Композиция (музыка)

Компози́ция (лат. compositio — составление, сочинение) — категория музыковедения и музыкальной эстетики, характеризующая предметное воплощение музыки в виде выработанного и завершённого в себе музыкального произведения, «опуса», в отличие от текучей вариативности народного творчества-процесса, от импровизации (в древней, восточной, народной, джазовой музыке, некоторых видах музыки XX века).

Композиция предполагает: наличие автора как личности (композитора); его целенаправленную творческую деятельность; отделимое от создателя и далее независимо от него существующее произведение; воплощение содержания в точно установленной объективированной звуковой структуре; сложный аппарат технических средств, систематизированный музыкальной теорией и излагаемый в специальной области знания (в курсе композиции). Письменная фиксация композиции требует совершенной музыкальной нотации. Закрепление категории композиции и статуса композитора связано с развитием в эпоху Возрождения концепции свободной человеческой личности — творца, создателя (указание имени композитора стало нормой с XIV века; кульминация личностного и авторского начала в композиции — в XIX веке).

Композиция, как музыкально-художественное целое, стабильна. В ней преодолевается непрерывная текучесть времени, устанавливается всегда одинаково воспроизводимая однозначность основных компонентов музыки — высотности, ритма, расположения материала и т. д. Благодаря стабильности композиции можно воспроизводить звучание музыки через любые сколь угодно большие промежутки времени после её создания. Вместе с тем композиция всегда рассчитана на определённые условия исполнения. По сравнению с прикладными фольклорными формами (песнями, плясками) и действами (обрядовыми, религиозными, бытовыми), непосредственно включёнными в жизненный процесс, композиция в большей мере является произведением искусства.

С древнейших времён представление о композиционно едином музыкальном целом связывалось с текстовой (или танцевально-метричной) основой. Латинскому понятию композиции исторически предшествовало античное понятие мелопеи. Глагол componere и его производные (в том числе compositor) встречаются во многих средневековых трактатах, начиная от Хукбальда Сент-Аманского и его школы (IX—X века). В XI веке Гвидо Аретинский в своём «Микрологе» (ок. 1025) под композицией (componenda) понимал, главным образом, искусное составление хорала. Иоанн де Грокейо («О музыке», ок. 1300) относил это понятие к многоголосной музыке («musica composita», то есть сложная, составная музыка) и употреблял слово «compositor». В эпоху Возрождения Иоанн Тинкторис («Определитель музыкальных терминов», 1474) выделил в последнем термине творческий момент (композитор — «написавший какой-нибудь новый кантус»); в «Книге об искусстве контрапункта» (1477) он чётко различил контрапункт нотированный — «res facta» (равнозначно «cantus compositus» в «Определителе») и импровизируемый («super librum cantare», букв. петь над книгой).

В конце XV — начале XVI веков учение о контрапункте расширилось до понятия «ars componendi» («Искусства композиции»; термин Мельхиора Шанпехера, одного из авторов трактата «Золотой труд о музыке» («Opus aureum musicae…», 1501); начиная с Николая Листения в Германии и Австрии в XVI—XVII веках термин «musica poetica» означал науку композиции (как «musica theoretica» — общую/спекулятивную, a «musica practica» — прикладную/дидактическую теорию музыки).

В 17—19 веках учение о композиции превратилось в целостную науку о гармонии, полифонии, музыкальной форме и инструментовке. Движению музыки к художественной автономности соответствовало представление о композиции как музыкальной форме, базирующейся на специфических музыкальных основах (тональности, функциях тональных, модуляции, мотивике и тематизме, контрасте песенной структуры и связующих, разработочных ходов). При этом в центре внимания теоретиков композиции оказался классический сонатный цикл.

В русле этой традиции, наука о композиции (нем. Kompositionslehre) — свод теоретических сведений и практических предписаний к сочинению. Излагающий эту науку учебный курс композиции поныне ведётся в специальных учебных заведениях (другое название — сочинение. Учебники композиции часто совпадали с общим учением о композиции или с доминирующей в данное время отраслью учения о ней: «Le istitutioni harmoniche…» Дж. Царлино (Venetia, 1558); «Von der Singe-Kunst, oder Maniera. Traclatus compositionis augmentatis …» К. Бернхарда (сер. XVII века); «Traite’de rharmonje», Ж. Ф. Рамо (Р., 1722); «Gradus ad Parnassum» И. Й. Фукса (W., 1725); «Gründliche Anweisung zur Komposition» И. Г. Альбрехтсбергера (Lpz., 1790); «Traite de haute composition musicale» А. Рейхи (v. 1—2, P., 1824—26); «Die Lehre von der musikalischen Komposition» А. Б. Маркса (Bd 1 — 4, Lpz., 1837—47); «Lehrbuch der musikalischen Komposition» И. К. Лобе (Bd 1—4,Lpz., 1850—67); «Grosse Kompositionslehre» X. Римана (Bd 1—3, В.— Stuttg., 1902—13).

