‎Красавица и чудовища

Данила Пархоменко

Сказка про власть(В книге имеется по меньшей мере одна Красавица и множество чудовищ довольно разного толка. Никакого особого обмана ожиданий на тему истории Красавицы и Чудовища не присутствует).

12

Несмотря на предутреннее время, лорд, кажется, так и не сомкнул глаз. Внутри замка царило большое оживление. Элизе не хотелось устраивать важные совещания в неурочное время, но лучшего момента могло и не представиться.

Мария наконец-то держалась как положено на людях. Правда она зачем-то продолжала извиняться за то, что они разделились в лесу.

— Если бы мне потребовалась помощь, я бы вас окликнула, — устало сказала Элиза. Казалось, это тревожило Марию больше, чем говорящая мебель и утварь, снующая вокруг.

— Госпожа Бенуа, вы никогда бы…

— Я никогда не стеснялась попросить о помощи, если это вы, Мария, — официально улыбнулась Элиза, — а за последние сутки я только и делала, что просила. Даже свой воротник.

Мария не ответила.

— Почетная гостья! Давно хотела вас спросить, — обернулась Элиза к стоявшей поодаль оробевшей Селин, — я кажусь вам умалишенной?

— Нет, — вздрогнула та.

— Вот и мне кажется это странным, — почти шепотом сказала Элиза, прикрыв рот веером.

Ведьма должна была готовить новый удар или повторить что-то ранее увиденное. Отчего-то лишь Элиза не попала под чары, окутавшие горожан. Но она не была фанатична или безумна, как инквизитор, Жерар или, соответственно, Полли и Мария, чье состояние значительно ухудшилось. То, что внешне Мария могла вести себя, не вызывая подозрений — было лишь плодом воспитания. Воспитанная дама, даже падая без чувств в горячечном бреду, сделает это так, что дóлжно звать художника раньше, чем врача.

— Его Высочество готовы принять вас! — наконец, известил камердинер.

Элиза развернулась и молча двинулась прямо в закрытые двери. Ей хотелось еще раз проверить сноровку здешних работников. По манерам не скажешь — были ли они когда-то и впрямь настоящими людьми или нет. Ведьма могла просто убить всех в замке и сделать себе подобие кукольного домика с поддельными слугами.

Но и в этот раз камердинер выдержал испытание идеально — без суеты распахнул двери в отведенные мгновения, не заставив ее замедлить шаг.

— Баронесса Элиза Бенуа, к вашим услугам, — сказала она, сделав реверанс, — со мной графиня Мария Ламарк. И, ваша почетная гостья, Селин.

Маленький зал был едва освещен — едва ли пять свечей, да и те — возле дверей. Лорд предпочел не показывать своего вида, но Элизе удалось примерно разглядеть его в темном углу за столом.

— Приветствую вас. В моем обличии нет смысла представляться человеческим именем… — проговорил он низким голосом.

Элиза почувствовала неладное. Кажется, вот оно — вот новый удар от ведьмы. Ее сердце защемило. Чем больше она разглядывала лорда, тем тяжелее ей становилось.

— Как вам угодно. Мой визит должен… — она хотела начать с рассказа о миссии, которую на нее возложил император. Потом объяснить, что отказывается от возложенных на нее обязанностей ради блага Запретных Земель. Но ей становилось все хуже.

— Он знает про ведьму, — подсказала Селин, — можешь прямо говорить, все, что ты придумала.

— Нельзя шептаться, госпожа Селин, — сказала Элиза, борясь со сбивающимся дыханием, — Мария, мне что-то дурно. Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, баронесса Бенуа, — спокойно кивнула она.

— Держитесь чуть дальше от меня, дорогая Мария, — выдавила Элиза. Кажется, ведьма придумала средство против нее, но не против Марии. Как такое возможно? И что это за странные ощущения? Если верить сильфидам, из Феоны им удалось выдрать проклятие. Вдруг сейчас начало происходить что-то подобное?

— Надеюсь, что мы не слишком побеспокоили, — снова поклонилась Элиза, — мне что-то невыносимо, когда я смотрю на вас.

Она чуть было не ударила себя веером по губам. Видимо, дела были совсем плохи.

