Франкфурт 939

Валерий Александрович Панов, 2022

На злачных улицах вонища, смрад и тьма кромешная. За каждым углом негодяй, а в каждом доме прячется подлец. Похоть, алчность и вероломство укоренились в их сердцах. И тайны… Тайны есть у каждого. Они рождают скрытность и недоверие. Жажда наживы – цель неблагородная. Дорога эта вымощена трупами. Прежде чем на неё ступить, нужно вооружиться. Жестокость, беспринципность и коварство – вот лучшее оружие. А благородство, доброта и сострадание не благодетель, а преграда. Жестокое время явило худших из людей. Мораль и правила забыты. Можно не прятаться, не притворяться – быть собой, гнусной, вероломной сволочью.

Глава 14

Тео узнал его, это лицо сложно забыть. Призадумался. А-а, неважно. Рукой — той, что в перчатке — держит за волосы. Отпустил. Голова, словно кузнецкий молот, с грохотом ударилась о доски. В отрубе. Сладко спит на полу. Они его так и застали. Чем же его треснули?

Эд разошёлся, уже мораль читает. Собрал всех работяг в толпу (жуликов по углам развёл) и рассуждает о том, как же нехорошо драться и бить чужую мебель, а сам по их реакции оценивает, с кого сколько стрясти. Глупо завышать, а потом скидывать. Те, кто больше заплатил, бухтеть начнут, а им бы всё по-быстрому закончить. Томас вот-вот вернётся. Его сразу отправили за Бернардом. Уже и разняли всех, и успокоили, а он всё где-то шляется. Во Франкфурте каждая шавка знает начальника стражи в лицо. Отыскать его дело плёвое, но Томас и тут лажает.

И чего Эд в нём нашёл? Тео пытался разглядеть в нём хоть что-то путное. Не разглядел. Бездарь, каких мало. За что в жизни не брался, всюду дал маху. Но, справедливости ради, парень на побегушках всё же нужен, а выбирать пока что не из кого.

— Итак, — подытожил Эд, — сломанный стол, две скамьи, три стула. Разбитой посуды не счесть. Почём сейчас столы? — спросил и призадумался.

— По тридцать восемь, — подсказал хозяин таверны, стоя у Эда за спиной.

— Чего-о? Это новый. Твоему-то, трухлявому, уже сотня лет.

— И ещё бы столько же простоял, но теперь нужно чем-то менять, — усердствует жадный старик. Похоже, ещё не понял, что ни черта из этих денег не получит.

— Блядь, такое же старьё где-нибудь купишь, — отрезал Эд. — Уценим его втрое. Тринадцать за стол, двенадцать за две скамьи и столько же за стулья, а за посуду… ну, пусть всё вместе будет сорок, чтоб вам удобнее. Вас восемь — с каждого по пять. Давайте, давайте, не жмёмся. Пять пфеннигов в кувшин и свободны. Ты куда руки тянешь? — гаркнул он на жулика, который тоже совал деньги. — Встань, где велено, и жди. С вами отдельно побеседуем. Ну всё, честный люд, на выход. И больше не буяньте. В следующий раз кого поймаю, кину за решётку.

Трудяги в спешке скрылись. Эд повернулся к жулью и широко улыбнулся, будто в женский монастырь пробрался.

— Чего ты, сука, мне опять свои пять пфеннигов тянешь? Всё вытряхивай. Вы тоже, — это он остальным.

— Нечестно! — завопил кто-то.

— Нечестно? А ты их честным трудом заработал? Или деньги в кувшин, или сами в клетку — выбирайте, уроды.

Он бы поаккуратней со словами. Тут только двое настоящих стражников, и вся их власть зиждется лишь на том, что никто из мелких жуликов не хочет влипать в крупные неприятности, но если довести — кто знает, что они сдуру выкинут. А впрочем, если с ними любезничать, совсем страх потеряют. Такие кретины не видят разницы между учтивостью и слабостью. Нет, с ними нужно пожёстче.

