Канон (культура)

Культурный канон — совокупность важнейших проявлений какой-либо культуры, считающихся основополагающими, фундаментальными для данной культуры.

Понятие культурного канона довольно часто употребляется по отношению к литературе. Примерами литературного канона могут служить издававшаяся в советское время «Библиотека всемирной литературы» или список литературы, обязательной для изучения в школе.

В Дании официально утверждён датский культурный канон, включающий 108 произведений искусства.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В тех древних цивилизациях, где это взаимодействие мифа и ритуала с философией было слабо выражено или вовсе отсутствовало (их иногда называют «дофилософскими»), подобные культурные парадигмы созданы не были. Разумеется, это не означает, что достижения ранних цивилизаций не оставили заметного следа в истории мировой культуры, напротив, их вклад в нее неоспорим и в ряде случаев весьма значителен. Но он связан не с созданием культурных образцов, а с развитием субкультур – особых сфер культурной деятельности, получивших развитие внутри господствующей культуры, которая осталась волей судеб на периферии мирового культурного процесса. Типичными формами субкультур в цивилизациях классической древности были монументальные сооружения, ремесла (к ним относились в древности скульптура и живопись), ритуально-драматургическая, правовая, образовательная, медицинская деятельность. В основе их организации лежали не образцы, а каноны, нормативы которых фиксировались в специальных текстах или моделях, создаваемых выдающимися мастерами.

Марианна Ростоцкая, Введение в науку о культуре (философия, антропология, история культуры), 2017

Статья «Препарированное тело: к медиализации тел в русской и советской культуре» Ю. Мурашова открывает научно-медиальную перспективу, посвященную изучению взаимосвязи (морально и/или психически) больного тела и письма. Автор считает, что основным признаком русской культуры является ее установка на устность, связывающая тело и устную речь и отдаляющая язык от письма. Тенденция к вторичному «отелесниванию» языка не гарантирует индивидуальной телесности, – желаемая и/или болезненная, она не становится основой для языковых и речевых актов, но предполагает возобновление интеграции отдельного, медиально индивидуализированного тела в коллективное тело языка. Этот феномен автор показывает на примере текстов русской литературы, представляющих три различные фазы развития русской письменной культуры: «Домострой» (переход от рукописи к типографии); «Записки из мертвого дома» Ф.М. Достоевского (расцвет типографской культуры); «Повесть о настоящем человеке» Б.Н. Полевого (посттипографский период). Прочтение литературного текста как релевантного персонализации топосов болезни и здоровья предпринято в статье X. Майера «Здравоохранение Кюхельбекера и русский литературный канон». По мнению автора, творческая позиция В.К. Кюхельбекера в интертекстуальной ретроспективе европейской культуры может быть описана в терминах автореференциального противопоставления создаваемых Кюхельбекером «больных» текстов – «здоровым» текстам Пушкина.

Сборник статей, Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика, 2006

Следует учитывать, что даже идеальное пособие не способно заменить живого наставника, поэтому основная цель настоящих изданий – предоставить сравнительно полный справочный материал, касающийся основ шаолиньской традиции. Современное шаолиньское искусство, пришедшее из глубокой древности, включает в себя несколько десятков различных компонентов. Помимо широко известного боевого искусства (ушу), сюда входит много оздоровительных и реабилитационных упражнений, способы медитации, самоконцентрации, управления внутренней энергией ци, правила поведения, диетология, медицина и традиционная фармакопея. Традиционно в Шаолиньском монастыре преподавалось четыре дисциплины: духовная практика (фо), боевое искусство (у), традиционная медицина (и) и гражданские науки (вэнь), включающие, в том числе, и морально-этические уложения. Когда-то рождение шаолиньского искусства было связано с буддизмом, однако сегодня непосредственной связи с буддийской практикой и, тем более, верованиями уже не существует. Тем не менее, шаолиньское искусство сохранило в себе многие положительные моральные и этические черты древней традиции, например, непричинение вреда живому, соблюдение заветов честности, трудолюбие, помощь другим, нестяжательство, отсутствие гордыни, агрессивности и многое другое, столь необходимое и для современного общества. Таким образом, шаолиньская традиция далеко выходит за рамки собственно боевого искусства, как это ошибочно понимается. А поэтому сегодня мы говорим не просто о шаолиньском ушу, но о канонах шаолиньского ушу – шаолинь гунфу.

