Нравы

Нра́вы — обычаи, имеющие нравственное значение для той или иной социальной группы. Нравы поддерживаются в обществе путём моральных отношений или же, наоборот, представляют собой отступления от требований нравственности, присущих окружающему обществу. Нравы отражают моральные ценности общества.Термином «нравы» часто пользуются для характеристики и моральной оценки норм поведения, бытующих в каком-либо описываемом обществе. В популярной литературе термином «нравы» описывается обозначается реально существующая (в отличие от декларируемой) нравственность.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Термин «этика» происходит от древнегреческого слова «ethos» («этос»). Первоначально под этосом понималось привычное место совместного проживания, дом, человеческое жилище, звериное логово, птичье гнездо. В последующем оно стало по преимуществу обозначать устойчивую природу какого-либо явления, обычай, нрав, характер; так, в одном из высказываний Гераклита говорится, что этос человека есть его божество. Такое изменение смысла поучительно: оно выражает связь между кругом общения человека и его характером. Отталкиваясь от слова «этос» в значении характера, Аристотель образовал прилагательное «этический» для того, чтобы обозначить особый класс человеческих качеств, названных им этическими добродетелями. Этические добродетели являются свойствами характера, темперамента человека, их также называют душевными качествами. Они отличаются, с одной стороны, от аффектов как свойств тела и, с другой стороны, от дианоэтических добродетелей как свойств ума. К примеру, страх – природный аффект, память – свойство ума, а умеренность, мужество, щедрость – свойства характера. Для обозначения совокупности этических добродетелей как особой предметной области знания и для выделения самого этого знания как особой науки Аристотель ввел термин «этика». Этика у Аристотеля обозначает класс человеческих качеств, относящихся к характеру и отличающих свойства человека от природных телесных. Это особая сфера духовной культуры, включающая в себя все человеческие добродетели, среди которых Аристотель особо выделил: умеренность, справедливость, мужество и рассудительность.

Зоя Александрова, Профессиональная этика, 2016

«Мораль» и «нравственность» возникли как тождественные понятия. «Этика» (от греч. «ethos» – обычай, нрав) и «мораль» (от лат. «mos, moris» – нрав, обычай) близки по значению к русскому слову «нравственность», и сейчас в большинстве случаев они употребляются как синонимы, что вряд ли можно считать верным.[15] Как отмечалось выше, «нравственность» чаще всего употребляют как синоним «морали» и определяют как один из основных способов нормативной регуляции действий человека в обществе, особую форму человеческого сознания.[16] Мораль также определяют как область этических ценностей, которая признается каждым взрослым человеком.[17]

Сергей Тасаков, Нравственные основы норм уголовного права о преступлениях против личности, 2008

В Словаре русского языка XVIII века слово нрав (прост. ндрав) имеет такие значения: 1. Душевная склонность, психический склад; характер. 2. чаще мн. Нравственные принципы, моральный облик кого-л., выражающийся в поведении, поступках. 3. обычно мн. Обычаи, привычки, особенности поведения и жизненного уклада [394].

