Иллюзия

Андрей Кадацкий, 2016

Школа. Трель звонка. Разгоряченное солнце. Первая любовь. Короткое взросление. Выпускные. Друзья едут поступать на Урал. Руслан болен небом, Глеб – надеждой разгадать величайшую тайну человечества – прямое доказательство существования Бога. Обшарпанная общага. Ночные гулянки. Запах пережаренной картошки. Хлеб с майонезом. Новые люди. Альма матер. Разборки, женщины, судьба. Дороги друзей расходятся, Руслан идет на режимное предприятие, Глеб выбирает научную стезю. Путь служения. Траектория предательства. Прикосновение к мечте. Параллельно идет Первый крестовый поход – роман в романе. Удастся ли разгадать величайшую тайну и не забыть себя в суете мирской? “Иллюзия” – это новая “Мастер и Маргарита” с легким мистическим флером и главной темой – Бог есть любовь.

Глава III

Скромный супергерой

Она любила порывисто. Скакала наездницей, объезжая жеребца, заводясь от собственных стонов. Быстро потела, изливалась водопадом, обдавала жаром. Руслан лежал на раздвинутом диване, подавляя движения, принюхиваясь к запаху плоти.

Нагулявшаяся кошка запрыгнула на ложе, устроилась рядом, прильнув шерстью к локтю юноши. Забаровский пристально глядел в животные глазки. Ольга вскрикнула, дернулась пару раз животом, вбирая финал.

— Ох, Мурка, какой у нас сегодня мальчик… — Как после бани, выдохнула хозяйка, погладила кошку и убежала в ванну.

Юноша натянул одежду. Шум воды стих, разведенка выскочила из ванны, свернула в кухню однокомнатной квартиры. Новорожденный мужчина вышел в прихожую. Ольга курила у форточки. Голая, раскрасневшаяся, запыхавшаяся. На столе лежала пачка сигарет и зажигалка.

— Куришь? — Она обернулась.

— Нет, — отрезал Руслан, на дух непереносящий куряк.

Наутро Забаровский завтракал бутербродами, прихлебывая чаем.

— Говори, к кому вчера ходил? — Нахмуренная баба Нюра часто вытирала сморщенные ладошки о передник.

— Да говорю же, играли с Глебом в футбол, потом — домой.

Старушка начала допросы со вчерашнего вечера, на время отставала жестко пресекаемая внуком, но приступала вновь.

— Глаза твовы бесстыжие! С кем шлялся? Я все видала!

— Да где тебе видать-то? Ты и читаешь в очках. — Забаровский проглотил вставший поперек горла кусок, громко отхлебнул из большой кружки.

— Это вблизях я плохо вижу, а вдаля — хорошо! Мне с окна все видать! Говори, к кому ходил в серый дом? Все матери отпишу!

— Ты обозналась.

— Я т-те дам — обозналась! С кем под руку шел? Я все узнаю!

— Так! — Старшеклассник поднялся. — Заколебала! Тебе надо — ты и узнавай! А мне в школу пора. Вот охота с утра настроение портить?! Блин, как пристанет…

Руслан вышел в прихожую, слизывая остатки пищи с зубов.

— Еще и огрызается, измоден! — Бабуля высунулась из кухни, грозно размахивая большим пальцем. — Глаза твовы бесстыжие! Все матери отпишу!

Внук подхватил пакет с учебниками и выскочил из квартиры. На распогоживающейся улице затянулся весенней прохладой, выдохнул накопившийся негатив — полегчало. Сбежал от ярых расспросов, но душу скребла вчерашняя Мурка, — запалила глазастая старуха. За безнаказанность предстояло побороться. Сейчас бы рвануть во всю прыть, выветрить ненужные угрызения никчемной совести. В чем я провинился? Давно пора стать мужиком. Вчера стал. Чего стыдиться?

— Привет! — Глеб помахал рукой.

— Привет. — Забаровский встал на школьную тропу. — Ты меня караулишь, что ли?

Новорожденный мужик усмехнулся. «Караулишь»! Как бабка заговорил. С кем поведешься.

— Вот еще! Просто случайно встретились, — фыркнул «домашней заготовкой» озябший от долгого ожидания Малышев. — Ну, как все прошло?

— Нормально. Первый раз, что ли? — Имидж — ничто, но приходилось поддерживать. На словах Руслан давно стал мужчиной, хотя друг понимал — хорохорится.

