыча и ворочаясь. Бандитский нож засел в его спине. Кажется, раненый не заметил, что в комнате остались лишь два рыцаря Элизы.

— Я… — подошла она ближе, — я же предупреждала вас. Неужели двух писем было недостаточно? Мария обещала на следующей неделе научить меня новой карточной игре. Как думаете, что мне важнее?

Икнув Элиза выдрала из его спины бандитский кинжал и снова икнула.

— Кажется, какой-то примитивный яд, — сказала она, махнув ржавым лезвием своему слуге. В таком случае, кажется, лучше забить в рану колышек с щарбоном обернутым в бинты, чтобы тот втянул в себя часть яда.

Второй рыцарь продолжал держать голову барона мешая объясниться, но этого и не требовалось. Все ответы были и так понятны.

— Что вы! Что вы! — снова икнув сказала Элиза, — все должны узнать, что я спасала вас до последнего. Я не смею лишить жизни человека благородной крови.

Элиза указала пальцем на окровавленное лезвие:

— Вот этой. Поэтому вас скоро убьет кто-то из вашего же отряда — тот, кто вероломно испортил праздник.

Она открыла дверь и вышла обратно в коридор. Мария пребывала все в той же позе.

Элиза всплеснула руками разбросав в стороны капли крови с рябого ржавого лезвия кинжала и счастливо рассмеялась:

— Аххх… Как же приятно спасать невинных! Я всегда спасу тебя! Всегда! Но с тебя должок —

Элиза хотела напомнить про карты, но Мария нашла в себе силы выйти из ступора:

— Что это? — Мария указывала на решетку. К сожалению, торжественный выход Элизы-спасительницы она не оценила, так как была парализована совсем другим зрелищем.

— Да, чрезвычайно большие вольерчики для простой темницы, — согласилась Элиза, — у барона был занятный способ наказаний. Он не пытал бунтовщиков, он оставлял их семьи и их самих в вольерах напротив друг друга. Более того, он позволял бунтовщикам самим расправляться с дезертирами из своей дружины. Остальные его подчиненные не могли оставаться в стороне, видя на что способны бунтовщики, дай им только волю. И они не упускали своего шанса. Такой уж занимательный круговорот. Но звучит это совсем не так, как выглядит в реальности, не так ли? Вот кого ты хотела привести на помощь папеньке. Мне подобное не нравится. Поэтому ты здесь не останешься, — Элиза счастливо рассмеялась, проводя пальцами по решетке.

— Славная госпожа, усадьба над нами горит, — донеслось из-за ее левого плеча от бесшумно появившегося рыцаря.

— Ты боишься бунтовщиков? — спросила Элиза забывшуюся фрейлину.

Ответа она не разобрала «S-sic Miladi», «…non novit fines» — нечто в этом духе.

— А хочешь, чтобы они боготворили тебя? — снова рассмеялась Элиза, — сейчас устрою. Полезай за решетку.

Отчего-то теперь звуки толпы пугали больше, чем тогда. Но воспоминания помогли успокоиться. Элиза шла по уже темным переулкам, натянув капюшон, как будто это могло уберечь от мрачных перспектив. Да и могущественное волшебство сильфов оказалось не так уж сильно, либо золотистое существо работало спустя рукава. Подвернутая нога ныла все сильнее. Требовалась какая-то опора. Хоть в чем-то. Хотя бы в виде дополнительных сведений.

— Мил человек, — скрипучим голосом спросила она, наклонившись к какому-то пьянице.

Незнакомец оказался простым крестьянином и, как выяснилось, мало чего знал о переменах в городе. Причина его прибытия была обыденна — ночной ливень вынудил его отложить жатву до тех пор, пока колосья не просохнут. Тем не менее, в город он приплелся прямо с косой. С ней же в обнимку и успел напиться.

Беседа помогла мало, но, хотя бы удалось проверить действенность прихваченных с собой вещиц.

Миновав еще пару домов, Элиза смогла-таки расслышать содержание криков. Среди них были и детские — казалось, здесь собрались чуть ли ни все горожане. Так что пришло время узнать, работают ли вещицы с более трезвыми горожанами — Элиза не желала скрываться. Лишь пыталась проверить гипотезы.

Путь предстоял сложный, но узкий сточный ров шел прямо от площади перед церковью. Можно было придерживаться его.

Элиза плотно завязала глаза и лицо, и, глубоко вздохнув, вынула из мешка коротенькую геральдическую скапулу — ту, что она сняла с одного из выставленных подобно статуе доспехов в главном зале замка, и кое-как закрепила ее поверх шубы.