З. И. Курцева, Речевой поступок: риторический и методический аспекты, 2017

Подчеркнем следующие особенности исследования человеческих сообществ (еще не повсеместно называемых этническими, хотя немецкий эквивалент наименования уже возобладал), отмеченные Ю. Слёзкиным: стремление каталогизировать «нравы и обыкновения» народов, служившие «независимыми единицами сравнения»; принятие за «ядро этнической общности» пищи, пола и почвы; «создание этнической иерархии, на вершине которой находилось „совершенство" просвещения» и, как следствие, несовершенство и дикость народов изучаемых, а также убежденность в наличии связи между телесным состоянием и духовным обликом человека[129]. Хотя языковой критерий к концу века был признан наиболее объективным основанием для классификации, все перечисленные принципы (и особенно просвещенческие идеи о «добром дикаре» и руссоистское убеждение в естественном нравственном состоянии) в той или иной степени были задействованы в выработке концепций этноса и этнических классификаций нового века. Вплоть до 30-х гг. XIX в. характеристики народа оставались на уровне описания Георги, который так, например, характеризовал лопарей: «Росту они среднего… от суровой своей жизни бывают они сложением крепки, проворны и изгибчивы, но при том и лености подвержены… Разум у них обыкновенный простонародный. Впрочем они миролюбивы, начальникам своим подобострастны, к воровству не склонны, постоянны, в обхождении веселы…»[130]. Подтверждением этому служат и статьи в Словаре А. Щекатова. В нем, например, в статье о финнах (том, в котором она содержится, вышел в свет в 1808 г., когда вхождение Финляндии в состав России было уже определено) приводятся обширные и неизмененные фрагменты из их описания Георги[131].

Мария Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

Регулятивная функция присуща и иным элементам субкультуры, но традиции и обычаи – наиболее устойчивые формы регуляции поведения. Они, являясь продуктом антиобщественной и преступной деятельности, тесно связаны прежде всего с асоциальными ориентациями, взглядами, привычками и образом жизни индивида. При этом следует подчеркнуть, что набор таких ценностей предопределяется видом противоправной или асоциальной ориентации криминальной микросреды, а также степенью ее изолированности от общества. Группа всегда требует от своих членов неукоснительно следовать неформальным правилам, которые существенно отличаются от общепринятых норм взаимоотношений между людьми. С одной стороны, отмеченные явления способствуют их формированию, своеобразному пестованию. Человек чаще всего считает свою волю свободной, но он обманывает себя. Жизнь, природа, внешний мир, люди, среди которых он живет, нравы, традиции, обычаи действуют на него раньше, чем он понимает что-нибудь; они накладывают на человеческие взгляды, привычки свой отпечаток. С другой стороны, если индивидуальные антисоциальные привычки (например, вести паразитический образ жизни, играть в азартные игры) в определенных условиях перерастают в обязательные нормы поведения криминальных элементов, то они со временем приобретают силу традиций и обычаев, становятся основным костяком так называемых «естественных законов».

В. М. Анисимков, Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы, 2003

Таким образом, уже на самом раннем этапе развития русского права, характерными чертами которого являлись сосуществование общинного строя и княжеской власти, языческих нравов и влияния христианства и Церкви; начало ограничения институтами княжеской власти и суда произвольного позиционирования себя индивидом в отношениях с окружающими исключительно своим положением в обществе, может быть отмечена такая черта национального правового менталитета, как подсознательное стремление индивидов к максимальному сближению сугубо юридического и морально-нравственного мотивов, определяющих их социальное поведение; желание осмыслить установленный правовой императив с учетом собственных представлений о мироустройстве; как бы «пропустить» право через собственную совесть. С ней связана и другая его черта – тяготение к индивидуализированному, а не типовому восприятию норм позитивного права.[2]

Н. Л. Дювернуа, Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права, 1869

Истоки нравственности восходят к обычаям, закреплявшим те поступки, которые, как показал опыт поколений, стали полезны для сохранения и развития общества и человека, отвечали потребностям и интересам исторического прогресса. Нравственное выступало как стихийно обобщенный и устойчивый образ действий людей, как их нравы. Уже в глубокой древности сложились такие нравственные традиции, как уважение к старшим, почтение к предкам, взаимопомощь в труде, храбрость в сражении и т. д. В совместном труде постепенно складывались нравственные нормы общежития. При этом каждое новое поколение не создает заново всех норм поведения, а заимствует нравственные ценности прошлых эпох, видоизменяя и развивая их, т. е. нравственность, развиваясь исторически, обладает некоторой преемственностью, относительной самостоятельностью.