— Что ты, Элиза! — вступилась Селин, — не говори так! Я уверена, ты привыкнешь.

— Вы прекрасны, принц, — ясно и четко произнесла Элиза, несмотря трудности с дыханием.

— Что? — его раскатистый голос прокатился по залу.

— Помолчите! Прошу, помолчите, — выставила Элиза вперед руку.

— Вы… Хватит с меня шуток!

— Хватит, — кивнула она, — хватит… невероятно…

Она поняла. Ведьма была рядом. Конечно, Чудовище было по-своему привлекательно — прекрасный кандидат. К тому же он боялся больше себя, чем ее. Одно это было просто невероятной удачей. Но те чувства, которые захлестнули ее были любовью — безотчетной и ненасытной. Элиза ненавидела любовь. И здесь это чувство было тысячекратно неуместно — влюбиться в то, что осталось от давным-давно заточенного узника? Ведь если его отпустить на свободу, он перестанет быть тем же самым. Как та ромашка.

И самое страшное, что захлестнувшие ее чувства утверждали обратное. Нашептывали что-то. Уверяли в том, что они сильнее этого здравого расчета. Это пугало.

Селин помогла ей усесться.

— Уважьте мою просьбу, помолчите, — повторила Элиза, глядя на опасливо выходящего из тени принца.

— Откуда вы узнали, что я и есть принц? — прорычал он, приближаясь, — даже Селин…

— Я не вынесу… Прекратите! — простонала Элиза.

— Что за дурной спектакль! Не видишь ли ты, что я такое?! — разразился он ревом.

— А!!! На «ты»! — всхлипнула она, — невероятно. Невероятная удача. Это моя судьба!

Она видела испуганное и обманутое лицо Селин, но не могла пока ничего с собой поделать. Но ничего… Потом удастся объясниться. Потом.

— Да посмотри же! — открыл он пасть.

— На что? Послушай… Раз уж мы на «ты». Послушай, — покачала головой Элиза, стараясь отдышаться, — что ты хочешь от меня? Я дам тебе все, что пожелаешь. И в сотни раз больше! Но стань моим!

— Это последняя шутка, которую я потерплю здесь! Или ты ослепла?!

— Шутка?! — подняла холодные глаза Элиза. Она изо всех сил пытаясь прийти в себя, — шутка?! Послушай, дивный малыш мой, я дочь рода Бенуа. Мое будущее — скрепить замужеством очередной мятежный род. Выйти за растоптанного и озлобленного пограничного аристократа — алкоголика, сифилитика и военного преступника. И не просто заключить союз, а крепко держать его в узде во славу империи. До конца своих дней. Живя посреди его вассалов.

— Я сочувствую тебе, но мое сердце принадлежит Селин, — проговорило Чудовище, — видимо, ты просто ослеплена чем-то, что не видишь…

— Селин? Да… Так ее звали. Я для тебя найду и лучше! На любой сезон. На любое настроение! Не стоит об этом думать.

— Как ты посмела?!

— Ты не понял, — Элизу понесло. Она понимала, что зря так раскрывается, но не могла ничего поделать. Сердце трепетало при виде Чудовища, — четвертый мой суженый, по достоверным сведениям, в захваченных деревнях особенно обожал повешенных селяночек. Дескать, с медленно сломанной шеей и…

Элиза понимала, что не в себе. Но теперь она осознала, что ощущения не были любовью. Она испытывала теплые чувства к папеньке и маменьке, она прочла несколько романов, но это было совсем другое. Она начала догадываться, что замыслила великая ведьма — сделать для нее невозможным убийство здешнего лорда, заставить преклониться перед ним. Но ведьма ошиблась — Элиза изначально не задумывала подобного. Потому и случился этот дикий всплеск. Противиться было невозможно. Оставалось только открыться. Но сделать это так, чтобы превратить случившуюся шараду во что-то полезное. Потому она заливалась соловьем.