Постукивая черенком позаимствованной косы по кирпичному краю сточной канавы, она двинулась вперед. Чтобы не врезаться ни в кого со спины, она позвякивала колокольчиком.

К сожалению, она уже не помнила, для какой еще цели позаимствовала из замка этот колокольчик — оставались только смутные воспоминания больше напоминавшие сны, но вещица была необычная — наверняка, особое творение местного промысла.

Как бы то ни было, горожане, да и все люди вообще, не помнили о здешнем лорде. Исключениями пока были лишь Селин и Адам — ее отец, тот, кто, по ее словам, первым не так давно наткнулся на замок. Все прочие не помнили о существовании всего, что связано с августейшим родом. Проверять, что именно случится если Элиза увидит собственное отражение, облаченное в тряпки с запретной символикой, ей не хотелось. Также ей не хотелось лично выходить к скандирующей толпе, требующей, если верить крикам, выдать ведьму. Скорее всего, речь шла о Марии или ей самой. Подобный внезапный сплоченный порыв, скорее всего, был делом рук настоящей ведьмы. Та могла успеть явиться жителям ее любимого городка в ночных кошмарах и потребовать расправиться с чужаками.

Элиза медленно шла прислушиваясь к крикам и разговорам собравшихся горожан. Ее бесхитростный прием, кажется, работал, либо людям было не до закутанных в облезлые меха бродяжек с косами. Судя по разговорам, искали все-таки именно Элизу, но утверждения о том, что она продала душу нечистому, были не на первом месте. Главной темой было исчезновение Жерара — защитника города. Правда, другие говорили, что он уже вернулся и первым делом решил наведаться к племяннице кузнеца, дескать, она сама прямо так не говорила, но «по глазам видно». Другие утверждали, что он лежал с жаром в старой егерской сторожке. Но все сходились во мнении, что шторм наслал кто-то из приезжих, что Мария призналась во всем, но ясное дело, что дело тут нечисто, пришлые всегда что-то скрывают. А раз уж с ними снюхалась «пропащая Полли», то наверняка все еще хуже. И даром, что с ними инквизитор. Уже полторы сотни лет как никаких инквизиторов не осталось. Наверняка, мошенник, а не инквизитор!

Элиза наощупь добралась до церковной ограды и двинулась прочь от толпы.

Колокольчик, а затем и ее пальцы ткнулись в решетку скрипнувшей калитки. Итак…

— Легок на помине! — раздались возгласы сзади, — он это, он!

Замок щелкнул, и калитка слегка оттолкнула ее.

— Так это и впрямь были вы, Элиза. Не ждал скорой встречи, — послышался голос инквизитора.

Она судорожно стягивала с себя и комкала геральдическую тряпочку. План заключался в том, чтобы проникнуть в церковь со стороны кладбища. Таких «скорых встреч» Элиза не ждала.

Только бы он не впал в беспамятство вместе со всеми горожанами!

— Вы не видели никаких гербов! — почти выкрикнула она сквозь ткань все еще скрывающую ее лицо и резко обернулась к подступающим сзади горожанам. Элиза слепо рыскала головой, пытаясь повернуться прямо к ним, а не в сторону:

— Я приду к вам позже. Не мешайте, — как можно холоднее сказала она..

Элиза наконец свернула скапулу, сунула ее под шубу и перехватила косу удобнее.

«Что это там?» «Белесое… Втянулось куда-то внутрь.» «С косой!» «Да точно смерть — из ниоткуда соткалась прям.» «К-к кому придет?»

— Доброго вам вечера, святой отец, — отдышавшись сказала она, не обращая внимания на соображения горожан, — мне нужно с вами обсудить кое-что. Вы меня помните?

— Да, дитя мое.

— Проводите меня к Марии. И еще… — она попыталась удержать косу, но инквизитор все же сумел отобрать инструмент и бросить на газон.

— Я не позволю вам, — сказал он, направляясь ко входу в церковь, — носить подобное в святом месте.

— Кстати, как вы узнали меня? — раздраженно посмотрев на косу, спросила Элиза и поковыляла следом.

Во многом с инквизитором было проще, чем с другими, но в некоторых особенностях он сильно раздражал.

— Вы всегда одевались слишком экстравагантно.

— Вы не видели… скажем… гербов на мне? — все-таки решилась Элиза.

— Мне безразличны мирские звания, вам ли не знать?