Евгений Чертовских, Шаолиньское ушу

Ab Imperio является первым (и, пожалуй, единственным) российским историческим журналом, интегрированным в международный научный процесс. Это проявляется и в присутствии журнала в ведущих академических индексах, формальной ассоциированности с ASEEES (Ассоциацией славянских, восточноевропейских и евроазиатских исследований), неукоснительном следовании принципу двойного анонимного рецензирования присылаемых материалов, да и в том, что три четверти авторов журнала живут и работают за пределами России. Основанный в 2000 году, этот двуязычный ежеквартальник (публикующий материалы на русском или английском) четко следует формату тематических годовых программ, которые анализируются в четырех тематических номерах. В 2004 году тема года была сформулирована как «Археология памяти империи и нации: конфликтующие версии имперского, национального и регионального прошлого». Редакция пригласила авторов приложить сложившийся канон истории коллективной памяти к российской ситуации полиэтничного, многоконфессионального и мультикультурного разнообразия. Оказалось, что вопрос «чья память?» является далеко не риторическим, что проявляется, в частности, в проблемах с написанием учебников, одинаково воспринимающихся в Москве и в Казани, на Кавказе и в Сибири. Чья версия событий прошлого берет верх, насколько историческая память подвержена манипуляциям, как действуют механизмы самоцензуры, вытеснения, амнезии? Эти вопросы оказались созвучными тем, что задают исследователи имперского пространства и его многообразия: насколько монолитным или сложносоставным является субъект власти и доминирования в империи, как сочетаются в едином имперском пространстве различные социальные иерархии (сословные, классовые, конфессиональные, этнические и т. д.). Принципиальная несводимость общественной памяти к одному национальному мифу отражает общую принципиальную несводимость имперского пространства к тем, преимущественно национальным, категориям, которыми это пространство описывают исследователи.

Группа авторов, Империя и нация в зеркале исторической памяти: Сборник статей, 2011

Парамартха утверждает, что Васубандху еще в ранней юности принял монашество, сделавшись последователем школы сарвастивада (вайбхашика). Философские идеи вайбхашиков целиком базировались на материале третьего раздела буддийского канона, т. е. на трактатах канонической Абхидхармы. Эти трактаты – наравне с текстами первых двух разделов канона – рассматривались ими как Слово Будды. Сторонники школы вайбхашика в северо-западной Индии, к которым, согласно «Жизнеописанию», и принадлежал первоначально Васубандху, полностью разделяли данную трактовку. Лучшим истолкованием абхидхармистских сочинений, смысловым ядром буддийской философии они полагали Махавибхашу – сводный комментарий на трактаты третьего раздела канона, разработанный их кашмирскими единомышленниками. Махавибхаша выполняла роль программного документа школы сарвастивада, чем и объясняется наличие другого названия данной школы – вайбхашика.

В. И. Рудой, Космос и карма. Введение в буддийскую культуру, 2009

Завершающий раздел книги посвящен историческому воображению – теме, для нашей историографии все еще малоизведанной. Открывается раздел обширной статьей Е.А. Вишленковой, посвященной исторической живописи и «наглядным» представлениям о прошлом первой половины XIX века. Эта тема рассматривается в более широком контексте эволюции визуальной культуры Российской империи и канонов представления (изображения) национального начала в искусстве (в соотношении с классическими образцами).