— То-то же. А теперь из сапог и штанов. Из задницы можно не доставать, себе оставьте. Ну вот, — Эд потряс кувшин, почти полный. Приятный звон. — Пошли вон.

Разобравшись с жульём, он принялся за лже-стражников. Сперва оглядел их с ног до головы, словно новую лошадь. Доспехи точь-в-точь как настоящие, всё до последней заклёпки. Со стороны они и вовсе похожи на стражников больше, чем Эд. Если бы не виноватый вид. Нет, так не пойдёт, нужно быть наглее. Хамить, грубить, смотреть на людей, как на грязь — ты же улицы защищаешь, ты закон, ты власть! А этот испуганный взгляд — так должны смотреть на тебя. Особенно те, кто ни в чём не виновен. И чем человек чище, тем больше боится. Ведь вор, мерзавец, негодяй — любой, кто часто попадает за решётку, с каждым разом матереет и всё меньше боится наказания. А человеку честному и невиновному лучше держаться подальше от тех, кто защищает закон. Городская стража — это дубина, которая бьёт по хребту за неповиновение. Она не гладит и не ласкает, пусть ты покорней некуда. Глупо надеяться на нежность от грубого оружия.

— Ну и где же вы доспехи достали? — поинтересовался Эд у стражников. — Вы хоть знаете, кретины, что за такое вам положена темница?

Всё верно, они и так напуганы, нужно развить успех. Все четверо молчат, но глаза впились в хозяина таверны. Дескать, не защитишь, сдадим тебя со всеми потрохами. Тот тяжело сглотнул.

— Мне их…

— Громче! — перебил Эд. — Ни черта не слышу.

— Мне их продали ещё лет двадцать назад.

— Кто продал, стражники, которым на пиво не хватало?

— Он не представился и не рассказывал, где взял. Просто предложил почти задаром, я и согласился. С тех пор его не видел.

— Ты решил, будет забавно нарядить четырёх идиотов стражниками?

— Нет же. Никто не дерётся на глазах у стражников.

— Да неужели? — Эд оглядел погром.

— Это первый раз за двадцать лет. Всё этот ублюдок Манфред.

— Гвардеец? Он устроил потасовку?

— Да какой он к чёрту гвардеец. Проходимец и подлец. Так же где-то доспех раздобыл.

— Откуда ты его знаешь?

— Он жил у меня лет десять назад.

— Двенадцать, — поправил девичий голос с кухни.

— Кто там? — спросил Эд.

— Моя дочь.

— Пусть выйдет.

— Зачем? Она в потасовке не участвовала, — занервничал хозяин таверны.

— Пусть выйдет, — настоял Эд. Девушка показалась в проходе. Миловидная худышка. У Эда слюни так и потекли. — Не замужем?

— Нет, — испуганно ответил отец. Интересно, что бы это изменило?

— Чего тянешь? Ждёшь, когда состарится?

— Не нашёл ещё достойного жениха.

— Странно, она ведь у тебя красавица, — та хитро улыбнулась. — Значит, не против, если достойный стражник предложит ей прогуляться завтра вечером за городом? — Девчонка уставилась на отца. Тот, кажется, никак не мог решиться. С одной стороны дочку жалко, с другой — от настоящего стражника пользы больше, чем от ряженых. Старый дурак опять напутал — Эд не спрашивает.

— А что тогда… — и кивнул головой в сторону четырёх остолопов.

— Ну, для стражи ведь главное — порядок. Если они его обеспечивают, то мы только рады. Но, это всё ещё незаконно. Я, конечно, могу тебя прикрывать, но накладно мне.

— Готов покрывать расходы, — хозяин таверны просиял великодушной улыбкой.

— Думаю, десяти пфеннигов хватит.

— Десять в неделю? — уточнил седой скупец.

— Десять в день, — поправил Эд. Улыбка исчезла.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, согласился старик.

— Вот и отлично, — подытожил Эд и ещё раз тряханул кувшин. — Тяжело, чёрт возьми. Не разменяешь?