Так и не встретив никого по дороге сквозь осажденную церковь, они вошли в комнатку, больше напоминающую склад с довольно низким потолком. Элиза не сразу заметила Марию, укрытую пятнисто-серым шерстяным одеялом.

— Не плохо, что вам чужд грех чревоугодия, как и грех праздности, — сказал он, — но вы выглядите так, будто очень давно не ели.

— Не стоит, — отмахнулась Элиза, — впрочем… От вас я приму еду, если вы об этом.

Давняя привычка — всегда избегать еды в чужом враждебном феоде. Не то, чтобы многие могли и желали отравить баронессу Бенуа (а не, скажем, заколоть). Избегать лишних опасностей было естественно.

Элиза подождала, пока инквизитор закроет за ней дверь и отойдет подальше, затем взяла из стопки свечу, взвесила в левой руке и со всего размаха запустила в одеяло. Мария вздрогнула, но, кажется, не проснулась.

— Что затаился, — процедила она, — вылезай.

— Да как ты, человеческое отродье, только видишь меня?! — возопил серебристый сильф, вспорхнув сквозь одеяло к середине комнатки и разразился черной бранью на человеческом языке.

— Я никогда и никому не позволю тронуть мою Марию, — Элиза также перешла на обычный язык.

— Да что с тобой такое?! Из второй… Из этой жилистой я все уже выдрал еще до нашей встречи…

Плотный кокон шипастых веток сплелся из занывших и заскрипевших досок потолка и оплел серебристого. Он глядел на скрюченные дрожащие пальцы Элизы, потянувшиеся к нему от этих слов:

— Да жива она! Жива! Что ты за чудовище такое?! Я не убил ни одной твоей игрушки! А того пожилого сами людишки и прикончили!

— Где? — выдавила Элиза почти не сумев скрыть ярость. Все-таки жертвы в ее отряде уже начались.

— За рекой в сгоревшем амбаре. Сама спроси — с ним кто-то был… — серебристый собрался с духом и продолжил менее сбивчиво:

— Понимаю, вам людям сложно, вы всегда хотите что-то наше съесть — от этого любой спятит, но я…

— Просто не смей трогать Марию, — холодно перебила она.

— Владычица не намерена оставлять вас в покое. С чего мне слушаться? — все-таки осмелел серебристый.

— Сюда с минуты на минуту ворвется половина города и разорвет нас на куски, — пожала плечами Элиза, — в твоей работе нет смысла.

Серебряный оглянулся по сторонам:

— Пожалуй… Так и скажу. Да… — он вынырнул из убежища, сделал пируэт и не прощаясь исчез в щелях потолка.

Элиза вздохнула и откинула шерстяное одеяло. Зеленое шелковое платье Марии было в прекрасном состоянии, хоть и помялось — следов каких-то тягот не было заметно.

Несколько секунд она осматривала и ощупывала затылок, шею и спину Марии, но ничего нового не обнаружила. Проклятье было на удивление спокойно. Хотя без специалиста было сложно определить. Эрик был нужен как раз на случай того, что проклятье успеет начать отражаться на здоровье. Но, к сожалению, пришлось использовать его иначе — как курьера — после ее пропажи он должен был вскрыть конверты.

В одном конверте была прядь волос Элизы и фамильный шелк смоченный ее запекшейся кровью и письмо.

— Идем, — шепнула она на ухо Марии.

— Нет… — пробубнила та, — только не эта рябая гадина… Нет…

Элиза машинально провела рукой по щеке.

Перед первым выходом в свет она допустила ошибку. Она всегда была полностью уверена в своей красоте и скрывала свое лицо, просто чтобы разжечь слухи и потешить свое самолюбие, когда все впервые увидят ее. Но случился конфуз. Кажется, дело было в привезенных на льду устрицах. Тогда они оказали очень неприятное воздействие на ее внешность в самый неподходящий момент. Приклеившееся за глаза прозвище «рябая» раздражало, но Элиза бурно реагировала на него по иным причинам — чтобы прозвище хорошенько закрепилось. Она была уверена в своей надменной утонченной красоте.

Услышав сперва прозвище, те, кто после увидели ее, могли лично убедиться, сколь беспочвенные и лживые слухи следуют за ней, полной невинности и чести. Правда, было несколько неожиданно, что прозвище до сих пор не забылось.

— Идем, — тихо повторила Элиза.

Результата не последовало. А времени становилось все меньше.

Сняв грязную кружевную перчатку, Элиза ущипнула Марию за бок и тут же пожалела. Та подпрыгнула, ударилась головой прямо об оставленный сильфидом кокон и вскрикнула.