Когда с описаниями было покончено, она смогла продолжить спокойнее:

…по счастью, у одной из селянок нашелся друг ворожей, который сумел похитить и воплотить куда более занимательные фантазии над моим будущим женихом прямо за день до венчания. Судя по найденным на месте останкам, он не только смог, поддерживая жизнь в ублюдке, провести все то же самое его собственным… — Элиза смогла нахмуриться:

— Прекратите блевать при даме! Ладно, сейчас дело в другом. Я…

— Прекрати! — с трудом вытирая морду сказало Чудовище.

— Не прекращу. Подумай внимательно. Я не просто так эту мерзость рассказала. Ойкумена даже вокруг твоих наследных владений жестока и омерзительна. Почему же бывшие владения твоего рода никто не захватил за долгие года, что ты провел в уединении? Уж не прокляла ли тебя злая ведьма? — придирчиво спросила Элиза, — только какое же это зло, что оно позволило последнему твоему городишке процветать и родить твою «любимую Селин»?

Спохватившись, Элиза нащупала гостью в окутавшей все болезненной дымке и притянула ближе:

— Я все объясню, — прошептала Элиза в ее красное ухо.

— Потому что… — прорычало Чудовище глядя в пол, — любовь победит.

— Зачем скалиться? — Элиза была уже почти пришла в себя. В голове звенело, но ее голос стал холоднее, как полагается, — победит… Конечно, лучше победить любви, чем скорби. Но подумай внимательно. Лучше бы подготовиться, перед тем, как она победит. Кто подтвердит твои права на землю, твою верность церкви, особенно после ведьминого проклятия? А твою личность? Кто будет все это охранять? Привозить провизию и материалы в твой замок?

— Я что-нибудь устрою. И Селин… Это не твое дело, — мрачно проговорило Чудовище, — я чувствую, что мое проклятие впервые пришло в волнение, как только мы свиделись.

— Меня тоже это беспокоит, — спокойно и нарочито внятно сказала Элиза, — и не меня одну. В городе есть некий бравый воин, что также очень печется о Селин. Понимаешь, ведьма отчего-то хранила твой замок и твои земли. Ты говоришь, «пришло в волнение». Это впервые? И, кстати, сколько ты помнишь себя таким, как сейчас?

— Я плохо помню, но Селин… это точно впервые.

— Сколько лет? — проговорила Элиза покачивая веером, — молчишь? Ты ведь чувствуешь себя чудовищем. Знаешь, мой незаконнорожденный брат выглядит куда хуже — его лицо изуродовано, но он часто забывает об этом. Так всегда случается у людей, но ты… Нет… У тебя насчет своей внешности болит душа. Для статных, сильных и высокопоставленных мужчин это крайне странно. Готова поручиться, что проклятие куда изощреннее, раз оно оберегает твои владения. Возможно, ты уже находил свою Селин. И когда ваша любовь полностью расцветала, проклятье не просто «приходило в волнение», а, скажем, заставляло тебя полностью погрузиться в звериное бытие и сожрать несчастную. Оттого ты и переживаешь о таких глупостях как внешность.

— Это не глупости! — рявкнул он, — только Селин увидела во мне…

— Просто пожалела, — фыркнула Элиза, — ты слышишь, что я тебе говорю?! Можешь прогнать меня, милый мой малыш, но выслушай! Я встречала в твоих землях действительно страшных существ, сотканных той же магией. Ты живешь здесь больше ста лет. А в столичных архивах и не найти сведений о твоем роде. Твое проклятье куда страшнее, чем ты думаешь! Возможно, твои детские капризы о внешности и уединении — созданное самим тобой предупреждение, которое сохранилось в тебе из прошлого. Вдруг ты съешь эту Селин лишь для того, чтобы очнуться и вспомнить, как уже съедал жалостливых барышень?

— Так что ты предлагаешь?

— Помощь.

— Если для этого надо отказаться от Селин…

— Для этого нужно слушать меня внимательно! Жестокое ты создание! Я же тебе призналась! — сжала зубы Элиза, — что, по-твоему, любовь?! А теперь…

Голос Элизы стал глух. Накатил страх. Она так долго твердила себе о внимательности и осторожности, но сама пренебрегла оной:

— Беги. Быстрее. Куда угодно. Бегите все!

