Франкфурт 939

Валерий Александрович Панов, 2022

На злачных улицах вонища, смрад и тьма кромешная. За каждым углом негодяй, а в каждом доме прячется подлец. Похоть, алчность и вероломство укоренились в их сердцах. И тайны… Тайны есть у каждого. Они рождают скрытность и недоверие. Жажда наживы – цель неблагородная. Дорога эта вымощена трупами. Прежде чем на неё ступить, нужно вооружиться. Жестокость, беспринципность и коварство – вот лучшее оружие. А благородство, доброта и сострадание не благодетель, а преграда. Жестокое время явило худших из людей. Мораль и правила забыты. Можно не прятаться, не притворяться – быть собой, гнусной, вероломной сволочью.

Глава 6

Дома проносятся перед глазами, повороты сменяют друг друга, грязь хлюпает под ногами, впереди громко пыхтит Эд. В последнее время он изрядно раздобрел, пробежка ему не в радость.

Склады и лачуги кончились, пошли опрятные жилища. Тео уже сообразил, куда они бегут. Им не в ту сторону. Впереди всех Томас, он и указывает дорогу. У этого всегда всё через жопу. А Эд, поди, думает лишь о том, как бы прям тут не рухнуть. Тео пытался докричаться — тщетно.

Обогнал Эда, схватил Томаса за плечо. Тот испугался, дёрнулся, но увидел, что это Тео и успокоился. Остановились перевести дух. Томас суматошно озирается по сторонам, будто вот-вот кто-то выскочит, а Эд согнулся в три погибели и только спина подымается при каждом вздохе на пол-локтя. А звук при этом издаёт… Даже не пыхтит — ревёт, словно, блядь, медведь какой.

— Фу-х, отдохнули? Ну всё, нужно дальше бежать, — пропищал своим противным голосом Томас.

— Куда бежать? Успокойся ты, никто за нами не гонится, — остановил его Тео, а то этот уже дёрнулся. Эд попытался что-то сказать, но не смог, лишь указал пальцем на Тео — мол, согласен — и тут же присел.

Видимость заметно улучшился, вся улица просматривается. Похоже, солнце встаёт. Здесь, в тесноте домов, не сразу поймёшь. Потёр больное колено, вспоминая, как споткнулся в потёмках и налетел на деревянную чурку. Бегать, прихрамывая — то ещё удовольствие. Чуть губу себе не прокусил, борясь с болью.

Медведь стих. Кажется, отдышался. Да уж, пора ему взять себя в руки и не жрать столько пива с чесночными булками. Надо бы намекнуть, только в этот раз понятнее разъяснить мысль, а то выйдет как с гренками.

— Проклятье, нам ведь заступать на рассвете, — вспомнил Тео.

— Блядь, — вырвалось у Эда. — Дай руку.

Тео помог ему подняться и все трое побрели к казарме.

— Мы что, просто пойдём на службу как ни в чём не бывало? — удивился Томас. Его писклявый голос разнёсся на всю улицу.

— Сука, говори тише, — в своей обычной манере упрекнул его Эд. Впрочем, так он общается только с Томасом и другими бесхребетными. Непонятно, как они вообще сдружились. — Да, мы просто как ни в чём не бывало пойдём на службу и займёмся тем, чем обычно. А если спросят, почему такие помятые, то мы всю ночь пили. Сперва дома у Тео — Матильда подтвердит — потом, чтобы не мешать ей спать, перебрались в гадюшник к Томасу. Вот и всё. Больше об этом не говорим.

— Эй, у меня не гадюшник, — возмутился Томас.

— Да я в трущобах таких засранных домов не видел.

— А кто его до такого довёл? Вы же сами у меня постоянно напиваетесь и устраиваете беспорядок.

— И ты ждёшь, когда мы убираться придём что ли? Тебе там жить, сам следи за порядком в своём доме. Мы и у Тео много раз пьянку устраивали, но сам видел, у него чисто и убрано.

— За ним жена убирает.

— А тебе кто жениться мешает?

Томас притих. Подобные вопросы всегда ставят его в тупик, но по лицу видно — что-нибудь ответить-таки хочется. Изо всех сил, на какие только способен его скудный ум, пытается придумать отговорку. Ну? Нет, не придумал.