В XX веке не существует единого учения о композиции, обобщающего современную художественную практику во всём её многообразии. Понятие композиции охватывает множество отдельных стилевых направлений и техник, включая как традиционное тонально-тематическое письмо, так и методы композиции, исходящие из принципиально нетрадиционных её трактовок (додекафония, серийная техника и т. п.). Среди учебников композиции XX века: «Cours de composition musicale» В. д’Энди (v. 1—4, P., 1903—50); «Unterweisung im Tonsatz» П. Хиндемита (Bd 1 — 3, Mainz, 1937—70); «Studies in counterpoint, based on the twelve-tone technique» Э. Кшенека (N. Y., 1940).Изучение новых методов композиции в музыке второй половины ХХ — начала XXI веков за последние 15 лет выделилось в самостоятельную научную и учебную дисциплину — теорию современной композиции, включающую в себя изучение таких новых методов композиции и музыкальных явлений как алеаторика, конкретная музыка, сериализм, сонорика и т. п. В России первым учением о композиции была «Мусикийская грамматика» Николая Дилецкого (М., 1679, др. ред.— 1681); среди других авторов руководств: И. Л. Фукс (рус. пер. «Практич. руководство к сочинению музыки», СПБ, 1830), И. К. Гунке («Руководство к сочинению музыки», отд. I—3, СПБ, 1859—63), М. Ф. Гнесин («Начальный курс практич. композиции», М.—Л., 1941).

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

О сущности и структуре композиции в искусстве. Композицию для легкости и простоты обозначают как соединение, связывание, составление. Данная категория раскрывает процесс и результат художественного мышления, направленного на решение художественно-образных, функционально-эстетических задач среды, пространства и преломляющего в созданных произведениях культурную и эстетическую сущность общества, личный опыт художника, стремление к духовным истокам бытия. Композиция есть главный инструмент художественного творчества.

В. Б. Кошаев, Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов, 2014

Естественно, что XX век, с его антиромантической ориентацией, сделал дальнейшее прямое развитие шопеновских традиций в области композиции практически нереальным. Однако интересно, что иной раз шопеновское проявлялось косвенно, подобно «отраженному свету» и в самых, казалось бы, неблагоприятных условиях. Нельзя не вспомнить, что Шостакович в 1927 г. участвовал как пианист в конкурсе имени Шопена в Варшаве и получил там диплом. Вскоре после этого он создает одно из своих самых авангардных и дерзких произведений – фортепианный цикл «Афоризмы». Возникает впечатление, что композитор-пианист, проведя долгое время в общении с музыкой Шопена, захотел полностью отрешиться от мира романтических интонаций и подвергнуть их переосмыслению. Однако он развил шопеновский метод как таковой, используя знаки жанра как носители утонченных смыслов, вступающих между собой в сложнейшую «игру». Вероятно, это и было поводом для критиков упрекать Шостаковича в литературности, которая в целом музыке 1920-х гг. была не свойственна. Но самое примечательное критическое высказывание касается последней пьесы цикла («Колыбельная песня») – о совмещении в ней влияний Стравинского и Шопена – иными словами, о совмещении несовместимого. По сути дела, «Колыбельная» в первую очередь опирается на жанр барочной арии с чертами пассакальи; однако в ее фактуре есть именно шопеновская пространственность.

Сборник статей, Отзвуки Шопена в русской культуре, 2012

Анализ звукового ряда фильма «Одна», несомненно, позволяет говорить о высоком профессионализме и творческом характере работы звукооператора. Единая звуковая партитура, объединившая выразительную игру многочисленных трансформаций музыкального лейтмотива и различных его аранжировок, темпо-ритмических перепадов, смены тембров, других акцентов авторского комментария, оказывается вдруг в контрапункте, несоответствии с фрагментами речевого ряда. Скупой, обусловленный только значимостью в драматургических поворотах действия, диалог расчетливо вкраплен в развитие изобразительных композиций. Можно полагать, что, – повторим, – участники событий говорят значительно больше, только многое из сказанного не влияет на движение сюжета и потому отсутствует на звуковой дорожке.