— Еще пойдешь?

— Нет.

— Не понравилось?

— Понравилось, но… я ж с Ленкой встречаюсь.

Забаровский скользнул взглядом по второэтажным окнам, съежился, пошел бочком к серому дому. Ольгины окна выходят во двор — хорошо, а то стояла бы сейчас у занавески… караулила. Мелкую интрижку наивность раздувает до грандиозности.

— Кстати, вчера так и не доиграли. — Глеб хитро прищурился.

— Да ладно тебе, остался один удар. С острого угла не забьешь. Так что два-ноль, «Ювентус» выиграл.

— Ничего подобного, а вдруг?

— Вдруг бывает пук.

— А вот возьму и забью! Два-один, гол на чужом поле, а еще играть на «Ноу Камп». Сегодня и проверим.

— Что-то сегодня не хочется… — Руслан опасался прихода любовницы на стадион. — К экзаменам нужно готовиться.

— Отлично! Что у нас по регламенту положено? Техническое поражение — ноль-три.

— Ладно, ладно, чего завелся? — Товарищ редко сталкивался с малышевским сопротивлением. Забаровский шоркнул подошвами об решетку перед школьным порогом. — Посмотрим. Какой первый урок?

— Лит-ра.

— А-а, Зоя опять конспекты потребует. Накропал?

— Да, а ты?

— Не стал.

— Опять влетит. Возьми мой — перепиши.

— Если бы и хотел, уже не успею.

Войдя в кабинет, Забаровский поймал хитрый взгляд Скрипкина с «камчатки». Неужели растрепал? Под сирену звонка вошла Зоя Федоровна, опять увязла по самые очки в мыслишки, правки, почеркушки. Школьников засасывала пострассветная дрема, пошептывания на ушки, томительное ожидание. Словно звонок, прозвучало: «Сдаем конспекты». С задних парт, хлопая по плечам впередисидящих, потянулась вереница макулатуры. Руслан насобирал кучу тетрадей, придержав поток, передал последним. Надеялся затеряться, отсрочить объяснения.

Литераторша разгадала маневр. Она долго и нудно складывала стопку, просматривая фамилии, вкрадчиво поинтересовалась:

— Забаровский, а где твой конспект?

Пришлось сдаваться.

— Не готов.

В девичьем «ареале» Варивады послышалось змеиное шипение, в углу Скрипкина — гнусавый смех.

— Почему? Опять «не переписчик глупостей»?

— Честно, хотел переписать, но… начал читать и решил действовать по пушкинскому завету: «Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца». Не понимаю, почему Брюсов не поступил также?

По движению авторучки класс понял — вывела очередного «лебедя».

— А ведь ты идешь на медаль, — вздохнула учительница, — не золотую, конечно, но серебряную мог бы получить.

Забота от равнодушной литераторши шокировала, но старшеклассник уже начал обижаться, «двойка» воспринималась, как факт подавления личности. По меркам учителей — он еще ребенок, но все равно. Мужчина! Со вчерашнего дня.

— Я — не собиратель железок, — выдавил юноша.

— Как знаешь, я сообщу вашей классной.

Воцарившуюся тишину прервал грустноватый звонок. Руслан пулей вылетел за дверь, промчался до конца коридора, взлетел к чердаку. Легкие вздымались, будто после марафона, рот изрыгал чугунные проклятья, густая краска заливала щеки. Хотелось мчаться до Новостройки, Полпинки, потеряться, исчезнуть. Спрятаться от мира, но избежать подобных экзекуций. Отдышавшись и чуть успокоившись, Забаровский достал дневник, расписание предначертало физику. Круговорот стрелок наручных часов приближал урок и злорадные рожи одноклассников. «Не собиратель железок» появился в классе аккурат к началу.

Пройдя мимо коричневых шкафов с приборами, колбами, электрофорными машинами, Руслан подсел к Малышеву. В глаза смотрели уважаемые ученые с портретов над доской. Спину сверлили дворняжьи взгляды Варивадовской стайки, могущих только облаять, по-бараньи таращились остальные. Слышались шакальи хихиканья Скрипкинских дружков.

— Куда пропал? — заботливо поинтересовался друг. — Тебя уже классная искала.

— Найдет еще — биология впереди.