— Я вот о чём рассказать хотел, а то со всем этим как-то из головы вылетело. Конрад опять посягает на кузнецкий переулок, — поведал Эд. — Чёртов ублюдок, всё ему мало. Уже и так половина ремесленного квартала под ним. Теперь и на нашу территорию позарился.

— И что будем делать? — встревожился Томас.

— Нельзя ему уступать, — решительно заявил Тео в присущей ему спокойной манере. Даже когда злится, он повышает голос не более чем на полтона. Лицо, скупое на эмоции, отражает сосредоточенность.

— Вся беда в том, что он пойдёт собирать барыши после смены, как раз когда мы заступаем в караул, — разъяснил Эд причину своей нерешительности.

— Уйдём с караула. Не впервой, — порой Тео не понимает, почему подобные вопросы вообще нужно разъяснять. Разве ответ не очевиден? Впрочем, это он рисковый парень. Эд любит осторожничать, а Томас попросту трусит.

— У Конрада больше людей. Как мы с ними справимся, если дойдёт до драки?

Ей богу, иногда не поймёшь, кто из них главный. Вроде бы, все дела улаживает Эд, но в проблемной ситуации и шагу сам ступить не может.

— Подумаешь, — воспользовался заминкой Томас, — Тео один стоит троих. Только покрутит в руке нож, как он умеет, те сразу в штаны наложат.

— Не спорю, с ножом Тео обращается мастерски, да и с мечом управляется лучше любого в страже, — подтвердил Эд, скривив губы, как он делает всякий раз, когда Томас несёт чушь, — вот только за мечи-ножи хвататься не будем. Они же не бандиты, не отрепье из трущоб, а такие же стражники, как мы. Нам бо́шки поотрубают, если их прикончим.

— А мы тела в реку, — нашёлся Томас.

— Те же кузницы нас сдадут лишь бы пару недель пожить без мзды. Нет, так вопрос не решить. Если драться, то на кулаках, — подытожил Эд, покосившись на Томаса. — Тут у нас загвоздка. Допустим, я возьму на себя Конрада. Тео справится с двумя, троих вряд ли потянет — без обид, — обратился он к хмурому другу. — А с остальными двумя что делать? Томас, дай Бог, хоть одного бы уложил.

— Э-э-э-эй! — возмутился оскорблённый стражник. — Я справлюсь

— Это ты сейчас так говоришь, а после будешь оправдываться. Мол, солнце ослепило, замаха не заметил или об камень споткнулся, — ухмыляясь, припомнил старое Эд.

— А если будем рядом с рынком, то его шум толпы отвлёк, — поддержал потеху Тео, и даже позволил себе слегка улыбнуться.

— Или церковный колокол.

— Или случайный прохожий.

— Смейтесь-смейтесь, — обиделся Томас. — Может, тогда без меня пойдёте? А я посмотрю, как вас отделают.

— Нет, в честном бою нам не выиграть. Нужно подстеречь Конрада одного подальше от ремесленного квартала и переломать ему все кости, — предложил Тео. Томас одобрительно закивал, а Эд напрягся в раздумьях, он сторонник мирных решений. Поди, уже думает, как бы с Конрадом договориться. Нет, с этим боровом не выйдет. Эд, конечно, попробует, но, в конце концов, сделают так, как предложил Тео.

Он человек молчаливый и лаконичный. Если и разевает рот, то лишь по существу. А если не по существу, то очень кратко. Эд же любитель поболтать. Порой так увлекается, что не заткнёшь. Речь пытается выстроить красиво, но то и дело проскакивает мат. Впрочем, говорит страстно, с душой, и оттого проникновенно.

Томас тоже всегда рад потрепаться, а по количеству брани Эда, пожалуй, переплюнет. Как выпьет, так и вовсе ругается словно пьяный паромщик под конец дня. Как правило, сказать ему особо нечего, но слово вставить очень уж охота, прямо, невмоготу, и потому он постоянно брешет. Но мозги у него куриные, к середине истории забывает, с чего начинал, и завершает невпопад. К счастью, его заткнуть намного легче, а главное — он к этому располагает.

Когда явились в казарму, уже совсем рассвело. Как не спешили, а опоздали-таки, пропустили построение.

