Неточные совпадения
Долго, бывало, смотрит он, пока не стукнет что-нибудь около: он очнется — перед ним старая
стена монастырская, старый образ: он в келье или в тереме. Он выйдет задумчиво из копоти древнего мрака, пока не обвеет его свежий, теплый воздух.
Между окнами стоял небольшой письменный стол, у внутренней
стены простенькая железная кровать под белым чехлом, ночной столик, этажерка с книгами в углу, на окнах цветы, — вообще вся обстановка смахивала на
монастырскую келью и понравилась Привалову своей простотой.
Теперь старые башни осыпались,
стены кое-где заменились простым частоколом, защищавшим лишь
монастырские огороды от нашествия предприимчивой мужицкой скотины, а в глубине широких рвов росло просо.
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная
стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине
монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К
стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Хотя в 1612 году великолепная церковь святого Сергия, высочайшая в России колокольня, две башни прекрасной готической архитектуры и много других зданий не существовали еще в Троицкой лавре, но высокие
стены, восемь огромных башен, соборы: Троицкий, с позлащенною кровлею, и Успенский, с пятью главами, четыре другие церкви, обширные
монастырские строения, многолюдный посад, большие сады, тенистые рощи, светлые пруды, гористое живописное местоположение — все пленяло взоры путешественника, все поселяло в душе его непреодолимое желание посвятить несколько часов уединенной молитве и поклониться смиренному гробу основателя этой святой и знаменитой обители.
Расставленные по
стенам и башням пушки, множество людей ратных, вооруженные слуги
монастырские, а более всего поврежденные ядрами
стены и обширные пепелища, покрытые развалинами домов, находившихся вне ограды, напоминали каждому, что этот монастырь в недавнем времени выдержал осаду, которая останется навсегда в летописях нашего отечества непостижимой загадкою, или, лучше сказать, явным доказательством могущества и милосердия божия.
Никто не хотел окончить жизнь на своей постеле; едва дышащие от ран и болезней, не могущие уже сражаться воины, иноки и слуги
монастырские приползали умирать на
стенах святой обители от вражеских пуль и ядер, которые сыпались градом на беззащитные их головы.
Тридцать тысяч войска польского, под предводительством известных своею воинской доблестью и зверским мужеством панов Сапеги и Лисовского, не успели взять приступом монастыря, защищаемого горстью людей, из которых большая часть в первый раз взялась за оружие; в течение шести недель более шестидесяти осадных орудий, гремя день и ночь, не могли разрушить простых кирпичных
стен монастырских.
Вспомнила! ноженьки стали,
Силюсь идти, а нейду!
Думала я, что едва ли
Прокла в живых я найду…
Нет! не допустит Царица Небесная!
Даст исцеленье икона чудесная!
Я осенилась крестом
И побежала бегом…
Сила-то в нем богатырская,
Милостив Бог, не умрет…
Вот и
стена монастырская!
Тень уж моя головой достает
До
монастырских ворот.
Я поклонилася земным поклоном,
Стала на ноженьки, глядь —
Ворон сидит на кресте золоченом,
Дрогнуло сердце опять!
За такие поносные слова пристав ударил Арефу, а потом втолкнул в казарму, где было и темно и душно, как в тюрьме. Около
стен шли сплошные деревянные нары, и на них сплошь лежали тела. Арефа только здесь облегченно вздохнул, потому что вольные рабочие были набраны Гарусовым по деревням, и тут много было крестьян из бывших
монастырских вотчин. Все-таки свои, православные, а не двоеданы. Одним словом, свой, крещеный народ. Только не было ни одной души из своей Служней слободы.
За околицей Арефа остановился и долго смотрел на белые
стены Прокопьевского монастыря, на его высокую каменную колокольню и ряды низких
монастырских построек. Его опять охватило такое горе, что лучше бы, кажется, утопиться в Яровой, чем ехать к двоеданам. Служняя слобода вся спала, и только в Дивьей обители слабо мигал одинокий огонек, день и ночь горевший в келье безыменной затворницы.