Н. Г. Шредер, Профессиональная этика и этикет, 2009

Человек как социальное существо не принадлежит абстрактному обществу вообще. Его социальность всегда реализуется в конкретных общностях: семье, дворовой компании, компании школьных сверстников, трудовом коллективе, профессиональной группе. И для каждой из таких общностей характерны свои нормы, ценности, традиции и герои, предания и легенды, нередко – язык или жаргон. Культура всегда предстает не монолитным единством, а единством многослойным, многоукладным, наполненным пестротой быта нравов, обычаев. Люди всегда входят в некие профессиональные, возрастные, региональные и прочие сообщества, образующие «субкультуры». Субкультуры, выступая промежуточным звеном между личностью и обществом воздействуют на сознание человека, на его эмоциональную жизнь. В этом процессе огромную роль играют образцы, личный пример, подражание, формирующие представления о допустимом и недопустимом, правильном и неправильном, справедливом и несправедливом, честном и бесчестном.

Г. Л. Тульчинский, Российская политическая культура. Особенности и перспективы, 2015

Таким образом, становление современной белорусской государственности проходило и проходит в сложной социально-нравственной обстановке. Во-первых, накапливаемый за последние десятилетия «груз» морального негативизма никуда не исчез, он остается и все более разрастается в условиях рыночных отношений. Во-вторых, общественный механизм моральной регуляции продолжает оставаться разбалансированным: социально значимых, общепринятых нравственных ценностей, соответствующих требованиям времени, еще не выработано, а индивидуально-личностный уровень саморегуляции остается весьма разноплановым и разрозненным. В-третьих, воочию можно наблюдать падение нравов, когда утрачивает свою силу устойчивая, привычная система представлений о дозволенном и недозволенном на уровне обыденного сознания, когда ослабевает действие даже такого морально-психологического регулятива, как чувство стыда, и соответственно уже не вызывают осуждения ни проституция, ни порнография, ни сексуальные извращения и т. п. В-четвертых, различного рода деформации морального сознания являются «питательной средой» для возникновения и распространения таких антиобщественных явлений, как пьянство и алкоголизм, наркомания, преступность, торговля людьми, социальное сиротство и др., что наносит откровенный вред социуму.

Коллектив авторов, Молодежь в зоне риска. Социально-культурные основы профилактики пьянства и алкоголизма, 2015

Возврат к традиционным ценностям в этих условиях выступает как следствие противоречий переходного периода. В своей нищете плебс остается верным этой исконной культуре, ее нормам, которые ориентируют на сохранение образа жизни в неизменном виде. Это население поворачивается к своим собственным идеологам – религиозным проповедникам, традиционно составляющим интеллектуальную сеть, близкую к народу. В странах, где на вершине иерархии существует мощная, независимая и богатая церковь (как в шиитском Иране), она располагает широкими кадровыми ресурсами (более близкими к народу, чем государственные чиновники), идеологической доктриной и ритуалом, который всегда оставался неизменным и не обновлялся. Это позволяет осуществлять сакрализацию культуры верующих масс в рамках традиционных норм. Традиционалистские слои общества остались враждебны к нравам европеизированных высших слоев и всему, что их символизирует. Сам ислам также трансформируется в ходе социальных изменений и борьбы: отсюда историческая возможность осуществления модернизации в традиционных формах. Если модернизация объективно выдвигает западнически ориентированных людей, то возрождение ислама – консервативные элементы, дает им возможность сохранить свои традиционные привилегии и статус в обществе. Эти силы объединяются в противодействии Западу. У Хомейни не было необходимых или даже иллюзорных рецептов, чтобы стать Робеспьером или Лениным, – говорит Родинсон. Они не были духовными иерархами. Скорее, здесь уместно сравнение с Савонароллой или, в случае некоторых практических идей, касающихся власти, – с Кальвиным или Кромвелем, но возможно также и с Торквемадой.