На беднягу больно смотреть. Глаза как у бродячей шавки. Помотал головой.

— Ладно, — Эд не расстроился. — Ну что там, Тео?

— Этот, — он поставил ногу на бесчувственного громилу.

— Уверен? Почему не те? — Эд указал на связанных «купцов».

— Они и так сдадут тайник, если он есть. Мошна-то тяжёлая. Как бы это не все их деньги. Но мало ли, если где что припрятали, расскажут. Посидят пару дней, подумают, да заговорят. А этот сам ничего не выдаст, хотя… судя по виду, деньги у него водятся.

— Да и выглядит прилично для такой дыры.

Хозяина аж передёрнуло, а Эд даже не заметил. Прошёлся в развалку до Тео, держа кувшин подмышкой. На пути стул валялся, так он его пнул. Сейчас он тут хозяин.

— У нас из-за него проблем не будет? — спросил он, приблизившись.

— У нас-то с чего бы? Мы стражники, забрали того, на кого указал хозяин таверны. Вигарду тоже ничего не грозит. Если искать начнут, он с ним, как с тем баронским сыном — изуродует и убьёт, а тело в общую кучу. Никто в массе гниющих трупов копаться не станет, — ответил Тео.

— Ты понял? — спросил Эд у старика. — Если спросят, укажешь на здоровяка. Он драку начал.

— Может, лучше кого другого? Он вербовщик герцога Эбергарда. Уже не первый год тут людей набирает. Его же выпустят, он мне потом спуска не даст.

Эд обернулся, гляну на него и заодно увидел испуг у всех на лицах. Кажется, теперь понял, что они слишком громко обсуждают дела, и дела эти не красят достойного стражника. Эд смутился. Тео никогда не понимал, чего он так трясётся из-за чужого мнения. Он-то человек донельзя сухой и безразличный до бед, забот или переживаний других людей. Часто пропускает слова мимо ушей, если сказанное неинтересно, да и вообще никаким боком его не касается. Сам притом без должной скромности запросто выскажет всё вслух и громко. И что, что Эд останется без суженой? Кому какое дело?

— Он вербовщик? Сколько я их повидал, а такого громилы ни разу не встречал. Не смеши. Из него вербовщик, как из меня священник. Что я, вербовщика не узнал бы? Доходяги и калеки, от кого в бою никакой пользы. На него глянь. Не знаю, куда он людей набирал, но явно не в войско герцога Эбергарда.

— Слышишь? — опять хозяину таверны. — Негодяя какого-то пригрел, — стало быть, с ним без зазрения совести можно поступить гадко. А теперь к Тео: — Хрена этому ублюдку уродливому, а не две трети. Сами его преподнесли на блюде. Половина по праву наша. На меньшее не соглашусь, — пообещал Эд. Если бы все его обещания исполнялись. Вигард на уступки не пойдёт, сколько его не уламывай. На редкость упёртый гад.

Входная дверь скрипнула, вошёл Томас. Вместо привычной бестолковой ухмылки поникший вид. Видно, Бернард уже сорвался на него, а значит — Тео с Эдом достанется меньше. Расчёт сработал. Порой всё же хорошо, когда есть такой человек как Томас. На него можно повесить всех собак, свалить всю ответственность, подставить под удар, а самому остаться в стороне и наблюдать. Потом ещё и посмеяться над тем, как он, получая выговор, беспомощно сгибался под непрерывным потоком брани.

— Передал? — поинтересовался Эд, не в силах сдержать улыбку.

— Да.

— И что он?

— Сюда идёт.

— Зачем?

— Наорать на нас, — ответил за него Тео.

— И когда будет?

— Со мной пришёл. Стоит снаружи, встретил кого-то.

— И чего ты тогда молчишь, придурок?! Эй, — Эд окликнул хозяина таверны, — плесни сюда морса, — и протянул кувшин с деньгами. — Быстрее, блядь. А вы спрячьтесь где-нибудь, сейчас наш капитан придёт, — крикнул он лже-стражникам.

