История литературы

История литературы — историческое развитие литературных трудов в прозе или поэзии, которое было призвано обеспечить развлечение, просвещение или инструкцию читателю/слушателю/наблюдателю, а также развитие литературных методов, используемых в этих трудах.

История литературы началась в бронзовом веке с изобретения письменности в Месопотамии и Древнем Египте (рубеж четвертого и третьего тысячелетий до н. э.). Однако первые известные литературные произведения датируются XXVII—XXVI вв до н. э.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

1990-е годы выдвинули в качестве доминирующего «апологетическое» направление осмысления толстовского творчества. Одним из наиболее ярких представителей этого направления является Л. Д. Опульская. Основная идея ее публикаций последних лет может быть кратко сформулирована словами самой исследовательницы из вступительной статьи к книге «Л. Н. Толстой и П. В. Веригин: Переписка»: «…Толстой – не ортодоксальный, но подлинный христианин и подлинный народный писатель»[26]. А позднее творчество писателя, согласно убеждению Опульской, – наиболее удачное и гармоничное в истории литературы XIX в. сочетание учительства и художества. Таким образом, вновь актуализируется характерное для дореволюционных поклонников Толстого гуманистическое понимание слов «христианский» и «христианство».

А. Б. Тарасов, Что есть истина? Праведники Льва Толстого, 2001

В заключение этого обзора книги О.М. Фрейденберг, книги весьма содержательной и содержащей большое богатство еще не реализованных исследовательских возможностей, отметим еще одно важное направление. Речь идет о том, что с кодификацией литературы как отдельной профессиональной системой культуры и параллельным ей расширением и развитием культурных и социальных горизонтов античного общества дихотомия трагедии и комедии приобретает характер в чем-то аксиологический, а затем и вовсе онтологический (чего не было в начале этого развития), что, в свою очередь, накладывает отпечаток как на литературную структуру обоих модусов литературы, так и на их «порождающие» потенции в истории литературы, когда трагедия начинает восприниматься как изначально высший, а комедия – низший модус.

Димитрий Сегал, Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке, 2011

Нация/ национальность/ народ. В 1880-1900-е гг. в российской науке и публицистике появляется новое осмысление терминов «народность» и «национальность» – в связи с использованием их для обозначения категорий этнокультурных общностей – народа, нации или этноса, однако такое понимание нельзя считать устойчивым и единственным. Именно эта интерпретация XIX в. воспринималась в историографии второй половины прошлого века как очевидная. Истоки такого понимания, как мы полагаем, – в традиции привычного научного словоупотребления советской эпохи, предложившей «триаду» исторических типов этноса[367]. Это привело к часто возникающему в подобных случаях ретроспективному представлению о словоупотреблении XIX в. Если народность понималась как выражение этнокультурного своеобразия, то лишь потому, что ее содержание было хорошо исследовано в сочинениях по эстетике и истории литературы. В иных контекстах «народность» XIX в. неизбежно трактовалась как «национальность»[368], но в значении «нация», «народ». Значение качественной характеристики народа и нации, присущее ей ранее, полностью исключалось.

Мария Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

«Со всей определенностью необходимо заявить: нужна новая концепция русской литературы, которая учитывала бы ее подлинные национальные и духовные истоки и традиции», – пишет В. Н. Захаров (курсив его. – А. У.)[3]. С ним солидаризируется И. А. Есаулов: «Требуется новая концепция русской литературы, причем крайне наивно представлять дело таким образом, что достаточно лишь описать и систематизировать ранее неизвестные литературные и культурные факты – и на основе этой систематизации сама собой родится, наконец, «подлинно научная» история литературы, скорректированная и «полная» по отношению к истории уже существующей. Однако, к сожалению, именно такое «позитивистское» мышление преобладает в настоящее время в среде отечественных литературоведов»[4].