Из-под массивной стойки в длину доски показался русый пробор, физико-математический лоб, кроличьи глаза за толстыми очками. Оттопыренные уши, шнобель, веревочный рот на худом лице, гусиная шея, черный пиджак с галстуком и белой рубашкой. Геннадий Михайлович, любивший пошутить, начал урок энергично:

— С прискорбием констатирую — сдавать физику и астрономию решились только Забаровский и Малышев, хотя и Варивада могла бы отличиться и даже… Степа Скрипкин.

— А что сразу Скрипкин? — На задней парте встрепенулась прикорнувшая физиономия.

— Ничего, ничего, уважаемый… спи!

Класс грянул смехом, вздрогнули стекла. Увесистый кулак двоечника пригрозил особо заржавшимся, сосед удостоился подзатыльника.

— А я решила сдавать биологию и химию, — жеманничала Галина.

— Разумеется. — Физик усмехнулся. — Оксана Владимировна, учительница биологии и классный руководитель, по совместительству, старосте автоматом поставит «отлично».

Учащиеся отозвались понимающим смешком — только Геннадий Михайлович мог так тонко уколоть и вывести на чистую воду.

— Ну да ладно. Продолжаем повторение темы «Световые волны». Все помнят формулу, связывающую скорость, длину волны и частоту?

Обведя взглядом поугрюмившие лица, учитель быстренько нацарапал на доске.

— Зависимость скорости от длины волны называется… — Физик щелкнул пальцами, стряхивая остатки мела, ожидая дополнения.

В ответ — красноречивое молчание.

— Уважаемые! Пора просыпаться, как-никак второй урок. Больше лит-ру на первое не поставим, Зоя Федоровна — неважнецкий будильник.

Юмор — отличное лекарство, а побочные эффекты возможны лишь у врачевателя. Забаровский потихоньку забывал об унижении.

— Руслан, может, ты скажешь, как называется зависимость скорости от длины волны?

— Дисперсия.

— Конечно! А теперь, «внимание, вопрос», как говорят, в «Клубе веселых и находчивых знатоков»: при переходе света из одной среды в другую, что изменяется? Длина волны или частота?

Взгляды разошлись по углам, избегая встречи с глазами учителя.

— Галина, — пригласил Геннадий Михайлович.

— Я точно не знаю. — Варивада пожала плечами.

— Не стесняйся. Мы сейчас проводим исследование, может быть, даже социологическое. Приму любой вариант, оценки не ставлю.

— Наверное, частота…

— Объяснишь почему?

— Просто не понимаю, как может меняться длина волны?

— Веский аргумент. А что думает, соседка по парте?

— Частота, — поддержала та.

— А что думает Степан Скрипкин?

— А что сразу Скрипкин?! — Возмущению пределы находятся редко, особенно при прерывании сонного течения мысли.

— Проводим исследование, каждое мнение ценно.

— Частота, — дождался подсказки двоечник, чудом уцелевший после девятого класса.

— Малышев?

Глеб согласился с мнением большинства. Когда авторитеты вторят друг другу, бесконечно трудно пойти в разрез.

— Хорошо. Забаровский?

— Не знаю.

— Это Галина может позволить себе пококетничать… на правах девушки.

— Я, правда, не знаю.

— А мы сейчас играем в «угадайку», просто высказываемся, говорим, что думаем. Ну?

— Думаю… длина волны.

Классный шок через секунду сменился презрением. За Русланом и раньше замечалась спесь, заплыв против течения, но в канун выпускных малый явно решил перевыполнить норму.

— Пойти против большинства — героический поступок, — почти торжественно провозгласил Геннадий Михайлович, — даже если это заблуждение. Обоснуй свою позицию.

— Толком объяснить не могу, но… по-моему, все меняется при переходе из одной среды в другую. Может и не прав, к экзаменам подучу.

— Пойти против большинства — героический поступок, даже если это заблуждение. А уж, если истина, вдвойне! Так поступали Коперник, Галилей, Джордано Бруно… Не так много людей, но, слава Богу, они были! И, слава Богу, они есть! — Очки озарились блеском подвижных глаз. — Дамы и господа! Леди и джентльмены! Уважаемые! Сегодня в этот ряд встал и наш скромный супергерой — Руслан Забаровский! Он абсолютно прав — при переходе света из одной среды в другую меняется именно длина волны.

«Не переписчик глупостей» почувствовал себя триумфатором, главное — в глазах любимого учителя.

