Опасные союзники

Алекс Орлов, 2015

После головокружительных приключений, связанных с сокровищами королевского наместника, бывший вор Мартин обрел спокойную жизнь в доме на окраине Пронсвилля. Вместе с Рони, тоже завязавшим вором, они открыли лавчонку скобяных товаров. И надо же было такому случиться, что однажды она сгорела. Мартин и Рони остались ни с чем. Чтобы не умереть с голоду, пришлось Мартину набирать команду и отправляться к дальним землям. А такие путешествия сулят не только барыши. Впрочем, Мартину не привыкать сражаться с монстрами, идти на абордаж и преодолевать чары коварных красавиц… Долгожданное продолжение «Сокровищ наместника»!

13

Беседа ни о чем длилась еще четверть часа, затем Рони взглянул на Мартина — они встретились взглядами, и старший партнер опустил глаза в тарелку, дескать — начинай.

— Господин Овцер, а нет у вас других пропаж?

— Нет, других нет, только эта шкатулка.

— А сколько она весила? — спросил Мартин.

— Пять-шесть фунтов, я полагаю. Мне не приходило в голову ее взвешивать.

— Значит, воры могли прихватить еще монет триста, если это был один человек, а если не один, то еще больше.

— Могли. Но им помешали сторожа, они честно дрались и все погибли.

— Сколько их было?

— Семеро.

— И что, там были следы драки?

— Ну… Мне приходилось видеть следы драк и настоящих побоищ, но их убили быстро, они едва успели обнажить оружие.

— А эта шкатулка не была паленой, господин Овцер? — спросил Рони.

— Раньше я так не думал, но теперь уже сомневаюсь. Я-то ее купил, а вот откуда взял ее прежний хозяин…

— А кто он был, какого роду-племени? — уточнил Мартин.

— Вы что, уже начали работать? — спросил Овцер, поглядывая то на Мартина, то на Рони.

— Получается, что так, — развел руками Мартин. — Само как-то сложилось.

— Что сложилось — это хорошо, — кивнул Овцер. — Я люблю, когда само складывается, такое дело обязательно пойдет на лад. Вот только маловато вас. Полагаю, вы хороши в своем деле и, наверное, неплохо деретесь дубинками, но…

— Вас, господин Овцер, смущает, что против тех, кто легко положил семерых сторожей, мы не потянем?

— Да, господа бывшие воры, при всем к вам уважении.

Мартин с Рони снова переглянулись, и старший партнер сказал:

— Мы вдвоем — это еще не вся команда.

— Правда? И сколько же вас всего?..

— Есть еще двое.

— Всего-то?

— Господин Овцер, вы же видели номер с золотым ливром.

— Ну да. Вы хотите сказать, что…

— Да, эти тоже могут удивить кого угодно. Если желаете, мы можем познакомить вас с ними, вот только… — Мартин потер подбородок.

— Что?

— Тут они будут слишком заметны. Вот если бы провести встречу в другом месте…

— В другом месте? — переспросил Овцер и вздохнул. Внезапно черты его заострились, и даже, как показалось Мартину, изменился цвет глаз с карих на желтовато-водянистые.

Из-за колонны тотчас появился слуга в темном балахоне, и Овцер, словно влекомый непреодолимой силой, поднялся, будто не на своих ногах, сделал несколько шагов к слуге и снова принял лекарство. Постоял спиной к гостям с полминуты, потом повернулся и, виновато улыбнувшись, вернулся на место.

— Неприятная хворь… Должно, продуло где-то на пристани. Дел-то у меня много, приходится успевать повсюду.

— Вы не выходили отсюда уже две недели, господин Овцер. С того самого времени, как у вас украли шкатулку, — с безжалостной интонацией произнес Мартин.

— Ты лезешь не в свое дело, парень, — так же нелюбезно ответил Овцер.

— Я лезу в дело, которое мне придется делать, и я хочу знать об этом все, ведь риск тут не шуточный. И дело не в шайке грабителей, которые налетели, побили охрану и унесли шкатулку. Тут есть что-то куда более опасное.

— Если я скажу — вы точно откажетесь, — грустно усмехнулся Овцер, и Мартин заметил, что рубашка и шелковый халат хозяина дома пропитаны потом.

— Не факт, — покачал головой Рони, пристально глядя на Овцера.

— Тут колдовство.

— И потому вы болеете? — спросил Мартин.

Овцер кивнул.

— Три месяца назад они прислали мне предупреждение, чтобы отдал шкатулку с пантомимой.

— Кто они?

— Их называют прицепами. Это такое племя или секта, я даже толком не понял. Мы столкнулись в Змеебаде, о котором вы слышали. Я подкупил местного проводника, чтобы он устроил настоящую запрещенную охоту.

— Что значит запрещенную?

— Идемте… — сказал Овцер, поднимаясь, и зашагал через охотничий зал в дальний его угол, где, накрытый двумя покрывалами, стоял один из трофеев.

Овцер сам, не подзывая лакеев, сдернул покрывала, отбросив их в сторону, и гостям предстал серебристый единорог — вернее, его чучело, но выглядел он как живой. Даже глаза, не в пример остальным трофеям, были закрыты.

— Он как будто спит, — обронил Овцер и вздохнул.

— И это вы убили его? — спросил Мартин, завороженно глядя на короткую серебристую шерсть единорога, по которой пробегали искорки от попадавшего на нее света.

— Я… я не хочу об этом вспоминать, тогда на меня нашло какое-то… помутнение, что ли. Сначала я хотел добыть этого зверя, но когда увидел их, пасущихся на лугу, то понял, что не хочу стрелять в такую красоту.

— Но все же стрельнули? — не выдержал паузы Рони.

— Я же говорю, это было как наваждение. Мой проводник закричал, они стали убегать, и мы помчались к нашим лошадям, которые стояли неподалеку в овраге. Я просто преследовал дичь, как собака, заслышавшая охотничий горн. Мы прыгнули в седла и понеслись следом, сократив путь на дистанцию верного выстрела. Пара единорогов выскочила на нас уже сильно напуганная, за ними гнался кто-то еще. Я видел, как между кустов мелькали тени, трещали ветки, и мне показалось, что это другие охотники, которые хотят отнять мою добычу. И тогда я выстрелил — удивительно метко для таких условий. Единорог рухнул сразу, а второй перемахнул через канаву и прорвался в тот самый овраг, откуда мы выскочили. Хочется думать, что хоть ему удалось спастись.

— И что потом?

— Мой проводник протрубил в рог, и через четверть часа к нам подъехали шестеро помощников с тяжеловозом, запряженным в волокуши. Трофей погрузили и повезли, а все травы, цветы и кустарники вокруг — вы не поверите, поникли до самой земли.

— Ну, а эти самые — прицепы — когда к вам прицепились?

— Я же говорил — в Змеебаде, в самом городе.