Неточные совпадения
Хозяин игрушечной лавки начал в этот раз с того, что открыл счетную книгу и
показал ей, сколько за ними долга. Она содрогнулась, увидев внушительное трехзначное число. «Вот сколько вы забрали с декабря, — сказал торговец, — а вот посмотри, на сколько продано». И он уперся пальцем в другую цифру, уже из двух знаков.
— Куда вы? Подождите, здесь ужинают, и очень вкусно. Холодный ужин и весьма неплохое вино.
Хозяева этой старой посуды, —
показал он широким жестом на пестрое украшение стен, — люди добрые и широких взглядов. Им безразлично, кто у них ест и что говорит, они достаточно богаты для того, чтоб участвовать в истории; войну они понимают как основной смысл истории, как фабрикацию героев и вообще как нечто очень украшающее жизнь.
— А — мне что? — вскинулся Варавка. — Вкус
хозяина, он мне картинку в немецком журнале
показал, спросил: можете эдак? А — пожалуйста! Я — как вам угодно могу, я для вас могу построить собачью конуру, свинарник, конюшню…
— Вот внука привезла
показать — настоящего
хозяина: как играет, рисует!
—
Хозяин давеча, — зашептал он, — приносит вдруг фотографии, гадкие женские фотографии, все голых женщин в разных восточных видах, и начинает вдруг
показывать мне в стекло… Я, видишь ли, хвалил скрепя сердце, но так ведь точно они гадких женщин приводили к тому несчастному, с тем чтоб потом тем удобнее опоить его…
Наконец
хозяин показал последний замечательный предмет — превосходную арабскую лошадь, совершенно белую, с серебристым отливом. Заметно, что он холит ее: она так же почти толста и гладка, как он сам.
Но почему же я не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство, что старик Федор Павлович, запершись дома, в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать, вынуть пакет и его распечатать: „Что, дескать, пакет, еще, пожалуй, и не поверит, а как тридцать-то радужных в одной пачке ей
покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт, вынимает деньги, а конверт бросает на пол властной рукой
хозяина и уж, конечно, не боясь никакой улики.
Тюфяев знал своих гостей насквозь, презирал их,
показывал им иногда когти и вообще обращался с ними в том роде, как
хозяин обращается с своими собаками: то с излишней фамильярностью, то с грубостию, выходящей из всех пределов, — и все-таки он звал их на свои обеды, и они с трепетом и радостью являлись к нему, унижаясь, сплетничая, подслуживаясь, угождая, улыбаясь, кланяясь.
Его тащил на цепи дед-вожатый с бородой из льна, и медведь, гремя цепью,
показывал, как ребята горох в поле воруют, как
хозяин пляшет и как барин водку пьет и пьяный буянит.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла в комнату, он лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было в полной сохранности, замки все целы, а кухарка
показывала только одно, что
хозяин ел за час до смерти уху.
Затем осмотрена была детская, устроенная мисс Дудль по всем правилам строгой английской школы. Самая простая кровать, мебель, вся обстановка, а роскошь заключалась в какой-то вызывающей чистоте. Детскую
показывала сама мисс Дудль, и Тарасу Семенычу показалось, что англичанка сердится на него. Когда он сообщил это
хозяину, тот весело расхохотался.
Приказчик мужнин
хозяину на счете
показывает…
— Мамынька, это ты пустила постояльца! — накидывался Петр Васильич на мать. — А кто
хозяин в дому?.. Я ему
покажу… Он у меня споет голландским петухом. Я ему нос утру…
Нетрудно было догадаться, что
хозяин очень любил
показывать и хвастаться своим домом, садом и всеми заведениями; он прямо говорил, что у него в Никольском все отличное, а у других дрянь.
Во всем этом разговоре Вихрова по преимуществу удивила смелость Виссариона, с которою тот говорил о постройке почтового дома. Груня еще прежде того рассказывала ему: «Хозяин-то наш, вон, почтовый дом строил, да двадцать тысяч себе и взял, а дом-то теперь весь провалился». Даже сам Виссарион, ехавши раз с Вихровым мимо этого дома,
показал ему на него и произнес: «Вот я около этого камелька порядком руки погрел!» — а теперь он заверял губернатора, что чист, как солнце.
— Это ваши молодцы? — обратилась Александра Григорьевна несколько расслабленным голосом к
хозяину и
показывая на двух его сыновей.
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не
покажет, чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал на поруки
хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти в уездный город, в острог.
— А ведь хозяин-то не больно бы, кажись, рачительный, — подхватила Анна Гавриловна,
показав головой на барина (она каждый обед обыкновенно стояла у Еспера Иваныча за стулом и не столько для услужения, сколько для разговоров), — нынче все лето два раза в поле был!
— Не прикажете ли еще? — предложил ему
хозяин,
показывая на водку, но Вихров отказался и просил позвать ему нового недоимщика, но только потолковей немножко.