— Жаль, Глеб не догадался. — Физическая улыбка мягко вздохнула. — Но, уверен, к экзамену выучит, и все будет на «пять».

— Ему б лучше астрологию сдавать вместо астрономии — высший бал гарантирован, — подтрунил Забаровский над увлечением друга, заслужив легкий тычок локтем.

— Увлекаешься гороскопами?

— Так, балуюсь…

— Окольные пути в науке частенько самые короткие. — С пафосного тона сойти неимоверно трудно, особенно ментору. — Но я очень надеюсь, что лженаука астрология наставит нашего коллегу на путь истинный — астрономию. В любом случае, для предсказания будущего без звездного знания не обойтись.

Физик обвел взглядом зачарованный класс, протянул «та-ак», поворачиваясь к доске.

— С этим разобрались, слава Богу, переходим…

— Опять «слава Богу». — Варивада хихикнула, остановив мел, собиравшийся написать новую формулу. — Не часто ли вы упоминаете Бога? Неужто верите?

— Конечно.

— Странно такое слышать от учителя физики.

— А что тут странного? Даже Эйнштейн верил в Бога. — Мел указал на портрет ученого. — В «Бога Спинозы, являющего себя в гармонии всего сущего». Слова Альберта нашего Эйнштейна. Кстати, как звучит самая знаменитая фраза гениального немца насчет Творца?

— Бог не играет в «кости», — триумфаторствовал Руслан.

— Верно, а что на это ответил не менее верующий Нильс Бор?

Глаза учеников вновь заскользили по сторонам. Геннадий Михайлович отправил мел на панель.

— Вопрос премиальный: ответившему — «пятерка» в четверти, независимо от предыдущих прегрешений перед наукой.

Одиннадцатиклассники продолжили скользить.

— Кстати, всем вам предстоит поступать в вузы, знаете, как там сдают экзамены?

Институт для школьника, точно астрология для масс, таинственно и непостижимо. Физик умел возбудить внимание.

— Приходит преподаватель и говорит: «Кому «тройки» давайте зачетки и свободны». Троечники удаляются, остаются претенденты на большее. «Кому «четверки» задаются вопросы попроще. В какой руке носил шляпу Бойль-Мариотт, в правой или левой?

Забаровский спрятал улыбку в ладони.

— Не помните? — продолжал учитель. — Известный исторический факт. И смотрят на реакцию. Понимает ли студент, что речь идет о разных людях, объединенных одним законом. Или говорят: «Гей жил в Париже, а Люссак в Амьене, не так ли?» И опять смотрят на реакцию. Знает ли студент, что Гей-Люсак — одно лицо? На «пятерки» уже все по-серьезному, согласно купленным билетам.

— А если заявил «четверку» или «пятерку» и не ответил? — заинтересовалась Галина.

— Пересдача.

— А на «тройку» согласиться уже нельзя?

— Поезд уже ушел. Это как тяжелоатлет, заявил вес — бери. Не взял, повышать можно, понижать нет.

— Значит, надо сразу соглашаться на «трояк» и можно не учить, — определился со стратегией Скрипкин.

— Лучше все-таки учить, — возразил Геннадий Михайлович, — профессор на доцента не приходится.

— Такие проблемы, — расстроился Степан, — может, вообще, лучше не поступать.

— Поступать нужно обязательно, особенно тебе. Давно уже пора встать на путь интеллекта и общей эрудированности организма.

Вырвавшиеся смешки быстро заглохли, сосед хулигана вновь ощутил подзатыльник.

— А ответ на премиальный вопрос следующий — Бор воскликнул: «Альберт, перестань указывать Богу, что ему делать».

Заслужив порцию искренних улыбок, учитель подытожил:

— Вот такие мы физики — юмористы. И с религией у нас далеко не однозначные отношения. Например, один из зачинателей квантовой механики Поль Дирак не верил ни в Бога, ни в черта. И даже подсказал классикам марксизма-ленинизма сакраментальное: «религия — опиум для народа». С чем в корне не согласился тот же Бор. Ну да ладно, начнете жить — поймете.

— А разве сейчас мы не живем? — Староста обиженно поджала губки.

— Жить вам еще предстоит, и совсем не факт, что ваша жизнь начнется сразу после окончания школы. У многих этот переходный период затягивается на много лет, а некоторые так и не начинают жить по-настоящему.