А. Н. Медушевский, Социология права, -1

Следующий далее отдел своей книги Майер посвящает анализу права, соответствующих актов мысли и норм. Что такое правовые нормы? По мнению Майера, они есть гипотетический императив по своей природе: не познавательный акт мысли, но выражение волевого акта мысли в гипотетической форме. Кто является устанавливающим норму субъектом? Таковым является организованная, облеченная властью социальная воля, государство. Но не одно государство может быть таковым, как это мы видим в обычном праве, которое является примитивною формою права, выросшею из «нравов» данной страны. Целью права является реализация условий здорового и плодотворного сожительства и взаимодействия индивидуумов в обществе и государстве, которые обеспечиваются применением наделенной мощью и организованной власти, иначе говоря, право обеспечивает нормальные условия для моральной жизни. В чем заключается правосознание и правовое чувство? Отправной пункт для первого лежит в познавательных представлениях повеления, вызываемых нормою права в сознании лица, на которое норма распространяется, на заднем плане находится представление воли и власти государства, обеспечивающих осуществление нормы. Воспитание в правовых условиях создает в индивидууме правосознание в смысле известных психических предрасположений; в нем складывается то, что можно назвать юридическим тактом или правовым инстинктом. С развивающейся потребностью в праве вместе развивается и то, что называют правовым чувством, в нем лежит корень правовых суждений оценки. Этих явлений отнюдь не следует смешивать с моральным чувством, которое является более первичным, и, как мы увидим, заключает в себе ядро врожденных волевых предрасположений.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 16, 2014

Родоначальником таких взглядов многие считают Н. Макиавелли. Действительно, в своей знаменитой работе «Государь» (1532 г.) он отмечал, что политика должна учитывать конкретное состояние общественных нравов, в том числе нравственную испорченность людей. Человек, желающий всегда делать добро, при безнравственном окружении ничего не добьется, не будучи реалистом, и погибнет. Поэтому, если в народе не развиты гражданские добродетели и в обществе нарастает анархия, то ради спасения государства и порядка государь вправе использовать любые, в том числе и безнравственные средства. В частной же жизни он обязан руководствоваться общепринятыми нормами морали. Макиавелли, таким образом, сохраняет мораль как регулятор частной жизни политиков, а также как благородную цель, оправдывающую безнравственные способы ее достижения.

В. П. Пугачёв, Политология, 2010

И действительно, обратившись к психологии и общей теории права, мы констатируем, что право как явление, формируемое в результате деятельности человека, подвергается воздействию всех тех факторов, которые влияют на поведение человека[61]. В связи с этим не вызывает сомнения тезис о том, что юридические нормы являются субъективными по своему содержанию, зависят от таких факторов, как наклонности, теоретические взгляды, религиозные убеждения, нравы, опыт и т. п.[62] Не следует недооценивать субъективные элементы, напрямую влияющие на формирование и реализацию правовых норм, в том числе во многом определяющие содержание оценочных понятий в уголовном праве, на что уже обращалось внимание в науке[63].

О. Н. Бибик, Источники уголовного права Российской Федерации, 2006

• Уровень неорганизованного коллективного поведения. Сюда относятся различные ритуалы, нравы, обычаи, привычки, мода и иные регулярные проявления жизнедеятельности вне пределов социальных организаций[522]. Они спонтанно складываются и постоянно повторяются в процессе социальной жизнедеятельности, но находятся с социальными моделями в сложной, диалектической взаимосвязи: зачастую эти два уровня входят в конфликт (например, конфликт между правовыми нормами, предписывающими определенное поведение, закрепляющими за лицом правовой статус и указывающими процессуальные способы его реализации, и юридической практикой, наполняющей нормы иным содержанием, чем формально провозглашаемое).