Коллектив авторов, Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом, 2012

В 1995 году В.М. Лурье опубликован новый перевод трактата «Об устроении человека», снабженный комментарием и примечаниями. Автор подчеркнул исключительное значение трактата в наследии Григория Нисского, обусловленное еще и тем, что многие из ранее приписываемых ему антропологических сочинений оказались псевдоэпиграфами. Для перспективы этой работы очень важно указание Лурье на обращение Григория Нисского к Аристотелю в трактовке формы и сущности, в космологических построениях, а также внимание автора к научным интересам Григория. В частности, Лурье обращает внимание читателя на апелляции Василия Великого и Григория Нисского к трудам Гиппократа и Галена, говорит о том, что практика анатомирования была обычной для византийской медицины, что святители могут быть названы основоположниками медицины Средневековья. В нашем случае эти сведения корректируют угол зрения на совсем, казалось бы, отдаленный предмет – отношение к пластической анатомии в византийском искусстве. Существует клише: изображения человека необъяснимо и предвзято считаются «плоскостными», «условными», но при ближайшем рассмотрении таковыми не являются, отличаясь точным знанием пластической анатомии и механики человеческого тела. Упразднение этого стереотипа перерастает в вопрос о соотношении античного канона и канона, складывающегося в византийском искусстве, обнаруживается узел преемственности и отторжения двух великих традиций на рубеже поздней Античности и раннего Средневековья.

Р. В. Щипина, Григорий Нисский. Создание канона, 2013

Современное шаолиньское искусство, пришедшее из глубокой древности, включает в себя несколько десятков различных компонентов. Помимо широко известного боевого искусства (ушу), сюда входит много оздоровительных и реабилитационных упражнений, способы медитации, самоконцентрации, управления внутренней энергией ци, правила поведения, диетология, медицина и традиционная фармакопея. Традиционно в Шаолиньском монастыре преподавалось четыре дисциплины: духовная практика (фо), боевое искусство (у), традиционная медицина (и) и гражданские науки (вэнь), включающие, в том числе, и морально-этические уложения. Когда-то рождение шаолиньского искусства было связано с буддизмом, однако сегодня непосредственной связи с буддийской практикой и, тем более, верованиями уже не существует. Тем не менее, шаолиньское искусство сохранило в себе многие положительные моральные и этические черты древней традиции, например, непричинение вреда живому, соблюдение заветов честности, трудолюбие, помощь другим, нестяжательство, отсутствие гордыни, агрессивности и многое другое, столь необходимое и для современного общества. Таким образом, шаолиньская традиция далеко выходит за рамки собственно боевого искусства, как это ошибочно понимается. А поэтому сегодня мы говорим не просто о шаолиньском ушу, но о канонах шаолиньского ушу – шаолинь гунфу.

Евгений Чертовских, Боевые искусства Шаолиня, 2005

Следующий этап развития риторики – эпоха Возрождения – для которого характерно появление трудов на национальных европейских языках, в отличие от средневековой латыни. Доминантой развития риторики в этот период является ее «литературизация». Части риторического канона: изобретение, расположение, словесное выражение, запоминание, произнесение – стали рассматриваться как отдельные самостоятельные направления риторической науки. В трудах французского философа и логика Пьера де ла Раме активно разрабатывались такие разделы, как элокуция и акцио.

Е. А. Костромина, Риторика, -1

Поэтика – это не только система правил и норм, канонов и предписаний, но и ряд принципов более высокого уровня, благодаря которым происходит динамическое взаимодействие всех составляющих текста между собой, а также с его узким и широким культурным контекстом. Эти контексты, по словам А. В. Михайлова, являются для поэтики «смыслообразующим целым, пределом», в которых по-новому раскрываются художественные произведения. Поэтому для изучения культуры поэтика являет собой некую призму, через которую она может быть рассмотрена. Поэтика фокусирует в себе основные смыслы культуры, структурирует ее, «собирая» и «раскладывая» на составляющие элементы. Так она перестает соотноситься только с текстом или группой текстов и соотносится с историей культуры в целом. Поэтика, следовательно, формулирует не только художественные принципы, но и историко-культурные.

Людмила Софронова, Культура сквозь призму поэтики, -1

Взятую в таком ракурсе культуру не достаточно сводить к прецедентам искусства, но посмотреть на нее шире, с точки зрения взаимодействия высоких практик – религии, искусства, науки, философии, политики, этики, поскольку в реальном общественном и индивидуальном опыте они тесно переплетаются, будучи объединены интегральными целе-ценностными стратегиями жизни. Для традиционного общества они будут строиться с опорой на образец и канон, для модерного и постмодерного – преодолевать традицию с помощью инновативных элементов. Движущей силой всех изменений в истории мировой культуры выступает творчество, которое может быть и новаторским, и ориентированным на традицию. В этом контексте культурологическое знание вбирает в себя проблематику философии и онтологии творчества, рассматривая культуру одновременно как условие и результат прецедентов развития общества и личности.

