(не) Желанный покровитель

Виктория Волкова

8. Тяжелый разговор

Прислушиваюсь к наступившей в комнате тишине и неожиданно замечаю несколько крутых иномарок, притаившихся около соседней девятиэтажки. И тот самый Порш во главе колонны. Как же я не догадалась?! Этой ночью мне точно из дома не выбраться. Небось, уже стоит охрана у подъезда, или у входных дверей. Твари! Теперь от них не избавишься. Удрать не получится. Со всех сторон обложили. Глеб не дурак. Вот так запросто не отпустит меня. Но кто ты такая, девочка, чтобы перечить самому Агурскому?!

Ушел он или нет? Прислушиваюсь. Кажется, пауза затянулась. Нечем крыть, Глеб Александрович? Слышу тяжелый вздох. Агурский поднимается с дивана и останавливается где-то позади.

— Убирайтесь, — даже не прошу, а требую я. — Нам не о чем разговаривать. И видеться с Асей я тоже вам не позволю.

— Зачем ты так? — слышу сзади рык Глеба. Крепкие руки обнимают меня за плечи. Притягивают к себе. — Я не причастен к гибели Павла. Пойми, маленькая дурочка! Это был несчастный случай…

— Да нет же! — круто разворачиваюсь к Агурскому и за малым не утыкаюсь носом в его грудь. — Вы подстроили аварию. Как тогда объясните, что ваш цепной пес остался жив, а мой муж погиб?!

Снова пытаюсь отстраниться, но Агурский не выпускает меня из железной хватки.

— Да пойми ты, — рычит, еле сдерживаясь. Давит тяжелым взглядом и со злостью выплевывает каждое слово. — Я не причастен к его гибели. Поверь, это так!

— Ну да, как же… — усмехаюсь горько. — Кто же тогда, если не вы? Кому еще выгодна была смерть моего мужа?

— Тебе, — сипло бросает Глеб, хватая меня за запястья. Пальцы, словно наручники, сильно обхватывают руки. Нависает, опаляя злостью и ненавистью. Будь воля Агурского, он бы тут же со мной расправился.

— Тогда почему же я до сих пор не вступила в наследство? Как вдова Павла, я имею на это право! Подумай сам, мыслитель хренов! — что есть силы отталкиваю Агурского. Но никак не могу вырваться. Бьюсь, как канарейка в клетке.

— Подумаю. Обязательно, — ухмыляется мой обидчик и добавляет примирительно. — Иди спать, Аня. Завтра все обсудим. Нам с тобой многое нужно решить.

— Нет никаких нас, — огрызаюсь я, — и завтра у нас тоже нет. Уходите. Я закрою за вами дверь и лягу спать. А то уже рассветет скоро.

— Я останусь здесь.

— Нет, — мотаю головой. — Я не смогу уснуть, когда посторонний человек шарахается по моей квартире.

— Я тебе не посторонний, Аня. Привыкай, — выдыхает Глеб и неожиданно разжимает пальцы на моих запястьях. — Спокойной ночи. Если думаешь, что я способен украсть фамильный сервиз или серебряные ложки, то приставь ко мне свою гребаную овчарку. И не вздумай сбежать. Я надеюсь на твое благоразумие. Я хочу защитить тебя и ребенка. Творится какая-то дичь. Но я пока не могу разобраться.

Лишь на секунду на лице Глеба мелькает растерянность.

«А если и вправду Агурский не причастен к гибели Павлика, кто же тогда? — стучится в башке неожиданная и неотвязная мысль. — Почему убили моего мужа? И грозит ли нам с Аськой та же участь?»

Чувствую, как тело колотит озноб, и даже не пытаюсь справиться с собственными страхами. В горле застывает ком, а слезы уже катятся по щекам.

— Все будет хорошо, моя милая, — шепчет Глеб, обнимая меня. Легонько целует в висок, пытаясь успокоить. — Я с тобой, девочка. Только обещай, больше никаких фортелей. Ладно?

— Конечно, — шепчу, глотая слезы.

А среди ночи, взяв сонную Аську, тихонечко выхожу за дверь. Сажусь в такси и уезжаю в аэропорт, благо в загранпаспортах стоят свежие визы.

Остается только найти тихую гавань и попытаться заново устроить свою жизнь, где нет места Глебу Агурскому, и никогда не будет.