Александр Николаевич Ужанков, О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века: Стадии и формации, 2009

Эдгар Винд называет ее «интеллектуальной лабораторией», связывающей гуманитарные дисциплины, которые обычно рассматриваются по отдельности: история искусства и история литературы, история науки и история религии. Здесь могли найти материал для себя как те, кто занимался античностью, так и те, кто изучал современное искусство – поскольку Варбурга интересовал в первую очередь момент перехода, преемственности традиции и процессы трансформации в своих критических точках.[49]

Марина Торопыгина, Иконология. Начало. Проблема символа у Аби Варбурга и в иконологии его круга, 2015

Третий раздел «Способы восприятия. Нарративные стратегии» состоит из разноплановых работ в области преимущественно истории литературы. Гендерная проблематика затрагивается X. Бао и И. Буровой в их анализе средневековой английской литературы, функционировавшей в средневековом мужском мире. С. Башли исследует «миф прогресса» в зарождающейся турецкой национальной литературе и акцентирует внимание читателей на изменчивости в процессе формирования идентичности, когда противоречивые элементы с течением времени группируются по разному по отношению друг к другу, тем самым претерпевая трансформации.

Сборник статей, Нации и этничность в гуманитарных науках. Этнические, протонациональные и национальные нарративы. Формирование и репрезентация, 2017

К сожалению, после революции В. М. Жирмунский не продолжил работу в этом направлении. Вообще, в советский период интересующая нас методологическая традиция не могла развиваться полноценно. С одной стороны официальное марксистское литературоведение видело ключ к истории идей не в «истории чувства», а в социально-политических отношениях. С другой – такое направление, как формализм 1920-х годов, рассматривал историю литературы в качестве «литературной эволюции», определяемой исключительно внутрилитературными факторами. Всякое смыкание литературной сферы с психологической воспринималось как попытка «псевдогенетических объяснений» «литературного факта».

Долгушин Д. В., В. А. Жуковский и И. В. Киреевский: Из истории религиозных исканий русского романтизма, 2009

Здесь мы вкратце укажем на отличительные черты культурной истории с учетом всего того, что было уже сказано, а также с учетом ее эпистемологических и методологических отличий от истории культуры. Культурная история считает культуру независимой переменной. Поэтому она (культурная история) считается больше культурным подходом, нежели историческим. Как культурный феномен культурную историю начинают воспринимать в 1960-е гг., в то время как история культуры, так же как и другие виды истории, например, история литературы, история науки, история искусства, история мысли, история политики и история экономики, существует давно.

Фазели Ниматулла, Современная иранская культура, -1

На первый взгляд может показаться, что предмет изучения науки о культуре, филологии и истории совпадает. История культуры исследует тот же материал, что история и филология: исторические события, различные проявления исторического самосознания, литературные памятники. «Словесные тексты суть предмет изучения и источник знания в любой гуманитарной науке, а в большинстве из них – это источник основной либо единственный» [Шапир, 2002, 56]. Все эти науки подходят к тексту со своих позиций, в том числе, и история культуры. Она не вводит историографический материал в свой круг, не поверяет его историческими данными, не создает концепций истории и истории литературы – это круг задач истории и филологии.

Софронова Людмила, Культура сквозь призму поэтики, -1

В известном смысле можно сказать, что идеи футуризма носятся в воздухе, и что вся наша эпоха под знаком футуризма. Это огромное движение возрождения культурных ценностей, создания нового идеализма и нового приятия мира, идущего на смену разложившемуся позитивизму и теории прогресса, которые уже не соответствуют новым социально-психологическим возможностям нашей современности и великолепному расцвету технико-экономической энергии. Если идея декаданса, упадочности, пессимизма тяготела над целой эпохой, то можно сказать, что для нашей современности так же типичен футуризм. Декадентство, теперь пережитое нами и идейно и эстетически, сыграв свою культурно-социальную роль, перешло туда, где хранятся застывшие и безжизненные мумии, в учебники словесности или истории литературы. В «Синей Птице» Метерлинка, Тильтиль и Митиль открывают в царстве ночи дверцу, где хранятся осыпавшиеся звезды. Таким хранилищем мертвых застывших понятий являются учебники словесности. Футуризм, как реальная психосоциальная сила есть знамение целой эпохи, он – новое мироощущение, которое проявляется не только в искусстве, но и в философии, и в науке. Как будто какая-то пелена спала с наших глаз, и мы впервые увидели новую красоту нашей эпохи.