Л. А. Зайцева, Киноязык: опыт мифотворчества, 2010

Теоретико-эстетический аспект. Сближения дизайна и изобразительного искусства как видов художественной деятельности, отмеченные на уровне философии, можно проследить в теории искусства. Классики искусствоведения (А. Гильдебранд, Г. Вёльфлин, А. Шмарзов, А. Бринкман и др.) уделяют главное внимание форме, стилю, композиции произведения. Исследование пространства в его взаимодействии с массой (пластическим объемом) является для А. Гильдебранда основой любого анализа в искусстве. [39]. В трудах Г. Вёльфлина выявлены общие для всех видов пространственных искусств закономерности формообразования [18]. Впервые тему формирования художественного пространства в изобразительном искусстве и архитектуре затрагивает А. Шмарзов [1]. Пластику и пространство как основные формы художественного выражения для всех пластических искусств – утверждает А. Бринкман [12]. По мнению В. Ф. Сидоренко, сформулированный этими исследователями «формальный метод» служит теоретической основой и для изобразительного искусства, и для проектной культуры [137, с. 50].

И. В. Смекалов, Эстетические принципы живописи в проектной культуре средового дизайна, 2013

Одним из вариантов развития иконологии в рамках истории искусства стала попытка Макса Имдаля основать иконику[157] – специальное направление, которое уже в самом названии заявляет о родстве с иконографией и иконологией. В основе иконики – поиск прямых соответствий структуры смысла (иконологический уровень) и композиции изображения. Сама работа зрения понимается как смыслопорождающая (это относится как к процессу творчества художника, так и к процессу восприятия). Необходимость обоснования такого, более непосредственного и конкретного соединения формальной стороны визуального образа и его смысла была связана в первую очередь с абстрактным искусством, где линия может рассматриваться как выразительное движение, жест руки. Логика иконики вполне применима и к фигуративной живописи. Но в случае с интерпретацией оттоновской миниатюры, где изображены поцелуй Иуды и взятие Христа под стражу, главным будет не идентификация сюжета, а акцент на принципиально различных возможностях текста и изображения: последовательно изложенные в тексте события обретают в изображении сценическую симультанность. Несмотря на это, мы можем описать миниатюру и пересказать события в их временной очередности, сопоставив изображение с известным сюжетом, а также, благодаря структуре изображения, мгновенно «считать» такие смыслы, как превосходство Христа над предателем и мучителями. Содержание в этом случае понимается не столько как потенциальный нарратив, сколько как структура, что отвечает самой специфике изобразительного искусства.

Марина Торопыгина, Иконология. Начало. Проблема символа у Аби Варбурга и в иконологии его круга, 2015

В 3 главе в качестве исследовательской базы служат примеры из переходных периодов в эволюции художественной формы, когда она находится в стадии становления, поиска новых форм выразительности (Ренессанс, романтизм, постмодернизм). В то же время уже в главе 2 фрагментация как результат неравномерности членения изображения на планы рассматривалась на примере символизма, а также приводилась историческая типология способов фрагментирования в искусстве. Но если глава 2 посвящена рассмотрению предпосылок фрагментарности, то глава 3 – особенностям ее проникновения в композицию и смысловую ткань произведения. Способы проявления детали многообразны, но прежде всего связаны с теми новыми целостностями, которые вместе с ней порождаются. Это модифицирующиеся из-за незначительного, на первый взгляд, изменения композиция и смысловая структура произведения, сдвиг в точке зрения автора. Кроме того, деталь функционирует в произведении в различных обличиях, например, в форме цитат или соседствующих друг с другом фигуративных объектов разной степени условности.

Кондратьев Е. А., Художественная деталь и целое: структурные и исторические вариации, 2010

Этот своеобразный жанр христианской письменности возник из слияния двух традиций – сборников изречений (афоризмов) первых отцов-пустынников («Apophtegmata»), передававшихся первоначально устно, а затем получивших письменное закрепление, и философских сентенций, приобретших популярность в позднеантичной философской прозе (Марк Аврелий, Эпиктет, Порфирий). В христианскую литературу жанр «глав» первым ввел Евагрий Понтийский, которого и следует считать основателем этого жанра, ибо он придал ему законченную форму, в том числе форму «сотниц». Впоследствии этот жанр стал излюбленным жанром аскетической письменности: в рамках его создавали свои творения преп. Марк Подвижник, блж. Диадох Фотикийский, св. Исихий Синаит, преп. Фалассий, св. Иоанн Дамаскин, преп. Симеон Новый Богослов, св. Григорий Палама и др. Форма «глав» у преп. Максима, по мнению Г. У. Бальтазара, достигает большего совершенства, чем у Евагрия и блж. Диадоха, и напоминает искусно выдержанные по композиции музыкальные вариации, где мотив одной темы плавно переходит в мотив другой, не нарушая внутренней гармонии.