Кувшин наполнился, топот на лестнице стих. Дверь отворилась, вошёл Бернард. Подбородок задрал, вытянут, как мачта корабля, и только пузо из стороны в сторону болтается при каждом шаге. Так и кажется, что сейчас подойдёт и чинно склонится. Да, старые привычки тяжело забыть. Но нет, на полпути вспомни, зачем он здесь. Подбородок медленно и ровно опустился, брови сползи на глаза, появился оскал.

— Идиоты! Ни черта вам поручить нельзя!

— Да мы ни при чём. Гвардеец драку затеял, чтобы улизнуть, — выпалил тупица Томас.

— Нет-нет, мы всё выяснили, вот этот громила на него напал, — поправил болвана Эд. — Началась потасовка и Манфред удрал. Видимо, отвага у гвардейцев ни в чести.

— Вы-то зачем в драку влезли? Я вам что велел? Следить и не попадаться на глаза.

— А если бы его убили?

— Тем проще, болваны! Нет человека — нет забот, — Бернард огляделся по сторонам. Перевёрнутые столы, обломки мебели, битая посуда, еда на полу, камин дымит, в углу пять восточных купцов с верёвками на руках. — А эти почему связаны?

— Буйные, — пояснил Эд.

— Буйные купцы? — удивился Бернард. — Что-то новенькое.

— Да никакие они не купцы, даже не с востока. Напялили на себя шмотки и рожи чем-то вымазали. Вон, одного облили, на глазах смуглость сходит.

— Хм, — задумался капитан. — А это не те, что купцов режут?

— Да кто ж их знает? В камеру посадим, там разберёмся. Не кидать же впопыхах в темницу.

— И этого к нам потащите?

— Нет, его к Вигарду. Пусть расскажет, зачем напал на гвардейца, — Бернард сощурился. Зря Эд упомянул Вигарда.

— В кувшине что?

— Морс. Чес-слово, капитан. Хотите, налью вам кружку?

— Не надо, — огрызнулся Бернард, а потом вытянулся и расправил складки на тунике. — Значит так: жалования месячного вы уже лишились, и я буду думать о том, чтобы выгнать вас со службы.

— Капитан…

— Молчать! Это, чёрт возьми, поручение герцога Эбергарда, и отвечать мне перед ним. Он ОЧЕНЬ не любит провалы.

А на что Бернард надеялся? Ни Эд, ни Томас не годятся для тайной слежки, да и доспехи стражников в глаза бросаются. С тем же успехом можно охотиться на медведя с веслом. Или он того и хотел, чтоб они облажались? Чего уж, поручил бы сразу схватить короля Оттона и притащить его во Франкфурт. Выгонит со службы. Ага, конечно. В первый раз, да и во второй угроза действовала, а вот теперь как-то не очень. Скорее всего, им даже жалование выплатят, но приуныть всё-таки надо, а то ещё и впрямь накажет.

— Тео, — капитан махнул ему головой. Дескать, отойдём в сторонку. — Я поговорил с Титмаром, он не прочь взять тебя под своё крыло.

Титмар — почтенный нищий стражник. Славен своей неподкупностью. Одноглазый седой старик, никогда не был женат и без детей. Живёт в ветхой халупе на отшибе. Место стражника у ворот Рая ему обеспечено. Вообще, мужик всем хорош, кроме сварливого характера, дурного запаха изо рта и неприглядной жизни. С молодости охраняет улицы Франкфурта, почти сорок лет с мечом в руках и вот он результат безукоризненной службы. Нет уж, спасибо.

— Я благодарен, но своих не брошу.

— Глупо, Тео. Очень глупо. Думаешь ты верный? Нет, ты глупый. Они тебя до добра не доведут. Уже, поди, втянули в неприятности. Ай, иди отсюда. И вы тоже, пошли вон, — крикнул он Эду и Томасу.

