Иллюзия

Андрей Кадацкий, 2016

Школа. Трель звонка. Разгоряченное солнце. Первая любовь. Короткое взросление. Выпускные. Друзья едут поступать на Урал. Руслан болен небом, Глеб – надеждой разгадать величайшую тайну человечества – прямое доказательство существования Бога. Обшарпанная общага. Ночные гулянки. Запах пережаренной картошки. Хлеб с майонезом. Новые люди. Альма матер. Разборки, женщины, судьба. Дороги друзей расходятся, Руслан идет на режимное предприятие, Глеб выбирает научную стезю. Путь служения. Траектория предательства. Прикосновение к мечте. Параллельно идет Первый крестовый поход – роман в романе. Удастся ли разгадать величайшую тайну и не забыть себя в суете мирской? “Иллюзия” – это новая “Мастер и Маргарита” с легким мистическим флером и главной темой – Бог есть любовь.

Глава IV

Маяковский

Момент требовал решительности.

— Маяковский. Коронка, — скорее для собственного успокоения шепнул приятелю Забаровский.

Руслан величественно прошествовал к «лобному месту», справляясь с волнением. Размашисто развернулся, приготовив руки для жестикуляций, застыл в МХАТовской паузе. Девчонки еле сдерживались: улыбки потянулись до ушей, ротики попискивали. Варивада оценочно щурилась, сдерживая ухмылку. Скрипкин толкнул соседа: «Щаз выдаст!» Глеб затаил дыхание — вся надежда на друга, с Ягодкиным договориться трудно, заломит цену. Малышев перебирал пальцы, нажимая на ногти, словно играя гамму.

— «Я сразу смазал карту будня»! — Декламатор с надрывом в голосе рубанул от плеча, будто саблей.

Зрачки одноклассников расширились.

— «Плеснувши краску из стакана»! — Воображаемая тара плеснула от бедра.

На «Я показал на блюде студня косые скулы океана» класс бился в истерике. Историк подрагивал телом, от смеха выступили слезы.

— «На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ», — отрывисто, по слогам, отчеканил декламатор и застыл, склонив голову в наигранной задумчивости.

Минуту класс стонал. Потом начал стихать басовитый гогот скрипкинской компании. Илья Иванович и девчонки утирали сырость с глаз. Чтец сочувствующим взглядом прошелся по рядам.

— «А-а… вы ноктюрн сыграть могли бы… на флейте водосточных труб?» — Большой палец указал за спину, точно на трубы. — Это Маяковский, господа!

Короткий кивок вместо поклона. Мягкие хлопки учителя потонули в восторженных аплодисментах. Взрослая сдержанность в выражении чувств придет позже. Верный друг сиял в предвкушении.

— Сомнений нет, — заключил историк, — победил Руслан Забаровский! — Передавая фолиант и пожимая руку, добавил: — Порадовал. Молодец! Не ожидал.

С самодовольной улыбочкой триумфатор вернулся на место, от души хлопнул книжкой по парте.

— Вот такие мы — скромные супергерои! — Руслан подхватил понравившуюся фразу.

— Продолжим урок. — Илья Иванович озвучил новую тему, принадлежа к когорте учителей, обучающих до последнего.

Волосатые руки Глеба потянулись к трофею.

— Куда? — Забаровский изобразил шлепок по пальцам. — Руки прочь… от Советской власти.

— Да ладно, ты ж для меня выиграл.

— Не обольщайся, мальчик. — Победитель глянул свысока.

— Неужели будешь читать?

— Обязательно.

Обескураженный выдох долго тянулся из уст приятеля, но вскоре он созрел до предложений:

— На что меняемся?

Руслан только этого и ждал. Для Забаровского Малышев — открытая книга, с редкими главами агрессивных вспышек, и то застенчивого дружка надо задеть за живое, как следует взбодрить. Триумфатор начал набивать цену:

— Зачем тебе это? И так, одни крестоносцы на уме.

— Да ладно, дай почитать.

— У тебя на это нет времени — еще Кубок Чемпионов доигрывать… Впрочем, могу поменяться.

— На что?

— Ну, что с тебя взять, кроме анализов? — Руслан сочувственно поглядывал на душевные муки приятеля. — Есть предложение…

— Говори уже. — Глеб начинал раздражаться от длинного позерства.

— Мы давеча не доиграли один матчик… Помнится, Ювентус лидировал…

— Хорошо, пусть так и остается. Два-ноль в твою пользу.

— Хочешь дешево отделаться. А матч в Барселоне?

— Ладно, пусть «Ювентус» выходит в финал, доволен?