Исповедник Преподобный Максим, Главы о любви, 625

Подобным же образом Тициан многократно варьировал композиционный тип «Лежащей Венеры», выработанный еще в годы совместной работы с Джорджоне (1507–1510). Во времена, когда не существовало фоторепродукций, а репродукционная гравюра не давала полного впечатления о живописном оригинале, художники часто повторяли удавшиеся им композиции по заказам влиятельных лиц. При этом они специально вводили небольшие изменения, дабы не обесценивать прототип. Подобные авторские репликации по аналогии с музыкальным искусством можно назвать «темой с вариациями». Например, известно шесть тициановских вариаций только на одну композицию «Венера и органист». Однако анализ качества авторских повторений одной композиции – сравнительно легкая задача по сравнению с рассмотрением вариаций композиций разных художников на один сюжет. В таком исследовании простой сравнительный анализ пересекается с историко-культурным и иконографическим.

Власов В. Г., Теория формообразования в изобразительном искусстве, 2017

Каким же образом достигается взаимодействие автора сада-трактата со зрителем на всех уровнях его восприятия? Если говорить о садово-парковом ансамбле как об алхимическом трактате, то следует понимать, что, прежде всего, его композиция стремится к созданию равновесия в визуальной среде. Визуальный аспект действительности обладал для людей эпохи барокко особой значимостью: для них «главнейший инструмент познания – глаз, не случайно размещенный на теле человека “в привилегированном месте”».[197]Так, в «Кабинете Миневры» «похвала глазу, имеющая ренессансное происхождение, принимает у Бероальда подчеркнуто естественнонаучный характер, что роднит его с Джанбаттиста Марино, в поэме «Адонис» (опубл. 1624) также практикующего подобный подход к зрению».[198] Более того, что интересно в нашем практическом исследовании, «внимательное наблюдение за окружающим миром сочетается у Минервы и её спутников с тем, что Бероальд именует “химическим настроением” (имеется в виду, конечно же, интерес к герметическому знанию, нумерологии и алхимии)».[199] Именно это «химическое настроение» дает импульс к игре, к которой неоспоримо тяготение стиля барокко.

Клещевич О. В., Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля, 2017

Ко второй группе относятся временные или динамические виды искусств. В них ключевое значение приобретает развертывающаяся во времени композиция – музыка, литература.

Мавлюдов И. Н., Культурология, 2012

Стиль (от лат. stilus, stylus – остроконечная палочка для письма, манера письма) в языкознании – i) разновидность языка, закрепленная в данном обществе традицией за одной из наиболее общих сфер социальной жизни и частично отличающаяся от др. разновидностей того же языка по всем основным параметрам – лексикой, грамматикой, фонетикой; то же, что С. языка. В совр. развитых нац. языках существуют 3 наиболее крупных С. языка в этом значении: а) нейтральный, б) более «высокий», книжный, в) более «низкий», разговорный (или фамильярно-разговорный, или разговорно-просторечный); 2) то же, что функциональный стиль; з) общепринятая манера, обычный способ исполнения к.-л. конкретного типа речевых актов: ораторская речь, передовая статья в газете, научная (не узкоспециальная) лекция, судебная речь, бытовой диалог, дружеское письмо и т. д.; С. в этом смысле характеризуется не только набором (параметрами) языковых средств, но и композицией акта; 4) индивидуальная манера, способ, к-рым исполнены данный речевой акт или произведение, в том числе литературно-художественное (ср., напр., «С. вашего выступления на собрании»; «язык и С. ранних стихов Лермонтова»); 5) то же, что языковая парадигма эпохи, состояние языка в стилевом отношении в данную эпоху (ср. выражение «в С. русского литературного языка 1-й половины 19 века»). Несмотря на различия приведенных пяти пониманий С., в каждом из них присутствует осн. общий инвариантный признак: С. всегда характеризуется принципом отбора и комбинации наличных языковых средств, их трансформаций; различия С. определяются различиями этих принципов [ЛЭС].