М. В. Антонов, Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича, 2013

а) негативные социальные отклонения, которые не являются правонарушениями, но и не соответствуют общепринятым социальным нормам поведения в обществе (морали, нравам, обычаям и др.) и нормам, обеспечивающим полноценное нормальное развитие и становление конкретного человека (раннее курение, употребление алкоголя, наркотиков, ранняя половая жизнь и т. д.). Эти отклонения не подлежат статистическому учету и наблюдаются у лиц с малолетнего возраста;

Коллектив авторов, Ювенальная юстиция в Российской Федерации. Криминологические проблемы развития, 2006

В XVIII в. большинство представителей философии Просвещения понимают культуру как инструмент совершенствования человека, и как цель, которая придает внутренний смысл истории. Одновременно в этот период утверждается связанное с культурой понятие цивилизации, характеризующее исторически конкретные формы культуры, как меры и способа развития универсальных способностей человеческого рода и его социальной организации. Однако не все представители Просвещения были сторонниками отождествления понятий культуры и цивилизации. Представитель французского Просвещения Жан-Жак Руссо (Jean– Jacques Rousseau) (1712–1778) был критиком цивилизации и считал, что развитие наук, ремесел и искусств не привело человечество к счастью. Видя основную причину бедствий человечества в противоречии между культурой и природой, Руссо не рассматривал культуру и как безусловно положительную ценность. Прогресс культуры, цивилизация обусловленные индивидуальным стремлением каждого к «улучшению», в сумме своей ведет также, считал Руссо и к «ухудшению»: неравенству, упадку нравов, утере человеком физической силы и воли духа, приобретению все большей зависимости от технического прогресса.

Е. П. Борзова, Сравнительная культурология. Том 1, 2013

Слово «этика» произошло от древнегреческого ethos («этос»). Изначально под этим понятием понимали место совместного проживания (дом, человеческое жилище, звериное логово, птичье гнездо). Впоследствии это слово стало в основном употребляться для обозначения устойчивой природы какого-либо явления, обычая, нрава, характера.

С. Г. Давыдов, Этика. Шпаргалка, -1

Эффективность права может быть рассмотрена и как обеспечение надлежащей сбалансированности основополагающих социальных ценностей, что может быть охарактеризовано как аксиологический (ценностный) подход. Интерес в этом плане представляет концепция А. Ф. Закомлистова о двух типах нормологии: нормологии свободы и нормологии порядка. Публичная же власть рассматривается им как вид социального производства, существующий наряду с производством материальных благ и производством нравов. При этом ее назначение обусловлено необходимостью производства такого нематериального блага, как общественный порядок. Чувство свободы индивидов конкурирует с чувством защищенности и порядка, причем упорядоченность имеет приоритетное значение, поскольку представляет собой непосредственное экзистенциально-антропологическое состояние внешней и внутренней безопасности. Только после удовлетворения потребности в безопасности собственно и может начаться движение к благосозиданию как абстрактной и открытой возможности[120].

С. А. Жинкин, Психологические проблемы эффективности права, 2009

Этнические и национальные типы культуры. Основанием для данной типологии является принадлежность исследуемой культуры к тому или иному этносу или нации. В основе социальной солидарности культурных систем подобного типа лежит опыт совместного проживания большой группы людей на единой территории, необходимость обороны от общих врагов, а также схожесть хозяйственной деятельности. На этой базе складываются общий язык, обычаи, нравы, способы хозяйствования, мифологические и религиозные представления, территориально-соседская солидарность, специфика быта, что и формирует единую этническую культуру.

И. Н. Мавлюдов, Культурология, 2012

Понятие «этика» происходит от древнегреческого ethos (этос). Сначала под этосом понималось место совместного проживания, дом, жилище, звериное логово, гнездо птицы. Затем им стали главным образом обозначать устойчивую природу какого—нибудь явления, нрав, обычай, характер.