Элиза перестала чувствовать ведьму. Вернее, огромный вес чувств, которые только что давили на нее, осыпался как песок. Да и собравшихся она больше не чувствовала — затянутая дымкой комната была пуста. Она почти полностью потонула во мраке, и вместо потолка и части стен разверзлась пустота.

Это было непохоже ни на что, но что-то очень болезненное и знакомое натянулось внутри. Элиза внутренне попыталась огрызнуться на «спрута», но того тоже не было. Болезненное ожидание чего-то знакомого растягивалось на многие секунды, но ничего так и не происходило.

И тут Элиза заметила — два свечных огонька на оставшейся видимой стене. Между ними стояло металлическое узорчатое блюдо, украшенное цветными стеклышками. Этого блюда здесь раньше не было, как и многих других деталей — скрытое потемневшим лаком дерево стенных панелей теперь играло ореховыми узорами, да и пестрели цветы в вазе ближе к столу лорда — ничего этого не было, когда Элиза вошла в комнату минуты назад.

И, самое главное, она поняла, чего ждет — тех, что приходили каждую ночь во сне. Воспитанников. Но их здесь не было. Оттого наконец-то Элиза поняла, что произошло. Лучшего нельзя и желать. Это был сон. Иначе бы она не ждала обычный для всех последних снов кошмар. Хотя, кажется, не ее собственный.

Она спокойно встала и подошла к блюду возле свечей. Это был образец старой скоротечной моды. Полутораста лет назад, еще до изобретения лависа, среди аристократии разошлось мнение, что портреты на холстах и досках могут выцвести и сгнить самым непотребным образом, разрушив их образ для потомства. Тогда появилась мода на картины в благородных металлах. Та мода быстро прошла, потому сомневаться не приходилось — перед ней было творение той самой эпохи.

Взяв в руки блюдо, Элиза повернулась к ревущему ветру, заполнявшему все позади. Ветер нес пепел и какие-то ошметки, от него трескались и рассыпались оставшиеся стены, пламя свечей угасло, но в вышине за исчезнувшим потолком полыхало что-то, потому разглядывать картину ничего не мешало:

Выгравированные на серебряном небе молнии, бушующие над залитыми зеленым и желтым стеклом вытравленными в серебре полями. Обильный урожай в руках и на телегах склонившихся подданных. И лорд со своей семьей и двумя рыцарями. А на другом конце блюда — дева в облаках и золоченых лучах света, хотя солнце сияет над лордом.

Элиза оторвала взгляд от блюда и посмотрела в небо. Там вокруг пылающего подобно солнцу огромного силуэта сходились закрученные вихри смерчей. На невыразимой высоте — выше любых гор, там, где дóлжно быть облакам, они оборачивались черными грозовыми петлями вокруг силуэта, расцвечивались молниями, рвались и срастались.

Вот оно как…

Элиза упала на колени. Пола больше не было. Вместо него вокруг раскинулись бескрайние поля поросшие высокой густой травой.

Этого просто не могло быть.

Это выходило за рамки ее представления о действительности.

— Какая же… — проговорила она.

Слезы покатились у нее из глаз.

–… она жалкая…

Этого просто не могло быть.

Элиза рухнула в траву.

* * *

— Вот нахальная девчонка! — произнесла Селин.

Нет, это была не Селин.

Кажется, перед ней была та самая великая ведьма. Если приглядеться, она была лишь похожа на Селин. Внешность ускользала. Как будто бы это не один и не два человека, а что-то вроде переплетшихся воспоминаний о нескольких знакомых.

— Вторгнуться в мой заповедник… — зло продолжила та.

Элиза попыталась ответить, но не смогла.

— Кто это тебя послал? Кто позарился на мой заповедник? Говори.

Сведенные губы Элизы оттаяли. Сейчас лучше было подыграть:

— По приказу его императорского вы…

— Не лги мне! — заверещала ведьма.

— Это правда.

— Это ты… это ты… сама, — сверкая глазами, проговорила ведьма, — я нашла такого идеального внучка, такого чувственного, такого сильного и такого ранимого. Но я так и знала, что, как ни запирай эти земли, обязательно приползет какая-нибудь гадюка! Но знай, ты все равно ничего с ним не смогла бы сделать! Видишь мое лицо? Это образ всех тех девиц, в кого он влюблялся. Он такой милый, он никого, кроме них не способен любить. Аххах…

— Хах… — мрачно вторила Элиза. Среди переменчивых черт лица ведьмы не было черт Элизы.