Пантуева Яна Р., Русский язык и культура речи. Учебник для студентов теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений, 2015

К анализу художественного пространства обращаются при изучении сюжетно-композиционного строя произведения. Так, Ю.М. Лотман, анализируя композиционные особенности художественного текста, пользуется термином «граница», связывая его именно с сюжетом, где отдельные эпизоды имеют различный пространственный статус: одни из них жестко закреплены за местом и их невозможно перенести в другое место, не нарушая ткани произведения, для других такой жесткой связи с конкретным местом не существует. [19, с. 258]. Среди основных структурообразующих факторов композиции художественного произведения выделяют «точку зрения» – понятие, напрямую связанное с художественным пространством. Учение о точке зрения детально разработано представителем московско-тартуской школы Б.А. Успенским, который рассматривает данный термин в нескольких аспектах: в плане оценки, фразеологии, пространственно-временной характеристики и психологии. Успенский анализирует особенности восприятия пространства, выражающиеся в дистанции между наблюдателем и объектом, в соотношении фигуры и фона. Точка зрения, по мнению исследователя, может быть внешней и внутренней по отношению к описываемому событию. Она непосредственным образом связана с системой субъектов речи текста, описываемых в литературоведении как «повествователь», «рассказчик», «герой». Точки зрения автора (повествователя) и персонажа могут совпадать и расходиться. Наблюдатель может быть динамичен и неподвижен [20].

Пыхтина Ю. Г., Теория и методика анализа художественного текста: пространственный аспект, 2007

Однако содержание научного наследия Проппа выходит за рамки только фольклористики. Ученый открывает методологические направления, характерные для всех гуманитарных наук XX в. и даже XXI веков. В его работах исследуются структурные соотношения изучаемых сюжетов (нарративные структуры, инвариантные аспекты формы, композиции функциональных элементов), которые оказываются определяющими факторами той или иной культурной формы. Так, в работе «Морфология сказки» он выделяет 32 функции и 7 персонажей, которые образуют метаструктуру волшебной сказки, ее метасюжет. Т. обр., он выделил принципиально ограниченный набор элементов и правил их действия в пространстве сказки, тем самым сделав анализ сказки системно-семиотическим. Не случайно Р. Якобсон ссылался на его работы. Но явно прослеживаемая связь с семиотикой в его первой книге послужила тому, что отношение к ней сложилось неоднозначное. Связано это было с изменением отношения к семиотике. Сам Пропп неоднократно указывал, что его работы не несут на себе следа ни семиотических, ни структуралистских методов. Следует, однако, хорошо представлять себе то время, когда только за полемику с К. Леви-Стросом (а Пропп полемизировал с ним в печати и отказывался от причастности к гонимой и хулимой тогда в официальных кругах у нас в стране методологии структурализма) можно было поплатиться свободой и жизнью.

Махлина С. Т., Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

В результате изучения курса студенты должны приобрести навыки чтения древнерусских текстов с помощью словаря, умение анализировать сюжет и композицию, систему образов, жанровую специфику, особенности словесно-стилистических средств произведений, определять их место в системе и истории развития древнерусских жанров.

Трофимова Н. В., История древнерусской литературы, 2017

Нужно заметить, что именно подобная стилевая целостность, четко прослеживаемая в произведениях Гауди, и является одной из тех черт, которая позволяет отграничить творчество испанского мастера от искусства постмодернистов. А излюбленные методы Гауди – такие, как обращение в прошлое, утопический характер композиций, заимствование ряда деталей из готического искусства и фольклора, использование народно-ремесленных традиций, – позволяют исследователям представлять его творчество как истинно современное искусство, национально-романтического направления.

Барселона и шедевры Гауди, 2008

Более того, если не ограничиваться одномоментными композициями, а рассматривать «картину» во времени, то к техническим способам ее создания можно отнести и имманентно данные в качестве организующей формы условности жанра. История кино знает множество примеров, когда та или иная сторона киноизображения, фотографическая или картинная, преобладали (впомним старое деление на «линию Люмьера» и «линию Мельеса»).

Дорошевич А. Н., Стиль и смысл. Кино, театр, литература, 2013

Вторая часть названия не противоречит первой и может быть рассмотрена как своеобразное последствие употребления эликсира. Фильм становится попыткой постижения творческого воображения, стремлением погрузиться в мир Гофмана. Фантазии, вызванные эликсиром, есть продукт иррационального мышления, не предполагающего логического объяснения всплывающим видениям, которые слагаются в причудливые орнаменты. Это определяет организацию экранного материала, которому, так же как и текстам сборника «Фантазии в манере Калло», характерен фрагментарный принцип композиции.