Вовлечь фрейлину в такое неловкое положение не входило в планы Элизы.

Она спокойно запустила руку в тернистые ветви и оторвала от них кусок, запутавшийся в волосах паникующей Марии.

— Ты жива?! — воскликнула та, после серии сдавленных визгов.

— Да. Идем.

— Деревня вся обезумела, — затараторила Мария, — они ищут тебя, нам не выйти!

— Город, — поправила Элиза обреченно оглядывая шипастые ветки. Ощущения в уколотой руке были отвратительные. Противоядий с собой не было, а на голодный желудок течение отравлений, по опыту Элизы, проходило крайне неприятно. Но сказать наверняка, яд ли это, она пока не могла.

— Я призналась, что это я ведьма, — сказала Мария гордо, все еще пытаясь выпутать из растрепанных волос шипастые ветви, — уходи.

Все-таки Элиза взяла себя в руки. В шипах не было яда. Похоже, все, что в них заключалось, оказалось просто каким-то отваживающим волшебством.

— Не двигайся, — чуть улыбнувшись спокойно взглянула она прямо в лицо Марии.

— Ой… нет… Пожалуйста! — глаза Марии вдруг наполнились слезами, — не надо опять!

— Просто не двигайся, — чуть нахмурившись, Элиза плотнее усадила фрейлину возле стены.

— На моем венчании ты смотрела так же, и все умерли! — сдерживая слезы проговорила она, — и…

— Только негодяи, — спокойно поправила Элиза, выписывая на беленой стене возле головы Марии несколько символов проколотым пальцем, — а простой люд ликовал, вызволяя святую из-за решетки ненавистного барона. Если бы ты не рыдала в кандалах в обнимку с замученными…

Волшебство в ветвях было довольно опасным, хоть и сотканным в спешке. Без сильфида в центре разрушенного кокона, его было практически незаметно. Но вот напитавшись кровью, оно пришло в движение.

— Я не святая… — собравшись тихо возразила Мария, затравленно наблюдая за ее бесстрастными движениями, — меня всегда гложет зависть. Я знаю в сто раз больше тебя. Моя семья богаче всего твоего рода. Но почему я не могу стать выше тебя?! Или хотя бы как ты…

— Потому что мне неинтересно самой с собой играть в карты, — ответила Элиза. — не смей трогать ветки. Идем.

Фрагмент кокона запутавшийся в волосах не был идеальной защитой, но, все же, лучше, чем ничего.

— Я не могу… Если ты опять всех…

— Я слышала твою просьбу. Приказываю. Встань и иди, — холодно потребовала Элиза открыв дверь.

* * *

— Что за богомерзкий маскарад? — спросил инквизитор преградивший им путь, — от вас несет скверной.

— Это трофеи, что я отобрала у нечистого, коего я сразила в неравной битве, — спокойно сказала Элиза, указывая на импровизированный венок фрейлины, — он не вынес праведного гнева моей души и скрылся.

— Почему… — мрачно проговорил инквизитор, — почему даже правда из ваших уст звучит издевательской ложью?

— Должно быть, я слегка приукрасила, святой отец, — поклонилась Элиза.

— Нет, дитя мое, — продолжил он мрачнее, — я чую запах страха нечистого от этого богомерзкого терновника. Ни в одном экзорцизме я не чувствовал его яснее.

Элиза протянула руку в сторону сумки, которую стискивал инквизитор, намекая, что разговор окончен. Доносившийся оттуда запах свежего хлеба дурманил. К слову, никаких «нечистых» вокруг она не ощущала ни капли.

— А вам так хотелось очистить наши души, когда скверна возьмет верх? — официально улыбнулась Элиза, — я бы не взяла вас с собой только ради подобной ерунды. Вы — лучший инквизитор, какого я знаю. Бухгалтерия и записи — только вы сможете найти в них любые скрытые следы. Я уже благодарила вас за отчет. Но мне нужно от вас большее.

Он наконец-то соизволил протянуть сумку. Правильнее было бы, чтобы приняла ее фрейлина, но сейчас было не до деталей.

— Там… левее есть проход в подворье, — сказал инквизитор после паузы, — не думаю, что вы здесь в безопасности надолго…

— Прекратите терзаться. Я — не ваше начальство, — снова чуть поклонилась Элиза, — меня устроят любые ваши находки, какими бы сомнительными они ни казались. И, кстати, постарайтесь не перечить горожанам. Скоро здесь станет хуже, либо… намного хуже.

— Не надо… — прошептала Мария.

Элиза холодно посмотрела на нее.