Тастевен Г. Э., Футуризм. На пути к новому символизму, 1914

Им принадлежат первые попытки введения в литературу точной хронологии. Самое видное место в этом отношении занимает Гелланик, воспользовавшийся списком жриц Геры Аргосской (?ρεοιδες) для хронологического распределения эллинской истории и мифологии. Конечно, начало списка было мифологическое: во главе его стояло имя Ио; но он нисходил до времени самого историка. Тот же историк впервые обработал для целей историко-литературных другой подобный список, καρνεονικαι, победителей на Карнейских состязаниях с ол. 26; по всей вероятности, с именами победителей внесены были в летопись выдающиеся факты из истории литературы. Подобного характера были, как можно предполагать, «Летописи лакедемонян» и «Летописи лампсакийцев» Харона.

Геродот, История Древней Греции, -1

Перефразируя название известной когда-то телевизионной передачи, можно сказать, что каждый литературовед – «сам себе текстолог». Приступая к решению какой-либо научной задачи, он в том или ином объеме должен поначалу выполнить работу текстолога, если у него нет возможности воспользоваться результатами деятельности другого текстолога по изучению истории текста. И выполняет ее, не обязательно надеясь установленный и выверенный текст опубликовать. Так, например, задавшись целью осмыслить пьесу М. Горького «Васса Железнова», какой текст следует выбрать для анализа? Такие вопросы стоят и перед литературоведами, имеющими дело с «Записками охотника» И. Тургенева, текстами произведений И. Гончарова или Н. Лескова, не подвергавшимися проверке. Сколько ложных утверждений о Пушкине порождено «Записками А.О. Смирновой», опубликованными Л.Я. Гуревич и принятыми за подлинные[3]? Это стало понятно после выхода в свет выверенного текста, подготовленного С.В. Житомирской[4]. А ведь они вошли в статьи авторитетных специалистов по творчеству Пушкина, стали, так сказать, достоянием пушкиноведения. Одной из первых «жертв» ложных «Записок» был сам Д. Мережковский как автор важнейшей для его наследия статьи «Пушкин». Как быть с осмыслением наследия академика А.И. Белецкого и установлением места его трудов в истории литературы, если обнаружилась «Докладная записка о Воскресении Христовом», ему приписываемая? Когда деятельность литературоведа оторвана от работы текстолога,

Андрущенко Е. А., Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского, 2012

пушкинской эпохи» (2001) и «Быт и нравы пушкинского времени» (2005), особенно в главе «Язык цветов». На стыке культурологии, искусствоведения и истории литературы находится концепция очерка М. Н. Соколова «Цветы в культуре Европы» (2002).

Горбовская С. Г., Флорообраз во французской литературе XIX века, 2017

И. П. Смирнов формулирует рабочую гипотезу об обратном соответствии филогенеза онтогенезу. Историческая последовательность эпох и психотипов (филогенез культуры) находится в обратном отношении к онтогенезу отдельной личности. Развитие культуры проходит те же фазы развития, что и человек, только в обратном порядке. Так, согласно теории психосексуального развития З. Фрейда, 1) первичный нарциссизм соединяется впоследствии с шизоидностью, затем наступает 2) садомазохистский период, который характеризуется первоначальным самоотрицанием и впоследствии нигилистическим отвержением всего мира. Наконец, последовательно сменяют друг друга 3) истерико-обсессивная, 4) эдипальная и 5) кастрационная фазы. В истории литературы этим фазам психического развития человека соответствуют следующие друг за другом, с конца к началу, художественные направления: 1) постмодернизм, 2) авангард, 3) символизм, 4) реализм и 5) романтизм. Таким образом, литературный процесс предстаёт как отражение истории психизма:

Шукуров Д. Л., Русский литературный авангард и психоанализ в контексте интеллектуальной культуры Серебряного века, 2014

В 1991 г. Словения обрела независимость, получила международное признание со стороны демократических государств, а через несколько лет оказалась в составе Североатлантического альянса, Евросоюза, первой из новых стран – членов ЕС вступила в зону евро. В сложившихся обстоятельствах национальная литература начала искать адекватные способы взаимодействия с действительностью и сразу же столкнулась с проблемой «выживания» в условиях рынка, высокой конкуренцией, лавиной массовой переводной продукции. Прошедшие десятилетия показали, что испытание экономической свободой серьезная литература в целом выдержала, сохранив самобытное «лицо» и высокий художественный уровень. Тезис Ф. Фукуямы о «конце истории» к ней явно не относится. Для словенской литературы история продолжается.

Коллектив авторов, Словенская литература ХХ века, 2014