— Вот так значит? Сдал любимую команду… без зазрения совести?

Опять потянулся выдох сожаления вместо ответа.

— Но, согласен. — Забаровский передал «Астрологию» соседу. — Вот так и играются договорные матчи.

Для Малышева окружающая обстановка перестала существовать, мир переместился на страницы мелкого шрифта, рисунков, карт. С новым триумфом «скромный супергерой» забыл про «болезнь», но с улегшимися треволнениям вспомнил. Потрогал грудь, подмышки, ниже постеснялся. Отступила? Так быстро? Или повезло?

По звонку, словно собаки Павлова, старшеклассники рванули на перемену. До свободы — всего пара уроков. Следующей маячила биология. Встреча с классной, разбор вызывающего поведения, всеобщее порицание. С бала на корабль. Триумфатора передернуло. Простоял до начала, давя подоконник пятой точкой. Одноклассники косились, хихикали, обошлись без поздравлений. Звездный статус мешает панибратству. Верный друг изменял с астрологией.

Оксана Владимировна мчалась по коридору в растрепанных чувствах, раскрасневшись под тяжестью собственной массы. На соломенной гриве поблескивали капельки пота, как и на гофрированной шее, вдавленной в плечи бывшей пловчихи. Под стрелками бровей горели серые угольки. Мясистый нос раздувался. Рот приоткрылся, распахнуть шире мешало воспитание. Бесформенная фиолетовая блузка и золотая цепочка навыпуск прикрывали грудь до пупа. Юбка до пят развевалась, будто пиратский флаг. Сделав знак старосте, биологичка увлекла Галину в комнату, совмещенную с кабинетом.

Десять минут назад прозвенел звонок, школьники расселись по партам, ждали. Взгляд Руслана блуждал по классу. Поникшая цветочно-горшочная растительность подоконников. Покосившаяся политическая карта мира в полдоски. Грустная коричневость учительского стола по центру. Глаза замирали на белой двери «совещательной». Скоро появятся классная со Варивадой и дадут по «не балуйся».

Развязные кумушки боролись за право сидеть с Ягодкиным, спорили, канались в «камень, ножницы, бумага». Глеб, пробежавший с тридцать страниц «Астрологии», отмотал назад для вдумчивого прочтения. Степа и компания резались в подкидного.

Появилась Галина, встала на перекрестке дверей, скрестив руки на груди. Следом выскочила всплакнувшая биологичка, выдохнула могучими фибрами.

— Я договорилась поменяться с химией, и сегодня будет два урока биологии. — «Виктория» пухлых пальцев крутанулась в воздухе. — Но вместо уроков мы проведем собрание класса. Скрипкин! Прекрати сейчас же!

Компашка воровато спрятала карты, надеясь доиграть позже. Оксану Владимировну устроило внешнее повиновение.

— Я пригласила Зою Федоровну и Геннадия Михайловича, он все-таки завуч. — Дверь в класс приоткрылась. — А вот и они!

Учителя прошествовали на заднюю парту первого ряда. Начинающий рецидивист шепотом протянул: «бли-ин!», с такими соседями о доигровке можно забыть.

— Первым делом мы должны обсудить вопиющее поведение Забаровского! — Классная пыталась сдержаться, но получалось слабо.

— Геннадий Михайлович, — вмешалась староста, — вы, наверно, не знаете об инцидентах, произошедших на уроках литературы?

— Да нет, я в курсе. Мы успели переговорить с Зоей Федоровной. Позиция учителей и общественно-политических сил мне понятна, теперь хотелось бы услышать Руслана.

— Нам всем бы очень хотелось! — Пунцовое лицо биологички резко развернулось к виновнику, глаза полыхнули напалмом.

По спине недавнего триумфатора пробежала дрожь, взгляд прыгнул в сторону.

— Забаровский, расскажи нам, пожалуйста, что на тебя нашло? — с невозмутимостью сфинкса обратилась Варивада.

— Да вроде ничего… — Виноватый внешне спокойно пожал плечами, а душу трясло, точно при землетрясении.

— Встань! — Оксана Владимировна обиделась на мнимое хладнокровие. Во время частых нервничаний учительница теребила цепочку, сейчас оттягивала обеими руками. — Когда разговариваешь со старшими.

Под прессом всеобщего недовольства юноша повиновался, колени подгибались, затекая свинцом.

— Объясни, пожалуйста, почему ты отказываешься выполнять домашнее задание по литературе? — хозяйничала Галина.

— Да! Почему?! — Золото оставило на шее глубокую борозду, но сейчас классная чихала на боль.