— А с этими что? — поинтересовался Эд, указав на буйных купцов и здоровяка на полу.

— Сам ими займусь.

— Так, а что нам делать-то? Куда идти?

— Вон, я сказал!

— Понял-понял, уходим.

Все трое вывалились на улицу, где наткнулись на Конрада и его парней. Те рады встрече, на лицах ширятся улыбки. Для них — момент триумфа, для Эда — унижение.

— А вы что тут забыли? — брезгливо поинтересовался он.

— За вас работу делаем. Когда Бернард узнал, что вы, недоумки, опять облажались, послал за нормальными стражниками, — ответил ему Конрад.

По комплекции он похож на Эда, но наголову выше, и борода у него гуще. Шайка крупнее, уважают его больше, жена красотка, и сыном все восхищаются.

— Вы уже совсем обнаглели, на службе пьёте? — Конрад указал на кувшин.

— Это морс, — вставил слово Томас.

— Разве я с тобой, червяк, общаюсь?

— Ты за словами следи, баран кудрявый, — встал на защиту друга Эд. Тут он молодец, конечно. Может сколько угодно поносить Томаса бранью, но другим того не позволяет.

— Нарываешься? — Конрад приблизился вплотную и навис над Эдом. Даже слегка привстал на носки, чтобы казаться выше. Тео молча вытащил свой огромный нож, ударил лезвием по пряжке и встал в позу «Я к драке готов, а ты?»

А Конрад не готов и Эд не готов, и никто другой из стражников не станет драться на людях. За это уж наверняка попрут со службы, а то и за решётку кинут. А если кто помрёт, так и башку срубят. Тео об этом знает, как и о своей репутации. Репутации человека, способного на что угодно. Чем безвозбранно пользуется.

Однажды избил коллегу в казарме, тот побежал жаловаться. Все уже попрощались с Тео, но из стражи выгнали того задиристого гада. Как-то его донимал в порту один пьяный хмырь из замкового гарнизона. Эти вечно зазнаются. Тео отобрал у него меч и выкинул в реку. Они у них красивые, с выбитым на лезвии гербом и филигранью на эфесе. Опять-таки Тео ни слова упрёка, а вот тому влепили по полной за утерю.

Конрад нахмурился и двинул к таверне, но сперва, как бы невзначай, толкнул плечом Эда. Он выронил кувшин, тот вдребезги, монеты рассыпались по земле. Все уставились на них и замерли в ожидании. Эх, сколь ж тут? Не меньше ста. Обидно. Ну ладно, легко пришли — легко ушли.

— Похоже, этот кретин, хозяин таверны, дал мне кувшин со своей заначкой. Передай, он может собрать свои деньги на улице, — расстроенно произнёс Эд и поспешил прочь широким шагом. Тео и Томас за ним. Куда? Да хрен его знает. Лишь бы подальше отсюда.

— Почему ты, баран, не рассказал, что Бернард позвал Конрада? — спросил Эд, когда Томас с ним поравнялся.

— Прости, подумал, ты рассердишься, — ответил он самым противным своим тоном. Когда он знает, что виноват, писк его голоса ещё более мерзкий. Словно ножом по дну кастрюли.

— Я, блядь, ещё больше сержусь, идиот. Знал бы, так хоть подготовился. Чёрт с ним. Главное — наконец-то разобрались с проклятой службой и можно заняться делами.

— С чего ты взял? — поинтересовался Тео. — Нас всего лишь прогнали с глаз долой. Возможно, Бернард ждёт, что мы вернёмся в казарму.

— У тебя ведь жена больная, не забыл?

— Думаешь, капитан такой дурак, что поверил?

— Какая разница? Он ведь обещал отпустить нас.

— Он обещал отпустить только меня.

— Скажем, что не расслышали или не так поняли. Короче, что-нибудь соврём, как обычно. Дел у нас хоть вешайся, не до службы.

— Я спать хочу. Всю ночь на ногах, — заскулил Томас.

— В гробу выспишься.