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Эта стихийно сложившаяся книга является частью более пространного исследования, посвященного русским отражениям популярной сюжетной схемы о покаянии и спасении великого грешника. Среди многообразных проявлений процесса, превратившего библейскую по происхождению сюжетную схему в своеобразный «русский миф», обнаружилось немало случаев использования житийных материалов в русской литературе Нового времени. С одной стороны, жития «грешных святых», пришедших к вершинам святости из бездны нравственного падения, многократно привлекали к себе внимание светских авторов, стремившихся адаптировать их остросюжетные и назидательные истории для читателя-современника. С другой стороны, напряженные нравственные искания русской словесности классического периода нередко приводили к художественному воплощению ее этического идеала в парадоксальной и чисто русской форме «мирской святости». В созданных русскими писателями-классиками образах никогда не существовавших «святых из народа», как правило, творчески перерабатывались различные житийные элементы, они весьма сложно соотносились с агиографическим каноном.

М. Н. Климова, От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе, 2010

Культура Серебряного века – явление многомерное и противоречивое. Наряду с обусловленными предшествующей культурной традицией направлениями и течениями, в литературе и искусстве этой эпохи появляются и активно развиваются группы, объединения и творческие союзы, которые манифестируют радикальный отказ от традиционно сложившихся художественных и эстетических принципов. Авангардные направления и течения возникают в русской литературе как реакция на весь предшествующий опыт культуры. С начала XX века и включительно до 1930-х годов в России существовало большое количество объединений и групп, которые декларировали различные, часто противоположные и внутренне противоречивые программы: эгофутуристы, кубофутуристы, заумники, имажинисты, биокосмисты, экспрессионисты, ничевоки, конструктивисты, обэриуты и другие (см.: А. В. Крусанов [109–111]). Однако все они, безусловно, объединялись общей идеей экспериментаторского радикализма. Общим был, как уже отмечено, и пафос отрицания любых форм классической литературной традиции, её риторических правил, канонов и эстетических принципов.

Д. Л. Шукуров, Русский литературный авангард и психоанализ в контексте интеллектуальной культуры Серебряного века, 2014

Столь же значимо наследие другого представителя московской ветви Московско-тартуской школы Владимира Николаевича Топорова (1928–2006) – филолога, языковеда, культуролога, доктора филологических наук (1988). Он был избран действительным членом Российской Академии наук (1990), действительным членом РАЕН (1993), был главным научным сотрудником Института славяноведения и балканистики РАН, автор 1200 публикаций, из них 25 – монографии. 7 мая 1998 г. ему была вручена первая Литературная премия Александра Солженицына. Премию Топорову вручил сам А. И. Солженицын, в речи на торжественной церемонии высоко оценивший научные заслуги Владимира Николаевича. Труды Топорова поражают многогранностью и разнообразием, его научный горизонт отличается большой широтой: в области языкознания занимался общетеоретическими проблемами, а также античным, славянским, балтийским, древнеиндийским, древнеиранским языкознанием, изучением енисейских языков и их взаимоотношений; мифологией и мифопоэтикой; ритуалами и символами, их соотношением с мифологическими системами и религиями; буддологией (в 1960 он осуществил издание малого буддийского канона – Джаммапады, книга вышла в его переводе, с его введением и комментарием); литературоведением (Буслаев, Тредиаковский, Жуковский, Пушкин, Фонвизин, Батюшков, Карамзин, Тютчев, Достоевский, Тургенев, Ремизов, Блок, Ахматова – вот неполный перечень литературоведческих интересов). И все работы пронизывает семиотический аспект анализа. Один из основоположников многих семиотических концепций, которые получили широкое распространение в мире. Статья ученого «Геометрические символы» (1973) даст читателю представление о семиотических трудах ученого.