С. Г. Зубанова, Этика, -1

Имеются признаки этнической культуры: это, прежде всего, культура людей, связанных между собой общностью происхождения (кровным родством) и совместно осуществляемой хозяйственной деятельностью, единством, так сказать, «крови и почвы», почему она и меняется от одной местности к другой. К этнической культуре относятся самобытные традиционные формы материальной и духовной культуры: архитектура жилища, убранство интерьера, костюм, пища, обряды, обычаи, искусство и специфические формы художественной культуры. Этническая культура – это только часть народной культуры, которая воспринимается им самим и соседними этническими общностями как специфичная только для данного этноса, отличающая его от других. В основе этнического типа культуры лежит принцип формирования культурных систем, основанный на опыте совместного проживания и деятельности на смежных территориях. На базе этого постепенно складываются общие черты: язык, ценности и нормы, единый образ жизни, приемы и способы хозяйствования. Таким образом, формируется родоплеменная и межплеменная, преимущественно сельскохозяйственная, культурная система. Со временем актуальность аспекта кровного родства постепенно вытесняется общностью обычаев, нравов, верований, территориально-соседской солидарностью. Местная ограниченность, жесткая локализация, обособление в сравнительно узком социальном пространстве – одна из основных особенностей этой культуры. В ней господствует сила традиции, привычки, раз и навсегда принятых обычаев, передающихся из поколения к поколению.

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011

В этом отношении, принимая необходимость ряда реформ Петра I, Н.М. Карамзин все-таки видел в политике первого русского императора отрицание российских традиций, насилие над душевным складом русского народа. По мысли Карамзина, такая политика влекла за собой при всех внешних успехах в экономики, просвещении, постепенную нравственную деградацию России. В «Записке о Древней и Новой России» он писал: «Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государство, подобное физическому, нужное для твердости. Сей дух и вера спасли Россию во время самозванства: но есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству… Два государства могут стоять на одной степени гражданского просвещения, имея нравы различные. Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях. Пусть сии обычаи естественно изменяются, но предписывать им уставы есть насилие, беззаконное и для монарха самодержавного. Народ в первоначальном завете с венценосцами сказал им: «Блюдите нашу безопасность вне и внутри, наказывайте злодеев, жертвуйте частию для спасения целого», – но не сказал: «Противоборствуйте нашим невинным склонностям и вкусам в домашней жизни». В сем отношении государь по справедливости может действовать только примером, а не указом»[59].

А. А. Васильев, Охранительная концепция права в России, 2013

Огромную роль в становлении сибирской ментальности сыграли изначально сложившиеся межэтнические отношения толерантности. Это, как мы говорили выше, было заложено самой спецификой колонизации. Вольное освоение территории без государственного сопровождения заставляло переселенцев к общению с аборигенами, взаимодействию с ними в хозяйственных делах и они не чувствовали представителями власти, «высшей расой». Это снижало противостояние культур, конфликты. Колонизация края из-за этого носила не разрушительный характер для местного уклада жизни, а, наоборот, адаптивно-деятельностный, который объединял переселенцев и аборигенов (С. Лурье). Поэтому, между европейцами-переселенцами и местными народами не возникали острых противоречий, барьеров и длительных кровопролитных конфликтов. Если они и возникали, то имели частно-локальный характер. Все это способствовало их взаимопониманию, сближению, обучению друг у друга, формированию общего умонастроения. Известный публицист, патриот Сибири Д. Завалишин писал, что в Сибири «в состав населения входит масса инородцев, не только мало еще подчиняющихся русскому влиянию, но скорее подчиняющих русских своему…». Приведенное свидетельство говорит о демократическом, народном характере освоения Сибири, и это определило взаимное доверие и уважение переселенцев и аборигенов друг другу. Этим русская колонизация в корне отличалась от опыта западных народов, которые «осваивали» новые территории огнем и мечом. Примером этого является колонизация Америки. Имея ввиду это, А. Пыпин писал, что «Сибирь, колонизированная только русскими с самого начала, однако, стала приобретать особый склад административной и бытовой, который с течением времени все больше удалялся от обычного хода жизни в метрополии… и стала издавна казаться чем-то отдельным, исключительным, почти чужим, как и в самой Сибири стали складываться новые нравы и развиваться особый «местный патриотизм» (8).