— Что ты смеешься?! Ты не представляешь, как особенно прекрасна незаслуженная украденная любовь, в которой вся цена обратной стороны уже оплачена. Что еще может остаться…

Ведьма продолжала что-то рассказывать, но Элиза больше не слушала.

Она могла просто ошибиться. Она не раз ошибалась.

К тому же, великая ведьма смогла утащить ее прямиком в свои сны, или как это место называлось? Она почти убила Элизу. Но тот образ, который был в небе… Это же жалкий отпечаток того, чем великая ведьма являлась в прошлом. Она не могла стать столь жалкой и ничтожной! Ведь это противоречит основам всего!

Как тогда быть? Возможно, следовало просто вести себя как сопротивляющаяся жертва. Или:

— Ладно… — задумчиво проговорила Элиза, — я признаю ваше мастерство. Но меня мучает вопрос: если вас убить, он умрет от старости без своего бессмертного звериного тела?

Наступила тишина.

— Не смотрите на меня так, — продолжила Элиза, не получив ответа, — просто, как видите, я в сложной ситуации и вынуждена оценивать все возможные ходы.

— От тебя несет чьими-то миазмами, но я до сих пор не чувствую того, кто тебя послал, — раздраженно сказала ведьма.

Какой кошмар!

Минуты шли.

Элиза искоса смотрела на ведьму, почти не чувствуя тела. Где-то вдалеке стрекотали насекомые, но высокая трава вокруг была мертвой и пожухлой. Ее колышущиеся стебли мешали рассмотреть все в деталях. Они казались неясными и размытыми. Через некоторое время Элиза поняла, что ведьмы на прежнем месте и вовсе нет.

Кажется, впервые она почувствовала подобную жалость. Не жалость чего-то упущенного ею или кем-то еще. Не жалость неверного выбора. Не жалость того, что никто, на всем свете не способен понять череду произошедших с ними событий (даже сама великая ведьма, со всем ее волшебством). Элиза вдруг поняла, что это жалость и к себе самой. Ведь, кажется, ее убили? Жутковатое ощущение. Конечно, раньше она часто жалела о своих неудачах и невезении. Но только теперь это было ощущение чем-то вроде «как жаль, этот человечек совсем уже сломался. Как там их положено благодарить и как отплачивать в таких случаях?». Как было бы славно, если б у нее была такая же госпожа… Чтобы вложила ей в руку фамильный драгоценный камень, бесстрастно бы сказала требуемые слова и, спокойно отвернувшись, пошла бы прочь, не терзая душу причитаниями. Но где такую найти?

Впрочем, это уже было не важно — исчезнуть в этом сне ведьмы — такой конец не навлек бы позор на Бенуа.

Но пока она чувствовала себя бесповоротно сломанной, но все же живой. И она больше не чувствовала спрута. Элиза не смела обмануть проклятие, ради которого погибли невинные. Но раз это сделали за нее…

— Э… — послышался хриплый выдох возле ее уха, и что-то сжало ее плечо.

— Элиза… — смогла-таки выговорить Селин. По крайней мере, голос был похож на ее, — спаси принца… молю…

Так ведьма решила забрать личину Селин себе, оставив первоисточник исчезнуть тут?

Элиза с трудом повернула голову и оглядела почтенную гостью.

Только зачем так ранить-то было? У Селин имелась какая-то чудовищная прореха в животе, сыплящаяся окровавленной трухой. Может, это своего рода милость, чтобы умерла от мучений, а не в небытии? Элиза задумалась, что было бы предпочтительнее, почти пропустив просьбу мимо ушей.

— Зачем? — спокойно спросила Элиза.

— Просто спаси! — Селин сорвалась на кашель.

— Зачем? — повторила Элиза.

— Я… Я приказываю!

— По какому праву? — выдохнула Элиза, — и я лишилась слуг. Я не буду сражаться своими руками.