Геннадий Михайлович посвятил урок рассуждениям, выспрашивал мнения, делился соображениями. Точку в физико-философских размышлениях поставил оглушительный звонок. Класс, словно по команде, встал в рост и двинулся на выход. Учитель самоустранился в угол.

— Забор! — окликнул Скрипкин шедшего бок о бок с Малышевым.

Кличка привязалась с первого класса, хотя одноклассники знали правильное написание фамилии. Руслан устал доказывать, плюнул, игнорировал окрики. Однажды Степан посмотрел фильм «Табор уходит в небо», две недели донимал:

— Зобар, зачем Раду убил? Иль она тебе не рада?

Потом свернул в привычную колею.

— Ну, погоди, куда разогнался?

Юноша повиновался, опасаясь начинающего рецидивиста. Мрачное предчувствие нахмурилось густыми бровями. В прошлом году он ради смеха пободался со Скрипкиным — получил лбом по носу, — искры из глаз, брызги крови.

Трое дружков грамотно окружили ребят. Один мог «проверить пресс», второй — подставить подножку, третий — ударить в спину. Подошедший главарь жестко прихватил одноклассника за шею.

— Как вчера повеселился?

— Тебе какое дело? — огрызнулся Забаровский.

— Чего быкуешь? В нос давно не получал?

Жертва качнула головой, изобразив слабую попытку высвободиться. Степа жестко придернул к себе. Сопротивление прекратилось.

— Расскажи, как Оля? Горячий бабец?

— Откуда ты ее знаешь?

— Да ее весь район знает! А, может, и весь город. Та еще шлюшка… — Гримаса вместо улыбки оскалилась желтыми клыками.

— Врешь! — Руслан вырвался.

— Ну, ты даешь! Не знал? Ха, да с ней полгорода переспало. Поздняков неоднократно. Медведь сейчас интересными болячками мучается — грешит на нее. У тебя с конца ничего не капает?

Степан протянул пальцы к паху одноклассника.

— Не может быть. — Подозреваемый поставил блок.

— Проверься, медалист! — Начинающий рецидивист толкнул в грудь.

Забаровский рухнул на бетонный пол через заднего дружка, вставшего на четвереньки. Детский прием, достойный второклассника. Шпана с лошадиным ржанием проследовала дальше.

Друг помог подняться, стряхнул пятна со спины товарища. Руслан поежился, стараясь заглушить жжение содранной кожи. Труднее заглушить стыд, выжигающий мечущуюся душу, — так ославиться! Не дай Бог, с последствиями. Падение через «козла» заботило мало.

Две математики пролетели в прострации и мнительном прислушивании к организму. «Болезнь» с черепашьей скоростью расползалась по телу, захватывая клетку за клеткой. Спустилась вниз — отказали ноги. Поднялась наверх. Засвербило в животе, закололо в груди, защипало в шее. Руслан ждал скорого конца и открытого позора. На переменах бегал в уборную: с кожей — порядок, но симптомы на лицо.

Больной, упершись кистями в светлую столешницу, пронес ноги под парту кабинета истории. «Что будет с бабушкой и мамой, когда узнают?» Взгляд задержался на доске с металлической каймой, тонюсенькой подставкой для мела, бликовавшей от люминесцента. «С ума сойдут». Двуглавый герб нависал над стендом «классного уголка», заклеенного листовками, поздравлениями, грамотами. «А скрыть невозможно — надо ходить по врачам, лечиться». Между гербом и картинкой российского триколора, будто ноздри торчала решетка вентиляции. «Может, придется лечь в больницу». Прозрачная тюль свисала с гардины. Учительский стол, по традиции, у окна.

Историк начал урок с воззвания:

— Вы все готовитесь к выпускным экзаменам. Мой предмет, к сожалению, никто не выбрал, — покосился на Глеба, — но ничего. Мне все равно хочется сделать вам подарок, скорее приз. Я на днях раздобыл интересный экземплярчик «Астрологии» под редакцией Розенберга.

Учитель потряс в воздухе фолиантом.

— В этой книге собрано все самое интересное. Начиная от Саргона из Эгеди, жившего почти за четыре тысячи лет до Христа, Ефилимона — основателя современной астрологии, древнегреческого философа Анаксагора, посвятившего жизнь изучению звездного неба. Также здесь выдержки из работ Птолемея, трактаты Вергилия и Цицерона, заметки Бэкона, Кеплера и Ньютона, вплоть до сегодняшних ученых…

У Малышева загорелись глаза. Душу продам, только отдайте.