Вообще батарейный командир казался нынче вовсе не таким суровым, как вчера; напротив, он имел вид доброго, гостеприимного
хозяина и старшего товарища. Но несмотря на то все офицеры, от старого капитана до спорщика Дяденки, по одному тому, как они говорили, учтиво глядя в глаза командиру, и как робко подходили друг за другом пить водку, придерживаясь стенки,
показывали к нему большое уважение.
Она им уплатила и постаралась
показать деньги; это смягчило на время; но
хозяин потребовал «вид» Степана Трофимовича.
По рассказам
хозяина, капитан еще накануне утром заходил к нему нетрезвый, похвалялся и
показывал много денег, рублей до двухсот.
— Фу, ты, боже мой!.. — произнес доктор и принялся на жене встряхивать капот. — Порасшугайте их, проклятых! — прибавил он
хозяевам,
показывая на стену.
После обеда Муза и Лябьев, по просьбе
хозяина, стали играть в четыре руки, и хотя Лябьев играл секондо, а Муза примо, но gnadige Frau хорошо поняла, как он много был образованнее и ученее в музыкальном смысле своей соигрицы. Gnadige Frau втайне чрезвычайно желала бы сыграть с Лябьевым что-нибудь, чтобы
показать ему, как и она тоже была образована в этом отношении, но, отстав столь давно от музыки, она не решалась высказать этого желания.
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового окна, я читал, пока не озяб, а вечером, когда
хозяева ушли ко всенощной, снес книгу в кухню и утонул в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня в иную жизнь, к новым именам и отношениям,
показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.
— Это уж завсегда коты изволят на старую квартиру сбегать, — сказал Володин, — потому как кошки к месту привыкают, а не к
хозяину. Кошку надо закружить, как переносить на новую квартиру, и дороги ей не
показывать, а то непременно убежит.
Но открыв незапертую калитку, он остановился испуганный, и сердце его упало: по двору встречу ему шёл Максим в новой синей рубахе, причёсанный и чистенький, точно собравшийся к венцу. Он взглянул в лицо
хозяина, приостановился, приподнял плечи и волком прошёл в дом,
показав Кожемякину широкую спину и крепкую шею, стянутую воротом рубахи.
На базаре живую русалку
показывали, поймана в реке Тигре, сверху женщина, а хвост — рыбий, сидит в ящике с водой, вроде корыта, и когда
хозяин спрашивает, как её звать и откуда она родом, она отвечает скучно...
Николай Артемьевич потребовал от нее, чтоб она не пускала своей дочери к себе на глаза; он как будто обрадовался случаю
показать себя в полном значении
хозяина дома, во всей силе главы семейства: он беспрерывно шумел и гремел на людей, то и дело приговаривая: «Я вам докажу, кто я таков, я вам дам знать — погодите!» Пока он сидел дома, Анна Васильевна не видела Елены и довольствовалась присутствием Зои, которая очень усердно ей услуживала, а сама думала про себя: «Diesen Insaroff vorziehen — und wem?» [Предпочесть этого Инсарова — и кому? (нем.)]
Встречает гостей, которые попроще, и занимает их, представляя лицо
хозяина; ездит в гостиный двор за игрушками для губошлеповских детей;
показывает Губошлепову, как надевают на шею орден св.
Хозяин любил похвастаться внутренним устройством своей мельницы и принялся подробно
показывать всё невестке; он любовался ее совершенным неведением, ее любопытством, а иногда и страхом, когда он вдруг пускал сильную воду на все четыре постава, когда снасти начинали пошевеливаться, покачиваться и постукивать, а жернова быстро вертеться, петь и гудеть, когда в хлебной пыли начинал трястись и вздрагивать пол под ногами и весь мельничный амбар.
Сцена эта заставила меня устыдиться; девушка
показала себя настоящей хозяйкой, тогда как — надо признаться — я вознамерился сыграть роль
хозяина.
— Чего пришел? Каку надо болячку? Скобленое твое рыло! Вот дай срок,
хозяин придет, он тебе
покажет место. Не нужно мне твоих денег поганых. Легко ли, не видали! Табачищем дом загадит, да деньгами платить хочет. Эку болячку не видали! Расстрели тебе в животы сердце!.. — пронзительно кричала она, перебивая Оленина.
Человек лет тридцати, прилично и просто одетый, вошел, учтиво кланяясь
хозяину. Он был строен, худощав, и в лице его как-то странно соединялись добродушный взгляд с насмешливыми губами, выражение порядочного человека с выражением баловня, следы долгих и скорбных дум с следами страстей, которые, кажется, не обуздывались. Председатель, не теряя чувства своей доблести, приподнялся с кресел и
показывал, стоя на одном месте, вид, будто он идет навстречу.
Медузин
показывал сам пример гостям: он пил беспрестанно и все, что ни подавала Пелагея, — пунш и пиво, водку и сантуринское, даже успел хватить стакан меду, которого было только две бутылки; ободренные таким примером гости не отставали от
хозяина; один Круциферский, приглашенный
хозяином для почета, потому что он принадлежал к высшему ученому сословию в городе, — один Круциферский не брал участия в общем шуме и гаме: он сидел в углу и курил трубку.