— А этому что здесь нужно? — Томас указал на храмовника, тот общался с капитаном на дальнем конце плаца. Проговорили они недолго. Вскоре расстались, храмовник ушёл, а Бернард поправил тунику (такая уж у него странная привычка, осталась с тех пор, как служил при дворе старого короля) и уставился сердито на опоздавших. Спас положение гонец, шепнувший ему на ухо что-то неприятное. Бернард поманил их к себе рукой.

— Ну и где вас носит? Опять опоздали. Это уже в который раз? Я вот со счёта сбился, — ответа не последовало. — Так, всё, лишу вас жалования за эту неделю.

Эд и Томас завозмущались, оправдываются каждый по-своему, прощения просят. Далось им это жалование. Крохи в сравнении с тем, что получают не за службу. Главное — из стражи не вылететь.

— Заскулили как шавки безродные. Смотреть на вас тошно, — отругал их брезгливо Бернард. — Берите пример с Тео. Сразу видно — человек закалён войной, молча принял наказание, а ведь ему в отличие от вас жену кормить.

Не любит Тео лесть, не знает, как на неё реагировать. Вроде бы ответить что-то нужно, но что? Себя похвалить или Бернарда поблагодарить? Ай, не из тех он, кто так делает. Вот и молчит, отрешённо глядит в пустоту, будто не о нём речь.

— По полной бы вас отчитал, — продолжил Бернард, — но ваше счастье, мне только что доложили про труп в порту, а все, кроме вас, уже при деле. Идите, разберитесь, что там к чему. Мне в замок надо. Вернусь, доложите, — в очередной раз расправив складки на тунике Бернард хотел удалиться, но Томас его придержал.

— А что хотел храмовник? — спросил он.

Прежде чем ответить, Бернард со злостью уставился на руку, ухватившую его за локоть. Вырвался, разгладил рукав, и лишь потом ответил:

— Потеряли они кого-то. Просил не выпускать из города священников и никого другого с большой суммой на руках?

— А может, нам его поискать?

— Я вам уже дал поручение. Вот им и займитесь, а за священником пусть храмовник гоняется.

Едва Бернард ушёл, Эд со всей дури влепил Томасу подзатыльник.

— Ты что, баран, творишь? — закричал он на безмерно болтливого друга.

— Да я просто спросил.

— Просто спросил, а потом просто предложил. Ты ведь обычно так и поступаешь, да? На любую работу вызываешься добровольцем. Бернард, в отличие от тебя, не конченый кретин, сообразит, что ты странно себя ведёшь.

— Или подумает, что я не хочу с трупом возиться. И это правда. И вообще, нам в порту сейчас лучше не показываться.

— Наоборот — хорошо, что именно нас туда послали, — взял слово Тео. — Разберёмся с трупом, а потом займёмся своими делами. Бернард до обеда в замке проторчит. Как раз всё успеем.

— Тео прав, — резко подобрел Эд, и даже улыбнулся. — Скажем, что он бездомный, много раз его на улицах видели. Отвезём на кладбище и кинем в общую могилу.

Вот и Томас успокоился и просеял улыбкой.

Порт уже пробудился. Народу — не пропихнуться, хоть в реку кидай. Утром особенно многолюдно. Это потом рыбаки отчалят, паромщики перевезут на другой берег первую партию, и станет чуть свободнее. Останутся только купцы, да грузчики. Вечером всё как-то плавней, народ расходится постепенно, а утром все разом как завалятся.

Тео при такой давке сразу вспоминает штурм того злосчастного замка — как же он… а-а, неважно. Когда через ворота пробились, он в числе первых шёл. Тогда его кипящим маслом и накрыло. Вся левая рука в ожогах и изрезана. С тех пор не снимает на людях перчатку. Он сам ножом кромсал рукав, чтоб его скинуть. Щека обожжена от уха до шеи. Кабы не щит над головой, совсем уродцем бы остался. А не было бы в нём дыр от стрел, так и обойтись могло. Не обошлось и хватит об этом, ничего уже не изменишь. Щит-то скинул и рукав сорвал, но кожу жжёт неимоверно. Охота в бочку с водой нырнуть, он даже вспомнил, где в лагере стоит ближайшая, но люди, что напирают сзади, нещадно толкают в другом направлении, прямиком на врага.