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Изучение художественного языкотворчества, эстетической области словопреобразования призвано заострить некоторые проблемы в учении о языке, в частности ответить на вопрос об эстетических и эвристических потенциях языка, о природе творящего сознания, об особенностях внутренней коммуникации. В связи с тем, что на протяжении многих десятилетий в отечественном языкознании господствовала идеологическая теория языка как отражения внешней действительности, и с тем, что эстетика языкового творчества сводилась к поверхностному идейно-литературному разбору произведений, «лояльных» по отношению к соцреалистическому канону, обращение к теме подобного плана в научной среде было затруднено. Адекватному раскрытию ее препятствовало также общенегативное отношение к авангардной модели творчества, сохраняющее свои позиции и по сей день; равно как и недостаточное накопление информации по соответствующей тематике. Ощущается необходимость изучения проблемы языкового эксперимента в новых ракурсах, с привлечением новых методов, как общенаучных, так и внутри-лингвистических.

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

Художественная культура Ренессанса – это личностное начало с опорой на науку. Необычайно сложное мастерство полифонистов XV – XVI веков, их виртуозная техника уживались вместе с ярким искусством бытовых танцев, изысканностью светских жанров. Все большее выражение в произведениях получает лирико-драматизм. Кроме того, в них ярче проявляется личность автора, творческая индивидуальность художника (это характерно не только для музыкального искусства), что позволяет говорить о гуманизации как о ведущем принципе ренессансного искусства. В то же время церковная музыка, представленная такими крупными жанрами, как месса и мотет, в известной мере продолжает «готическую» линию в искусстве Возрождения, направленную, прежде всего, на воссоздание уже существующего канона и через это на прославление Божественного.

Е. Г. Горбачева, Популярная история музыки, 2002

Были завершены и описаны важные исследования в области медицины. Именно в это время знаменитым ученым-медиком ал-Хусейном ибн Исхаком (704–767) была написана первая книга, посвященная болезням глаз. Другой исламский ученый Зарриндаст (XI в.) создал на персидском языке (фарси) известный трактат «Нур ал-‘уйун» («Свет очей»), посвященный систематизации и лечению глазных болезней. Достижением мировой медицины стал труд Ибн Сины (Авиценны) «Ал-Канун фи-т-тибб» («Канон врачебной науки»). В этой книге, признанной во всем мире энциклопедией медицинских знаний, систематизировано и развито все то, что было создано иранской, эллинской и индийской медициной. Он же первым в мире дал обоснование методам лечебной физкультуры. В течение многих веков книга использовалась в европейских высших медицинских учебных заведениях как учебное пособие и только в XVI в. переиздавалась 20 раз.

Мехди Санаи, Мусульманское право и политика. История и современность, 2016

Активная фаза постмодернизма приходится в словенской литературе на 1980-е гг., т. е. несколько позже, чем на Западе. Если там он оказался естественным порождением постиндустриального общества, был тесно привязан к постструктуралистской теории и использовал весь арсенал западной масскультуры, то здесь его возникновение было вызвано самой абсурдностью социалистической системы и идейным коллапсом тоталитарного общества. Стремясь освободиться от всех нелитературных задач, искусство слова стало искать опору во многих ключевых позициях постмодернистской философии: в устремленности к синкретизму мышления, представлениях об исчерпанности старых взглядов на историю, в обесценивании вечных ценностей, в том числе кажущихся незыблемыми канонов красоты, принципиальном плюрализме художественных языков, «постмодернистской чувствительности». Благодаря влиянию на литературу эстетики постмодернизма оказался преодолен стойкий и последовательный консерватизм национального художественного сознания, при всем тяготении словенцев к западноевропейскому опыту – будь то декаданс, авангард или экзистенциализм, значительно снизивший в нем потенциал иронического и пародийного. Постмодернизм дал возможность «карнавализации (веселой относительности) восприятия национальной художественной классики»[9], точнее, тех клише, которыми неизбежно «обрастает» любая литература в процессе своего функционирования. Впервые иерархия архетипических художественных ценностей была подвергнута «оперативному вмешательству» и многие табу были сняты.

Коллектив авторов, Словенская литература ХХ века, 2014

Кризис «большой теории» проявил себя в плюрализме концепций, этическом релятивизме подходов, критической ревизии, казалось бы, давно устоявшихся представлений о тех или иных ключевых событиях истории страны и мира. Это обстоятельство создало определенные проблемы для отечественной исторической науки, но открыло музеям новые перспективы развития, «легитимировало» их право предъявлять обществу собственное видение событий прошлого, авторскую картину истории. Такая картина может оказаться далекой от академических канонов, но широко востребованной социумами, в экосистеме которых обитает тот или иной музей.