— Господа стражники?! — послышался чей-то голос из переулка. Все трое остановились. Из темноты показался какой-то невзрачный старик, пропахший рыбой.

— Чего тебе? — небрежно поинтересовался Эд.

— Хочу вам кое-что рассказать, — начал он с опаской и очень аккуратно подбирая слова. — Речь об измене. Вам интересно?

— Ну!

— Хромой — он здесь живёт, неподалёку… так вот, он вчера говорил, что мы, жители Франкфурта, должны восстать, вломиться в замок и схватить нашего любимого герцога Эбергарда. Сказал: Все, кто против короля Оттона — подлые изменники. Да-да, так и сказал. Мне эт, что-нибудь полагается?

— Оковы, темница и топор палача.

Старик бы поседел, не будь он лысым. Слёзы на глазах навернулись, трясётся, будто голый в поле зимней стужей, уже в коленях подогнулся.

— Что уставился? Дёргай отсюда, пока я добрый.

Тот кивнул в знак глубокой благодарности и засеменил, словно в штаны наложил.

— Займёмся? — спросил у Эда Томас.

— Да ну его в жопу. И так дел по горло.

— Что с беспризорницами делать будем? — поинтересовался Тео. — Человек из Джаляль-аль-Хиляль сам во Франкфурт не приедет. Юсуф ему сообщал, когда пора забирать девчонок.

— Я вот только рад, если с этим завяжем. Гадко как-то на душе. Не по-христиански, всё же, — заскулил Томас.

— Ты, блядь, в священники заделался? — гаркнул на него Эд.

— Я с ним согласен, — неожиданно для себя заявил Тео. Вот уж не думал, что этот день когда-нибудь настанет. — Мы много чего творим, но это уже перебор.

— Да что с вами? Они же тут с голоду помирают, а там их кормят, одевают.

— Там с ними как с вещью обращаются. Они игрушки для утех.

— Не обязательно.

— А что ещё, по-твоему, с ними делают? Мы отлавливаем только смазливых девок. Да и тот хрен из Джаляли смотрит в первую очередь на лица, сиськи, жопы.

— И что предлагаешь, отпустить тех, кого уже поймали? А если одна из них донесёт?

— Кто им поверит? Это же бродяжки.

— Нет, Тео, нельзя так рисковать ради каких-то девок с улицы.

— Дадим им денег, — Эд аж поморщился. Ему будто кастрацию тупым ножом предложили. До чего всё-таки он жадный. Уже целый сундук серебра насобирал, а жмётся за каждую монету. Хотя, чему удивляться? Редко человек становится богатым из-за щедрости, чаще от жадности.

— Потом обсудим.

В трущобы шли петляя. Лучше сделать крюк через расщелину, чем попадаться на глаза стражникам у ворот. Лишние вопросы и подозрения ни к чему.

Ещё со времён старых границ, когда трущобы были за городской чертой, навозные мухи из предместья проделали в стене дыру, чтобы тайком проникать во Франкфурт ночью. Тогда это всего лишь небольшая щель, где и одному-то тесно. К утру её обычно заделывали, дабы стражники не нашли, но когда город расширили, этот участок перестали пристально стеречь и дыра заметно расползлась. Все о ней знают, но заделывать не спешат. Зачем? Днём многим так ходить удобнее, чем топать до ворот, а ночью можно выставить патруль. Впрочем, у воров другие тропы, да и со стражниками легко договориться. Им ли не знать.

— Встречаться с этими мразями нет никакого желания, — заныл Томас, преодолев разлом.

— Как хорошо, что твои желания не берём в расчёт, — ответил Эд, пропихнувшись следом. Здесь и коня провести можно, а он умудрился плечами задеть стенки. Под ногами постоянно каменная крошка. Наверно, из-за таких вот «широких», которым лень идти вполоборота.