— Хотя колдуны, астрологи, маги ныне померкли, но книжка увлекательная. Много загадок человечества до сих пор не разгадано, а некоторые не удастся разгадать без специальных знаний. Возможно, данная книга поможет.

Илья Иванович задумался, вспомнив, продолжил:

— Хотя настоящий прорицатель редко прибегает к дополнительным знаниям, магическим посохам, амулетам. Взять хотя бы Нострадамуса или Мессинга. Дар Божий!

— Нострадамус и Мессинг в подметки не годятся Адемару, — затравленной собакой прорычал Глеб. Зачем нести чушь? Он прекрасно знает о величайшем предсказателе. Из тихого омута иногда выскакивали черти.

— Не все думают так, как ты. Конечно, существует легенда, что епископ Ле Пюи, он же Адемар Монтейский, разгадал главную тайну человечества, но об этом точно неизвестно.

— Это известно любому пятикласснику! — Застенчивый парень сорвался, словно с цепи. — Перечисленные вами личности опирались только на ясновидение. Катрены Нострадамуса так запутаны, что можно трактовать, как угодно. Так все и поступают, получается каждый раз то, что хочет интерпретатор. А Мессинг ошибался! Безошибочность Мессинга — миф! А вот Адемар — никогда! А почему? Потому что опираться только на свой дар, интуицию, это как, например, использовать только зрение. А человеку даны еще слух, обоняние, осязание, вкус. Даже включение простой логики вместе с интуицией даст больший эффект, чем одна интуиция. Хотя экстрасенсы будут утверждать: логика мешает интуиции. Ерунда! Адемар — молодец! И ясновидение, и медитация, и наука. Он не отказывался от слуха, имея зрение.

— Ладно. — Историк отмахнулся. — Мы отвлеклись от темы. Объявляю условия конкурса с призом в увесистую книгу.

Класс затаился скорее из любопытства, нежели из желания завоевать трофей. Глеб взволнованно давил кулаками рот.

— Для победы необходимо прочесть стихи, спеть песню, станцевать… Продемонстрировавший лучший номер получит книгу. Желающие есть?

Малышев подозрительно огляделся. Никому, кроме меня, эта книга не нужна. Никто не выйдет. Руслан мог бы, теоретически. Он отлично декламирует, но на уме только авиация и футбол. Выйду, прочту какой-нибудь стих. Недавно по лит-ре проходили Есенина, заставляли учить… Вроде помню. Убедившись в отсутствии конкуренции, Глеб поднял руку.

— Пожалуйста, Малышев.

Юноша судорожно вышел к доске, порывисто развернулся. Под оценочными взорами одноклассников запал выдохся. «Отговорила роща золотая» прозвучала тихо, сбивчиво, с предательским присвистом.

— Садись. — Илья Иванович пробежался глазами по рядам. — Кто еще?.. Неужто больше нет талантов? Не стесняйтесь! Все — свои.

Эйфория охватила круглолицего латыша со сладкой фамилией Ягодкин. Девки к Денису липли, как мухи к меду, внимание узурпировали две развязные кумушки. Эта троица существовала в междусобойчике, воркуя на переменах, будоража и стесняясь собственной чувственности. Позволь — втроем сядут за одну парту, прильнут друг к дружке, точно шведская семья.

Ягодкин решил блеснуть перед подругами. Вышел, запел Титомира «Делай, как я». Натужный рэп, сопровождаемый клешнями рук перед собой. Класс кисло взирал, лишь кумушки умилялись. Поймав презрительный взгляд старосты, Денис вытянулся в струнку и запел:

— «Наверх вы, товарищи, все по местам…»

В патриотизм человека, секундами ранее мычавшего рэп, верилось с трудом. Ягодкин сдался, вернулся на место, попав в восторженные шепотки подружек.

— Есть еще желающие? Нет. Думаю, приз должен достаться… Денису! — Илья Иванович мелко мстил любимцу. — Все-таки две песни спел, количеством взял, так сказать.

Малышев стал белее мела, окаменел, словно обернулся на Содом и Гоморру. Сердце бешено колотилось, предрекая инфаркт.

— Подождите! — Руслан вскинул руку.