Сборник статей, Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки, 2015

Менталитет является наиболее устойчивой и стабильной частью духовной культуры этноса, но в то же время сохраняет в себе в традиционном виде общечеловеческие этические и нравственные нормы и требования, чаще всего закрепленные в религиозных канонах. Вместе с тем менталитет меняется под воздействием изменений в общественной жизни. Эти процессы происходят очень медленно и постепенно.

Г. В. Нездемковская, Становление этнопедагогики России, 2011

В основе любого художественного произведения, в его центре находится человек. Не случайно критический обзор и литературоведческий анализ начинаются с выяснения авторской позиции писателя; пристальное внимание обращается на образ повествователя, лирического героя, alter ego автора – то есть в первую очередь на человеческую фигуру. Художественные персонажи рассматриваются как разнообразные людские типы, порожденные историческим временем и литературным направлением, поэтической школой: известны человек эпохи Возрождения, «лишний человек», «маленький человек», обыкновенный человек, «настоящий человек», крестьянский тип, образ земского врача, «человек в футляре» и т. п. В рамках структуры текста и жанрового канона вычленяются протагонист и антагонист, авторский идеал и положительный персонаж, заглавный герой и второстепенный персонаж, действующее лицо, сатирический тип и т. п. Если главным героем произведения выступает животное или растение, природная стихия, то все равно этот персонаж наделяется человеческими чертами или, по крайней мере, рассматривается глазами человека, оценивается им. В современном литературоведении существует термин духовный реализм.

Е. А. Самоделова, Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций, -1

Проблема литературной рефлексии в теоретическом и историческом аспектах была поставлена в работах В. И. Тюпы и Д. П. Бака «Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики» и Д. П. Бака «История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении».[7] В первом исследовании выделены исторические формы литературной рефлексии: традициональная («риторическая рефлексия» в литературе до XIX века) и антитрадициональная («творческая рефлексия» в литературе XIX–XX веков, соответственно классическая и неклассическая).[8] Д. П. Бак отметил, что «идея самосознания литературного творчества – ключевая для формирования исторической поэтики»; «усиление рефлективности литературного развития происходит на фоне «угасания традиционности».[9] Если в начальный период своего функционирования творческая рефлексия была направлена «на смену риторических канонов, – знаменовала поворот произведения искусства к построению саморазвивающейся реальности», то позднее она стала означать «свободу складывания антитрадиционального произведения», «которая оказалась замкнутой на самой себе»: в терминах М. М. Бахтина можно было бы сказать, что непомерно разросшееся «событие рассказывания» перечеркнуло, поглотило «рассказываемое событие».[10] Д. П. Бак выделил две типологические формы бытования литературной рефлексии. Первая идет от повествователя, «сверху»; вторая – от персонажа, «снизу» (вставной текст): «Авторскую «рефлексию сверху» можно было бы определить как рефлексию текста; «рефлексию снизу» – как самосознание действительности».[11]

М. А. Хатямова, Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века, 2008

Формирование специфических черт русского национального самосознания. Развитие городов. Реформы патриарха Никона. Становление русского национального характера. Процесс обмирщения, освобождения искусства от подчинения его церковным канонам. Строительство церквей. Шатровые храмы. Крупнейшие живописцы.

А. Н. Чистяков, Методические материалы для ВПО. Пособие по специальностям: сравнительная культурология, история мировой культуры, культурология, 2013

Ю. Н. Рерих сверил все упоминаемые в Летописи названия книг с буддийским Каноном и поместил их санскритские оригиналы и тибетские эквиваленты в самом тексте. В настоящем издании в большинстве случаев названия тибетских сочинений оставлены в тексте, а их санскритский эквивалент приведен в сносках. В корпусе текста в круглых скобках сохранены краткие пояснения Ю. Н. Рериха, все пространные пояснения перенесены из текста в сноски.

Гой-лоцава Шоннупэл, Синяя летопись. История буддизма, 1478