Расщелина будто ворота в другой мир. Мир мрачный, скверный и гнилой. Вокруг слишком тихо и безлюдно. Странно, что нет погодных перемен. Там, за стеной, солнце и ласточки, а тут тучи и вороньё. А ещё ржавых цепей, черепов под ногами, растерзанных людей, да побольше. Было бы к месту. Но и без того уныния хватает. Тут грязь, дохлые коты и жрущие гниль крысы, а дома словно хижины ведьм из страшных сказок. Наверняка, за каждой дверью бес или людоед.

А всё хорошее, что есть в трущобах, между ног у шлюх из заведения старой матроны, куда так зачастили Эд и Томас. И Тео с собой зовут, будто не знают, что он Матильде не изменяет. Друзья всегда рады пристрастить тебя к пороку, но вот ответственность за пагубные последствия они на себя не возьмут, и не надейся. Сам отдувайся, переложить вину не выйдет.

Напрямик, через ночной форум, не пошли, они ведь тут тайком, лучше по закоулкам.

— Эй вы, стражники! — раздался голос за спиной.

— Да ты совсем страх потерял? — завопил Эд от напряжения, а обернувшись, замер.

— Что ты сказал? — спросил недовольно этот — с крестом на груди.

— Храмовник Рене? Простите, я думал, это кто-то из местных вконец обнаглел, — замямлил Эд.

— И в чём же наглость, в том, что позвал? Разве стража не защищает всех жителей города, даже тех, кто живёт в этом отвратном районе? — разошёлся, блядь, праведник.

— Конечно, защищает, но ведь обращаться надо уважительнее, — со злостью в голосе произнёс Тео. — Никому не нравится, когда его кличут на «Эй».

Храмовник уставился на него, но спорить не стал.

— Священник никому из ваших так и не встречался?

— Нет, — резко ответил Тео.

— И город покинуть не пытался?

— Сказал же — нет.

— Что ж, мне посоветовали поискать на старой свиноферме и на помойном берегу.

— Лучше помойный берег, на свиноферме… — встрял Томас и тут же получил локтем по рёбрам, невзначай, будто случайно.

— Да, на помойном берегу вероятней, но и людей там до жути. До вечера можно провозиться, — перехватил инициативу Эд. — Со свинофермой проще, там обычно ни души, да и рядом она. Я бы оттуда начал.

— Туда и иду.

«Вот и проваливай», — мысленно проговорил Тео вслед уходящему.

— Ну ты и идиот! — обрушился на Томаса Эд, едва храмовник удалился. — Этот… посланник божий священника ищет, а ты с ним треплешься.

— И что с того? Я же ничего конкретного ему не сказал. Просто дал совет, — неуверенно оправдывается. Как и всякий раз, когда по глупости своей не смог удержать язык за зубами, но до последнего надеется, что его бездумному поступку найдётся-таки оправдание.

— Ты конченый придурок, Томас! Нам нет никакого дела до пропавшего священника и мы только рады, если этот храмовник сгинет.

— Я так точно, — подтвердил Тео.

— Да, но я…Ну…

— Что ты бубнишь себе под нос?

— Заволновался я.

— Заволновался?! Сука, если ты не способен контролировать всё, что вылетает из твоей пасти, откуси себе язык к чертям собачьим и мычи, сколько влезет.

— Хм, а немым бы тебе жилось лучше. Может помочь? — предложил Тео и достал ножище.

— А с тобой-то что? Ты его знаешь? — спросил Эд.

— Кто ж его не знает?

— Я не о том.

— Да, — нехотя подтвердил Тео. — Я под началом этого козла служил, а он делает вид, будто не узнаёт.

— Ты из-за этого вспылил? Держи себя в руках.

— Ты это мне? Вы оба что ни день грызётесь и вопите, словно в жопу ужаленные.

— Мы-то кричим и только, а ты, чуть что, за нож хватаешься. И так проблем уже столько, что в голове не укладывается, не знаешь, за что браться. Новых не хочется. Ладно, идём. Я, блядь, прирежу следующую сволочь, которая меня окликнет.