Сборник статей, Немецкая литературная классика на русском экране и русская на немецком. Материалы научной конференции 6–7 декабря 2012 года, 2012

Если исходными концептами для А.Н. Веселовского были «мотив» и «сюжет», которые можно с самого начала обозначить как имеющие отношение к композиции произведения, то есть его форме, то для А.А. Потебни таким исходным концептом был образ, который он всегда рассматривал как конструкт содержания. Содержание Потебня понимал, прежде всего, как основанное на процессах, происходящих в поэтическом языке. Содержание поэтического произведения всегда выражено в образах, построенных по принципу сходности (метафора) или смежности (метонимия). Соответственно, для Потебни сущность литературы – в процессах, регулирующих появление и функционирование образов.

Сегал Д. М., Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке, 2011

К началу XX века проблема личности стала тем метафорическим и смысловым фокусом, который, словно штормовая воронка, собирал вокруг себя энергетические волны окружающего макрокосмоса. В качестве визуальной параллели этой мысли обратим внимание, например, на построение композиции в портрете Эдварда Мунка «Фридрих Ницше» (1906, Музей Мунка, Осло), в котором фигура философа является узловым контрапунктом пространства. Однако на внутреннем уровне, хотя и шли колоссальные колебания «декадентского» характера, связанные, прежде всего, с нарушениями исторически выработанных ценностных норм жизни, личность еще не утратила своего божественного центра, коренящегося в душе. Искусство, став предметом культа, на одно время создало иллюзию возможности преодоления мысли о тщетности земной оболочки эстетически проговоренным языком мечты. Именно этим объясняется тот важный в истории эволюции изобразительной иконографии ход, который был сделан художниками от предмета материального (лежащего в основе натуралистического восприятия мира) к предмету одухотворенному (в основе символистского видения мира). Во всем этом было много поэзии, активно противостоящей позитивистскому натиску естественнонаучного знания о человеке, которое также подвергалось образному переосмыслению (в этом плане уникальные примеры дает творчество Одилона Редона).

Давыдова О. С., Человек в искусстве. Антропология визуальности, 2015

Имеются две возможности лингвистического толкования взаимопредикации голосов в полифонии: «мягкая», непосредственно реализованная в текстах Бахтина, и «жесткая», лишь гипотетически усматриваемая нами в глубине бахтинских текстов в виде неразвернутого смыслового эмбриона. Мягкий вариант лингвистической интерпретации полифонической идеи никак не меняет того специфически бахтинского понимания архетипа предикативного речевого акта, которое заложено в теории двуголосия и которое было изложено нами выше. В своей мягкой версии полифония затрагивает – в отличие от теории двуголосия – не синтаксис единой конструкции, но композицию текста (или: не «малый», но «большой» синтаксис). Вторая – жесткая – версия полифонии, напротив, предполагает принципиальную модификацию единой двуголосой синтаксической конструкции, ее своего рода сущностную эволюцию до «гениальной» полифонической стадии. В своей жесткой версии полифония внедряется в сам двуголосый архетип предикативного акта.

Гоготишвили Л. А., Непрямое говорение, 2006

Думается, погружение современного зрителя в асемантическую звуковую среду, позволяющую увидеть «вещи как они есть», не есть «повторение пройденного», но на новом этапе отвечает самой специфике экранного пространства, сути кинематографа. В этом смысле можно рассматривать и новейшие эксперименты по переозвучиванию (точнее, новому, иному озвучиванию) немых фильмов (движение «Немое кино – живая музыка»). Современные композиторы, сочиняющие композиции или импровизирующие в режиме «реального времени» для немых кинофильмов, не просто самовыражаются. Они пытаются войти в состояние творения нового мира, пребывания в среде, еще не отрефлексированной теоретиками, еще не ставшей структурой, «системой элементарных частиц» – и передать через звук это состояние зрителю.

Михеева Ю. В., Эстетика звука в советском и постсоветском кинематографе, 2016

Предложенный автором алгоритм анализа текста связан с изучением тематического пространства текста, стилистики текста, об этом свидетельствует один из пунктов алгоритма: «…выделение типа текста (повествование, описание, рассуждение или смешение, контаминация) и стиля данного текста» [там же, с. 38]. И.К. Носова дополняет алгоритм анализа текста изучением образной системы произведения, композиции и анализом языковых средств произведения.

Головина Е. В., Лингвистический анализ текста, 2012

Конечно, это книга – о постмодернизме, но не о том, который всем известен, а о том, который (как сам Пушкин) у каждого критика или ученого свой. Вслед за М. Цветаевой, которая не стала героиней его книги, И. Кондаков мог бы назвать этот свой опус: «Мой…», но, разумеется, не «Пушкин», а «постмодернизм». И потому, совершенно в духе постмодернизма, композиция «этюдов» свободна, ее надо разгадывать, она не так уж просто укладывается в хронологию, ибо Розанов возникает прежде Гончарова (данного, правда, отраженным светом, в очерке о другом авторе, исследовавшем русского классика из американского далека), а А. Н. Толстой и Хармс то и дело появляются в разных главах не только в соответствии со временем своего присутствия в русской культуре, но и в соответствии с художественным либо политическим смыслом своего существования.