— Я уже говорил… — пробурчал Руслан.

— Малышев! — взвизгнула биологичка. — Тебе что, неинтересно?! Мы обсуждаем поведение твоего товарища! Прекрати немедленно!

Верный друг следил за происходящим краем уха — от «Астрологии» не оторвал бы и камнепад на голову.

— Дай сюда! — Оксана Владимировна рванулась за книгой.

— Больше не буду. — Юноша срочно убрал фолиант под стол, надеясь продолжить чтение с последними раскатами «грома».

— Возвращаемся к нашему ба… — нарочно осеклась классная.

Окончание фразы знали все. Посмеялись с удовольствием, потрафив учительнице, насолив отступнику.

— Что воды в рот набрал? Когда исправлять будешь? — Биологичка танком перла в атаку. — Говори, пока Зоя Федоровна здесь. Когда?!

— Не буду.

— Что ты не будешь?

— Исправлять.

— Та-ак… — Нахрапом взять не удалось, пришлось перегруппировать силы. — Класс! Какие будут предложения?

— Поставить «пару» в четверти!.. Вызвать родителей!.. Объявить бойкот!..

— Дать по кумполу — сразу все сделает, — проявил активность Скрипкин.

— Уважаемые! — прервал разноголосицу физик, во время дебатов посовещавшийся с литераторшей.

Под тишину смолкнувших голосов завуч вышел на передний план, встав между Оксаной Владимировной и старостой.

— Уважаемые! Я как физик знаю точно: опереться можно только на то, что оказывает сопротивление. — Оценив эффект, учитель продолжил: — Что мы видим? Перед нами — характер. Да, непростой, временами очень непростой, но характер. Со своими принципами, взглядами, убеждениями. И это замечательно! Ведь наша школа, надеюсь, Руслан со мной согласится, приложила руку к воспитанию личности. Во все времена ценились люди, умеющие пойти против толпы, плыть не по, а против течения. И считаю наш учительский долг не губить такие характеры, а помогать и всячески поддерживать.

Затеплилась смутная надежда. Распинаемый оставил слезы в пятом классе, но сейчас хотелось разрыдаться в голос.

— Сегодня изучение работ Ленина — анахронизм, — продолжал Геннадий Михайлович, — рудимент безвозвратно ушедшей эпохи. Что такое «рудимент», кто забыл, — расскажет Оксана Владимировна. А ведь совсем недавно знание чуть ли не назубок работ классиков марксизма-ленинизма считалось обязанностью каждого гражданина. Почему? Спросите у родителей, — они хорошо помнят. — Физик откашлялся в кулак. — Сегодня, политические убеждения — сугубо личное дело. Мы посоветовались с учителем литературы, и предлагаем не применять никаких мер взыскания. А какая оценка выйдет за четверть — только одной Зое Федоровне известно… Вы согласны, Оксана Владимировна?

— Вы — завуч, вам и карты в руки. — Уперлась в цепочку классная.

— Карты я заметил в руках Скрипкина. Что думаешь, уважаемый?

— Мне все равно, — прогнусавили с задней парты.

— Галя, твое мнение?

Староста пожала плечами.

— Вот и славно, — подытожил Геннадий Михайлович, — будем считать — инцидент исчерпан. Оксана Владимировна, мы с Зоей Федоровной вам еще нужны?.. Нет? Тогда — всего доброго.

Класс без напоминаний встал, провожая учителей. «Слон» вернулся в размеры мухи. Оставшаяся часть занятий прошла в обсуждениях подготовки к экзаменам и выпускному вечеру. Забаровскому предложили порадовать Маяковским со сцены. Нулевой энтузиазм подсказал самоотвод. Глеб вернулся к «Астрологии». Степану повезло в карты — пара смачных фофанов треснула по макушкам партнеров. Порешав насущные проблемы, биологичка отпустила подопечных.

— Слава Богу! Утомительный день кончился, — выдохнул Руслан, выходя на улицу.

Солнце слепило глаза, в воздухе парила пыльная взвесь. Щебет птиц прерывался клаксонами — предупреждение школьникам, перебегающим дорогу.

— Так и будешь на ходу читать? — Забаровский покосился на друга.

— Угу. — Малышев перелистнул страницу, страстно впившись в новую.

Привычный маршрут приятели прошли молча.

— Пока! — Руслан подал руку. — Сегодня, я так понимаю, на стадион не собираемся?

— Угу. — Приятель пожал, не глядя, зашагал дальше.

Возле подъезда высотки собралась толпа жильцов на внеочередное собрание.

— Вот он! Держи!