Тео впервые в этой части города, хотя про затопленный квартал слышал не раз. Даже после семи дней без дождя земля всё ещё влажная. Это самое настоящее болото. Все дома медленно уходят вниз. Окна уже на уровне колен.

Эд постучался, Тео рукой на рукояти и озирается по сторонам. От этих мразей можно ожидать всего. Зачем делиться наживой, когда легче убить? Особенно если мыши сами пожаловали в мышеловку. И почему эта мысль только сейчас посетила голову? Что раньше ей мешало?

За Клыка герцог Эбергард пообещал пятьдесят солидов и место в замковом гарнизоне. Каждый стражник во Франкфурте жаждет насадить его голову на копьё. Как-то раз собрали отряд из лучших мечей стражи. Не по указу Бернарда, а по собственной инициативе. Деньги-то немалые, можно и разделить. Тео, конечно же, позвали одним из первых. Три дня Клыка выслеживали, а тот едва попался на крючок, дал такого стрекача, что только пятки сверкали. Любой заяц бы позавидовал. И это гроза трущоб. Сорвалась рыба. Посыпались взаимные обвинения и упрёки, все перессорились и разбежались. Эд с Томасом, которых в отряд не позвали, очень радовались, что ничего не выгорело.

А может, вот она — новая возможность? Или она упущена ещё прошлой ночью? Да, возможность умереть по глупости упущена, жалеть о ней не стоит. И тогда и сейчас у Клыка преимущество.

Оконные створки на втором этаже слегка приоткрылись, внутри кто-то крикнул: «Это те стражники». Дверь распахнулась, на пороге показался Хорёк — мелкий ублюдок. Он в шайке самый молодой и говнистый. Ростом чуть выше осла, шея как у гуся, лисий прищур. Вышел, огляделся, заглянул за угол.

— А остальные где, за пазухой что ли спрятались? — спросил и захихикал.

Хорёк — обладатель заразного смеха, отчего все глупые шутки чуть смешней. Он в шайке навроде Томаса. Такой же непутёвый бездарь, на кого легко свалить все делай «сходи-принеси», и тоже с радостью берёт на себя обязанности шута. Ну вот, очередная глупая шутка, к тому же несвежая, и мерзкий смех. Она не стоит того, чтоб её рассказывать. Да, в первые семь раз и впрямь было смешно, но за годы унылый юмор опостылел.

— Чего такие кислые, шуток не понимаете? Чёрт с вами, заходите.

Первый этаж пустой, его часто затапливает. По линии плесени видно, докуда в последний раз доходила вода. Зато второй — просто пестрит утварью. Обставлен в стиле «Чёрт-те что». Свалка дорогих вещей. Смесь изящества и безвкусицы. Так и бывает, когда богатеют невежды. Не то чтоб Тео сам из высшего общества, но побывал и в замках, и в усадьбах, и в домах знатных особ. У них такого нагромождения мебели, ваз и ковров нет. Тут даже статуя зачем-то в самом центре. На руку ей повесили ножны с мечом, а на голову нацепили римский шлем с гребнем.

Вся шайка в сборе, только Клыка не видно. И это плохо. Плохо, когда залез в берлогу к медведю, а его нет. Он может оказаться за спиной.

«Да что с тобой? Угомонись, эти не так хитры и коварны. Ты только глянь на них — сидят, боровы, жиры переминают, пиво хлещут. Хотели бы убить, давно бы уже прикончили».

А вот и Клык объявился, выскользнул из темной комнаты. Хотя какой там выскользнул, этот громила ростом с Томаса, а шириной с Эда. Он на такое не способен. Скорей уж, выкатился, словно бочка из кладовой. Ходит, переваливаясь всем телом, будто ему на двух ногах неудобно. Звериная натура так и тянет опуститься на четыре лапы. Грива до плеч, густая борода, на шее медвежий клык размером с большой палец. Чего уж, для пущей наглядности нацепил бы на себя медвежью шкуру, а из когтистой лапы сделал палицу.

Конец ознакомительного фрагмента.