Коллектив авторов, Исторические повороты культуры: сборник научных статей (к 70-летию профессора И. В. Кондакова), 2018

Свет и цвет в XVII в. – союзники (цвет – это в сущности лишь результат конфликта света со средой); шаг за шагом входит в этот союз телесно-пространственных характеристик также и время (как движение, динамичная композиция, историчность, схваченная моментальность…); их общий оппонент – пластический объем; смысл баталии – в завоевании права на новую интерпретацию целого, в переходе от онтологии бытия к феноменологии природы. В статье, о которой речь, описано самое, может быть, необычное решение этой задачи: де Ла Тур вспышкой «медленной молнии» задает тектонику фигур и сворачивает в них все пространство: «Пространственны только тела, но не фигуры, даже и цвет, напротив, действует таким образом, чтобы нейтрализовать эффект пространственности и тем самым сделать центральным персонажем почти каждого полотна эти бесчисленные руки, выносящие пламя свечи»[6]. Век богат и другими световыми решениями и темами. Караваджо, Рембрандт, Веласкес, Лоррен, солярная символика и эмблематика эпохи вместе с понятием «Просвещение» и его мировоззренческим «люмьеризмом» – все это разные (именно разные) версии восстановления утраченной связи человека и универсума. Но похоже, что есть у них и один (по крайней мере) общий пароль, названный в статье. Все они – дальние родственники cogito, главного смыслообразующего акта эпохи. Если в человеке может быть найдена абсолютная точка отсчета (а cogito доказывает именно это), то из любых онтотопологических узлов и лабиринтов человек найдет путь обратно, к единству с бытийным целым.

Доброхотов А. Л., Телеология культуры, 2015

2. Диспозиция (лат. расположение) предусматривает выбор жанра публичного выступления, составление плана, композиции текста. Композиция есть логика развития темы. Предполагает перегруппировку идей и их построение в том порядке, в каком они бы выполнили главную задачу речи.

Костромина Е. А., Риторика, -1

Многозначность и научная неопределенность самого термина «повествование» породили различные представления исследователей о предмете поэтики повествования.[183] Как господствующая в отечественном литературоведении традиционная теория повествования, так и нарратология исходят из бахтинского определения структуры произведения как «двойного события»: «события, о котором рассказывается» и «события самого рассказывания».[184] В нарратологии, развивающей идеи формальной школы и структурализма, повествование – это наррация, событие референции и коммуникации (В. И. Тюпа), «повествуемого и повествующего миров» (В. Шмид).[185] Наррация, таким образом, включает в себя сюжет. Традиционная теория повествования, напротив, разводит понятия повествования и сюжета. Не ограничиваясь субъектной организацией текста и учитывая коммуникативную природу произведения искусства, поэтику композиции, вырастающую из концепции «точки зрения» и «перспективации» (П. Лаббок, Б. Корман, Д. Вилперт, Б. Успенский), представители традиционной теории повествования понимают под последним «событие рассказывания» в отличие от «события бытия».[186]

Хатямова М. А., Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века, 2008

Первостепенное значение в деятельности Академии имело физико-психологическое отделение, перед которым была поставлена задача, сформулированная в докладе президента ГАХН П.Когана тогда же 16 июня: «…синтетическое изучение явлений искусства как продуктов духовной и материальной творческой деятельности с точки зрения эмпирико-позитивного исследования в их элементах, конструкции и композиции». Давая оценку шестилетней деятельности этого отделения в 1927 г. П. Коган подчеркивал, что это отделение «сорганизовалось раньше других отделений, сначала под руководством Кандинского, а позднее А.В.Бакушинского» (1, с. 295). П. Коган отмечал, что оно объединило не только искусствоведов, но и крупнейших представителей точных наук. «Доклады академика П.П. Лазарева ’’Краски и их физико-химическое исследование’’ и ’’Зрение и цвет’’, А.В. Самойлова о ’’Физиологии зрения и слуха’’, Н.Е. Успенского ’’Роль позитивных наук при изучении художественного творчества’’ сразу определили направление научной работы физико-психологического отделения. Методами этой работы служат наблюдение и эксперимент над содержанием и процессами художественного творчества и восприятия и над произведением искусства во всей его сложности как психо-физическим объектом <…>» (1, с. 295).