С тех пор Тео не любит столпотворений. Со злостью расталкивает всех на своём пути. Эд и Томас привыкли к подобному. Пристроились за ним, как за тараном, и идут спокойно.

Труп нашли быстро. Скопление людей, которые стоят на месте и глазеют в то время как все остальные мельтешат — явно, там что-то интересное. Вот и начальник порта Адалар рядом, общается…

— Это что, опять тот храмовник? — удивился Тео, и даже остановился.

— Да, он, — подтвердит Томас. Хоть и сутулится, он наголову выше обоих друзей. — Здесь-то он что забыл?

— Не знаю, но этот назойливый прыщ начинает действовать на нервы, — высказался Эд и первым двинулся к ним. Однако перехватить храмовника не успел, тот распрощался с Адаларом и ушёл.

— Ну, наконец-то, — не то обрадовался, не то упрекнул за нерасторопность начальник порта. — А мои балбесы где? До сих пор не пришли.

— Нам откуда знать, мы за ними не следим. Нас послали с телом разобраться, — ответил Эд. — А этот что тут делал? — спросил он, указав в ту сторону, куда ушёл храмовник.

— У них тоже что-то стряслось. Просил не выпускать из порта священников или кого другого с сундуком, полным золота.

— Что, прям, целый сундук золота? А сундук-то большой?

— Вот и я спросил. А он не ответил.

— Вечно эти святоши что-то темнят. Как о делах божьих говорить, так их не заткнёшь, а о своих помалкивают.

— У меня тут дел невпроворот, — поторопил Адалар.

— Ладно, взглянем на мертвеца.

— Расступись, — крикнул Томас, просачиваясь в толпу. Народу поглазеть собралось немало и на визгливый тонкий голосок они никак не отреагировали.

— Блядь, разойдитесь, кому говорят. Ещё шаг назад, — уже изнутри распоряжались стражники.

Пока Тео и Томас отгоняли толпу, освобождая место возле трупа, Эд и Адалар склонились над телом. Голый мужчина. На вид ему лет тридцать пять. Весь в грязи, горло перерезано.

— А я его знаю, — сказал Эд и попытался отчистить лицо от грязи. — Это же попрошайка из ремесленного квартала, только вчера его из переулка кожевников пинками прогоняли. Тео взгляни.

— Да, похож. Только не от кожевников, а от кузнецов. Думаю, надо бы первым делом к ним заглянуть.

— Ты прав, так и поступим. Вот что, — Эд обратился уже к Адалару, — везите-ка его на кладбище, пусть хоронят в общей могиле.

— Мне за свои деньги телегу нанимать? Это же ваша работа, — возмутился портовый начальник.

— Нет, мы, конечно, можем сходить, запросить у казначея денег, но его хрен разыщешь в это время, он сейчас все заставы и посты обходит. До обеда мертвец пролежит, как пить дать, а на таком солнцепёке он скоро вонять начнёт. Да и отвлекать вас лишний раз от дел. Вы ведь можете потом сделать запрос на возмещение, всё выплатят, — убеждал Эд.

— Бог с вами, на, — Адалар залез в мошну́⁴ и выудил из неё надломанный обол⁵.

— Адалар, — улыбнулся Эд, — полжизни в порту, а до сих пор не знаешь, что за перевоз трупов возницы берут полновесный?

Начальник порта скривился, но залез в кошель за цельным медяком. Его вручили Томасу и послали за телегой. Вряд ли возница получит хоть какую-то плату. В такое только наивный Адалар поверит. В обед на этот обол стражники купят два шоппена⁶ пива. Или даже раньше. Например, после того, как разберутся с делами в кузнецком переулке. Горло промочить уже смерть как охота. Усталость накатила, аж невмоготу. Бессонная ночь даёт о себе знать.

И всё бы хорошо, не явись в порт Гунтрам собственной персоной. Чёртова тень герцога Эбергарда. Зарубил, сука, все планы на корню.

Примечания

4

Мошна́ — небольшой мешок для хранения денег.

5

Обол — мелочь, медная разменная монета.

6

Шоппен — старинная мера жидкостей (в том числе напитков) и сыпучих тел сначала в Южной Германии, затем в ряде других германских, швейцарских и французских регионов. Согласно ЭСБЕ (данные на конец XIX века) старый шоппен во Франкфурте = 0,448 литра.