Сон затухал. Это было по-своему приятно. Было сложно понять, что именно и где именно она ощущает. Да и проклятия, неотступно ощущавшегося с момента чаепития в ней точно не было. Можно было даже представить, что под ней не сухая трава, проросшая среди растрескавшихся камней, а измятая перина.

— Тогда я буду слугой! — прорыдала Селин, — прикажи! Ты же всегда все знаешь. Прикажи, как мне спастись… Как мне спасти?

— Прекрати пачкать меня своей кровью, — холодно ответила Элиза, — я никогда не взяла бы тебя в слуги.

Продолжать? Многие дальнейшие пути манили ее. Один из них казался самым привлекательным.

Стать подручной семьи бездарного лорда и такой же бездарной госпожи, когда они преданы друг другу — неплохой путь.

Отчего только ведьма сохранила это старинное художественное блюдо в своей памяти?

Когда-то ведьма была такой. Великая волшебница, которой даже сильфы были согласны служить без контракта. Но мир всегда меняется. Безвозвратно. Как и души. Она решила сохранить последнего отпрыска рода и огородила земли. Она заставила всех думать, что все идет правильно, что все идет, как положено. По правилам. И сама же год за годом становилась жертвой этого заклятия. Человеческое тело наследника не способно было жить вечно. Она не могла жить в гармонии с тем, кто считал ее действия проклятием, и вот она уже стала использовать таких, как Селин.

Невыносимо жалкое зрелище.

Хотя бы сама Селин до такого не опустилась. И она искренна. Так что… раз уж это сон…

— Бернард! Даже в чужом сне отлыниваешь! — собрав все силы властно крикнула Элиза.

— Вы не пришли на нашу могилу, славная госпожа, — мигом донесся из мглы глухой голос.

— Что? Ты смеешь сомневаться во мне?! — упираясь трясущимися руками, Элиза приподнялась над травой. Вокруг уже практически царила тьма, — я отдам тебе почести, как полагается! Я не стану, как грязная воровка, тайком пробираться к вашей могиле! Вы все получите, что положено, при ярком свете, когда в моих руках будут головы виновных!

— Мне уже все равно, славная госпожа. Если это все, для чего вы звали меня…

— Наглец! Неужели ты думал, что я, ради себя самой, потревожу слугу, что уже отдал жизнь за меня?! Не ты ли сам говорил мне, надравшись как свинья, что хочешь разок побыть рыцарем невинной нежной дамы, а не исчадья ада в кринолинах?

— Я бы не смел! Я не помню такого… — не на шутку смутился Бернард.

— Вот, полюбуйся, — Элиза повернула голову в сторону лежащей в траве Селин, — это тебе. Вытащи ее из этого ада!

— Слушаюсь, и прошу простить, славная госпожа, — низко поклонился он, — смею ли я рассчитывать на вашу помощь у границы мира живых? Ваш глупый слуга способен лишь…

Элиза фыркнула:

— Ты и правда туп! Держи аккуратнее! Не смотри на одежду — это пассия принца Запретных Земель. Скоро я пойду в бой.

Время шло незаметно. Было сложно понять, сколько прошло даже с момента, как появился призрачный силуэт Бернарда. Селин больше не издала ни звука. Последние слова рыцаря могли означать и то, что покоившаяся в его левой руке Селин могла быть уже мертва. Сон ведьмы был еще достаточно реален, чтобы начинать действовать. Казалось, что-то мешает его естественному угасанию. Элиза все так же полулежала посреди сухой травы посреди непроглядной ночи, посреди места, которое из людей вряд ли кто-либо помнил. Даже сама ведьма. Что было в ее прошлом? Что заставило так низко пасть?

— Вы… славная госпожа, вы нашли себе новых рыцарей? — пробормотал рыцарь.

— Меня выводят из себя твои глупости, Бернард! — прошипела Элиза, вставая. Это был сон, значит можно было встать, несмотря ни на что. И она встала, — вас никто не способен заменить.

Сны — простая материя. Живая иллюзия, доступная каждому. Может показаться, что в них можно увидеть все пережитое и все, чего можно бояться или желать, но это не так. Потому что сны еще проще.

Конец ознакомительного фрагмента.