Бакушинский А. В., Художественное творчество и воспитание, -1

Анализируя очень похожую композицию миниатюры «Обращение Савла» из «Христианской Топографии» Козьмы Индикоплова (VI в.), где Савл-Павел изображен четыре раза – Савл со спутниками, озаренный небесным светом, Савл, упавший на землю, Савл, принявший крещение и уже нареченный Павлом и, наконец, Савл вместе с другим учеником Христа, Ананией, – С. М. Даниэль пишет: «Миниатюра дает наглядный пример перенесения принципа словесного повествования в изобразительность. В сущности, мы имеем дело с рассказом, в котором слова заменены изобразительными знаками, а фразы – условно изображенными сценами. Это своего рода сокращенное изложение новозаветного текста»[20]. Далее Даниэль приводит слова Нила Синайского, Григория Великого и Иоанна Дамаскина, анализировавших принцип «словесного изображения» в иконописи: «Иконы являются для неученых людей тем, что книги для умеющих читать, они – то же для зрения, что и речь для слуха»[21].

Петров М. А., Симультанность в искусстве. Культурные смыслы и парадоксы, 2010

В этой главе предметом нашего внимания выступит смысловая конструкция литературно-исследовательского журнала «Просодия», который с 2014 г. выходит в Ростове-на-Дону. Мы рассмотрим тексты и композицию первого номера журнала [Prosödia 2014].

Силантьев И. В., Сюжет и смысл, 2018

Основными чертами авангардистского направления становится попытка выразить эмоции, содержание через колорит. Оттенки больше не обязаны соответствовать натуральной, природной, естественной цветовой гамме изображаемого объекта. Образы включаются в оригинальные композиции, все чаще зрителю предстают продукты художественного творчества, не имеющие хоть какого-то сюжета.

Художественные течения конца XIX – середины ХХ века. 24 самых известных художника, 2013

В первых рассказах Приморских Альп доминирует лирическое начало, элегические и балладные мотивы, характерная тема «отсутствия», целый спектр минус-приемов и других явлений, имеющих лирическую природу. Здесь нет пуантировки, ярких сюжетных схем. четких композиций, расширен и углублен именно лирический модус, так что проза Приморских Альп может восприниматься как поэзия. Позже, в «Темных аллеях», стиль Бунина снова меняется: новеллистические черты усиливаются, уравновешивая собою лирическую составляющую.

Капинос Е. В., Поэзия Приморских Альп. Рассказы И.А. Бунина 1920-х годов, 2014

Это единственная авторская «подсказка» по композиции книги. И коль скоро авторский план неизвестен, наверное, следовало бы располагать работы в хронологическом порядке. Однако это не так просто. В архиве Нины Алеквандровны лишь у стихов обозначены годы их появления. Мемуарные, беллетристические, научные сочинения, переводы пьес и стихов, а также этюды маслом, акварели, рисунки не датированы. Относительно научных работ, включая чеховские статьи, с достоверностью можно говорить только о времени публикации.

Дмитриева Н. А., Послание Чехова, -1

3. Что означают термины «композиция» и «структура» литературного произведения, его «архитектоника», «сюжет»?

Дымова И. А., Редактирование текстов массовой коммуникации, 2012

Композиции со статичными фигурами животных усложняются, в изображения активно включается человек, акцент переносится на динамику (наиболее наглядно в картинах сражений). Коллективные действия предполагают активные контакты, общение. В таких фресках уже подразумевается присутствие звука и слова, которое скоро рельефно проступит в пиктограммах, а следом – во все более развитой письменности.

Коллектив авторов, Эстетика звука на экране и в книге. Материалы Всероссийской научно-практической конференции 12–14 апреля 2016 года, 2016

АБСТРАКТНОЕ ИСКУССТВО, абстракционизм (от лат. abstractio – отвлечение) – одно из наиболее распространенных направлений в современном искусстве. Для него характерны отказ от изображения реальной действительности, предметов, человека, ликвидация художественной образности. Абстрактное искусство приходит к разрушению формы, отрицает рисунок, композицию, превращает картину в беспорядочное нагромождение пятен (отсюда ташизм, от франц. tache – пятно) или линий. Скульптурные изображения подменяются хаосом случайно взятых предметов (гвозди, проволока и т. д.).

Трухачев А. В., Дизайн. Словарь терминов, 2013

Наиболее трудный вопрос содержания и композиции тома решался нами на основании ряда данных, позволяющих судить о замыслах автора.

Станиславский К. С., Работа актера над собой в творческом процессе воплощения, 1990