Сборник статей, Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона, 2006

В поисках инструмента, способного привести «набор фактов» в систему исторического знания, В. обращается к философии и филологии. Философия в силу предельности своих обобщений дает универсальные принципы знания, но растворяет историческую конкретику в безвоздушном пространстве абстрактных категорий. Поэтому философию надо оснастить инструментарием точного филологического знания, имеющего дело с анализом языка. «Язык нации лучше всего свидетельствует о самых первых временах мира». Исследование жизни в лингвистическом аспекте позволяет понять происходившие изменения в гражданских и религиозных институтах, воссоздать картину мира древних, их традиции, нравы, социальные проблемы того времени. Углубляясь в проблему специфики языка, В. говорит об изначальной коммуникативной природе языка, сделавшей возможной человеческую историю. Только синтез логики, диалектики с конкретно-историческим анализом фактов способен дать истинное знание, в котором «логика идей» будет соответствовать «логике вещей». В исторической науке, по мнению В., логическое совпадает с историческим. Если философия исходит из идеального мира, то осмысленный исторический материал позволит ей показать не только направление развития совокупной человеческой деятельности в сторону идеальной необходимости, одностороннего прогресса, но и увидеть нелинейность истории, со всеми человеческими ошибками, злым умыслом, изощренным насилием и регрессом.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

Характеризуя конституцию Германии, Гегель отмечал, что в ее формах «выражены справедливость и власть, мудрость и храбрость давно прошедших времен, честь и кровь, благополучие и нужда давно истлевших поколений, исчезнувших вместе с ними нравов и отношений»23.

В. В. Мальцев, Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности, 2004

Одним из первых увидел и своеобразно отразил это немецкий философ Фридрих Ницше (1844–1900). По его мнению, культура «как бы направляется к катастрофе». Уже в XIX веке произошел упадок духовной жизни в результате борьбы двух начал – аполлонического (критического и рационального) и дионисийского (чувственного, иррационального). Нигилизм как продукт этой борьбы – есть порождение рационалистического, критического мышления. В работе «Рождение трагедии из духа музыки. Предисловие к Рихарду Вагнеру» (1872 г.) он говорит об опасности «горько отчаяться в сущности нашего немецкого народа» и о том, что мы можем наблюдать «к нашему ужасу в цивилизованной Франции». Что же вызывает ужас у мыслителя? «…Абстрактное воспитание, абстрактные нравы, абстрактное право, абстрактное государство… Этот лишенный мифа человек, вечно голодный среди всего минувшего и роет и копается в поисках корней, хотя бы ему и приходилось для этого раскапывать отдаленнейшую древность». Зачем роет? А затем, что, по мнению Ницше, «без мифа всякая культура теряет свой здравый творческий характер природной силы».

В. А. Сапрыкин, Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей, 2014

Этноцентризм – система взглядов, в которых жизнь других народов, их нравы и обычаи рассматриваются через призму традиционных установок и ценностных ориентации своей этнической общности.

И. Н. Блохин, Журналистика в этнокультурном взаимодействии, 2013

• нравов и обычаев, правил и норм поведения, отраженных в традициях народа;

Коллектив авторов, Народная педагогика в экологическом воспитании дошкольников. Пособие для специалистов дошкольного воспитания, 2010

Ветхий завет (как история евреев и их Бога) принципиально открыт, то есть его содержание ангажирует появление новых пророков и постоянное продление истории. Могут возразить: мол есть и здесь некоторый обещанный Саваофом финал – собирание евреев в святой земле и устроение некоторого подобия happy end. Но как раз содержание Ветхого завета демонстрирует, что даже в случае реализации обещанного (два раза: после египетского плена и после вавилонского): собирания и периода процветания, это – не метафизический финал, а начало нового, неизбежного цикла – падение нравов, очередная измена народа Израиля и очередной Божий гнев с последующим рассеянием.

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1