— Погоди, Гришка, дай наперед задобрим
хозяина. Я нарочно прикидываюсь смирнячком, — говорил Захар в оправдание того противоречия, которое усматривал приемыш между словами и поступками товарища, — сначатия задобрим, а там
покажем себя! Станет ходить по-нашенски, перевернем по-своему!
Он не переставал хвастать перед женою; говорил, что плевать теперь хочет на старика, в грош его не ставит и не боится настолько — при этом он
показывал кончик прута или соломки и отплевывал обыкновенно точь-в-точь, как делал Захар; говорил, что сам стал себе
хозяин, сам обзавелся семьею, сам над собой властен, никого не уважит, и
покажи ему только вид какой, только его и знали: возьмет жену, ребенка, станет жить своей волей; о местах заботиться нечего: местов не оберешься — и не здешним чета!
Озадаченный несколько неожиданной выходкой, работник заикнулся было о деньгах; но
хозяин показал ему бирку, на которой обозначены были все дни, прожитые батраком, и все деньги, грош в грош, заработанные им.
И без них невесело, — заключил рыбак, оглядывая двор, навесы и кой-какие рыбацкие принадлежности с таким хлопотливым видом, который ясно
показывал, что скорбь отца начинала мало-помалу вытесняться заботами делового, толкового
хозяина.
Дениска ходил около них и, стараясь
показать, что он совершенно равнодушен к огурцам, пирогам и яйцам, которые ели
хозяева, весь погрузился в избиение слепней и мух, ослеплявших лошадиные животы и спины.
Прежде всего, меня поразило то, что подле хозяйки дома сидела"Дама из Амстердама", необычайных размеров особа, которая днем дает представления в Пассаже, а по вечерам
показывает себя в частных домах: возьмет чашку с чаем, поставит себе на грудь и, не проливши ни капли, выпьет. Грызунов отрекомендовал меня ей и шепнул мне на ухо, что она приглашена для"оживления общества". Затем, не успел я пожать руки гостеприимным
хозяевам, как вдруг… слышу голос Ноздрева!!
Он
хозяин тут над всеми, и если примется работать сам — никто не поверит, что он работает просто из охоты, а не для того, чтоб подогнать их,
показать им пример.
Сегодня
хозяин был особенно противен Евсею, весь день он наблюдал за ним с тоскливой злостью, и теперь, когда старик отошёл с рыжим в угол лавки,
показывая там книги, мальчик вдруг шёпотом сказал сутулому покупателю...
Мимо Евсея, неслышно двигая ногами, скользила гладкая, острая фигурка
хозяина, он смешно поводил носом, как бы что-то вынюхивая, быстро кивал головой и, взмахивая маленькой ручкой, дёргал себя за бороду. В этом образе было что-то жалкое, смешное. Досада Евсея усиливалась, он хорошо знал, что
хозяин не таков, каким его
показывает маленький стекольщик.
— Ваш, ваш, Андрей Петрович! — отвечал гость или же, порываясь к
хозяину,
показывал ему его «благословение» — серебряную ложечку.
— Вот здесь, гер капитан! — отвечал
хозяин,
показывая на дверь.
Возвращаясь домой в следующий вечер, табун наткнулся на
хозяина с гостем. Жулдыба, подходя к дому, покосилась на две мужские фигуры: один был молодой
хозяин в соломенной шляпе, другой высокий, толстый, обрюзгший военный. Старуха покосилась на людей и, прижав, прошла подле него; остальные — молодежь — переполошились, замялись, особенно когда
хозяин с гостем нарочно вошли в середину лошадей, что-то
показывая друг другу и разговаривая.
— Вот лучше этой кобылы — я смело могу сказать, нет лошади в России, — сказал
хозяин, указывая на одну из кобыл. Гость похвалил.
Хозяин взволнованно заходил, забегал,
показывал и рассказывал историю и породу каждой лошади. Гостю, очевидно, было скучно слушать
хозяина, и он придумывал вопросы, чтобы было похоже, что и он интересуется этим.
Оба опять долго молчали.
Хозяин в голове перебирал, чем бы похвастаться перед гостем. Серпуховской придумывал, чем бы
показать, что он не считает себя прогоревшим. Но у обоих мысли ходили туго, несмотря на то, что они старались подбодрять себя сигарами. «Что ж когда выпить?» думал Серпуховской. «Непременно надо выпить, а то с ним с тоски умрешь», думал
хозяин.
Обед продолжался недолго; оба они торопились, —
хозяин потому, что был не в обыкновенной тарелке своей, да к тому же и совестился, что обед был дурной, — совестился же отчасти оттого, что хотелось гостя хорошо покормить, а частию оттого, что хотелось
показать, что он не как нищий живет.