Не в первый раз за
монастырскими толстыми
стенами укрывались от напастей, но тогда наступала, зорила и жгла «орда», а теперь бунтовали свои же казаки, и к ним везде приставали не только простые крестьяне, а и царские воинские люди, высылаемые для усмирения.
Со
стены ответила
монастырская пушка, наведенная прямо на Служнюю слободу.
Игумен Моисей самолично несколько раз обошел все
стены, подробно осмотрел сторожевые башни, бойницы и привел в известность весь воинский снаряд, хранившийся по
монастырским подвалам и кладовым.
Узкое окно, пробитое в
стене крепостной толщины, открывало вид на весь
монастырский двор, так что игумен мог каждую минуту видеть, что делается у него во дворе.
Схимонах Мардарий жил в землянке у церковной
стены сзади алтаря; в старину эта яма тайником была —
монастырские сокровища от разбойников прятали в ней, и прямо из алтаря был в неё подземный ход.
В ту же нощь монах некий, Феоктист именем, поревновав Иуде Искариотскому, возвестил игемону, ратию святую обитель обложившему, что в
стене монастырской есть пролаз…
Крестились по кельям матери, слыша соромную песню в
стенах монастырских. Иные шептали псалом «Живый в помощи вышнего!..».
Кругом выведена высокая, толстая
стена с огромными башнями и бойницами, не раз защищавшая обитель от бунтовавшей мордвы и других иностранцев, что, прельщаясь слухами о несметных будто
монастырских богатствах, вооруженными толпами подступали к обители и недели по две держали ее в осаде.
Но представьте же себе, что случилось здесь с этим моим намерением! Холодный осенний ветер, юлою вертевшийся на небольшом
монастырском дворе, привел меня в отвратительнейшее, беспокойное состояние. Невольно наблюдая мятущееся беспокойство вне келий, я проникал моим воображением внутрь их и убеждался, что здесь везде не покой и смятенье, — что за всякою этой
стеною, перед каждой трепещущею лампадой трепещет, мятется и ноет человеческий дух, подражая смятению, вою и досаждающему шуму этого ветра.
В зале трапезы вдоль
стен, справа и слева, у сидений, переминалось несколько посетителей. Дежурные служки, в фартуках, обходили столы и что-то ставили. В дверку, ближе к правому углу, пришли перед самым часом обеда несколько иеромонахов с почетными гостями из московских и приезжих городовых купцов. Вслед за тем служки попросили сторонних очистить зал. В их числе был приглашен и Теркин, думавший, что при
монастырской трапезе сторонние могут присутствовать всякий день.
Преосвященный посидел немного в гостиной, раздумывая и как бы не веря, что уже так поздно. Руки и ноги у него поламывало, болел затылок. Было жарко и неудобно. Отдохнув, он пошел к себе в спальню и здесь тоже посидел, всё думая о матери. Слышно было, как уходил келейник и как за
стеной покашливал отец Сисой, иеромонах.
Монастырские часы пробили четверть.
Стены, башенки, колокольни, корпусы церквей смотрели чересчур ново, напоминали сотни церковных и
монастырских построек.
Впереди, невдалеке от низменного берега, чуть-чуть отделялись от сумрачного беззвездного неба
стены обгорелого собора с провалившимся куполом. Ниже шли остатки
монастырской ограды. Теркин и Серафима, все мокрые и еще тяжело дышащие, шли на красный огонек костра. Там они обсушатся.
Те, от злобы и ненависти которых она похоронила себя в
стенах монастырских, Должны были быть довольны — они заживо положили ее в гроб как следует — краше не кладут.
Солнечные лучи весело играли на куполах
монастырских церквей и заливали ярким светом
стены святой обители инокинь.
— Недолго будет ее счастье, останется она вдовицею неутешною… Реку вижу и быструю, вот волна ее мужа захлестывает, вот вынырнул он, а вот опять скрылся, ко дну пошел… Ждут ее
стены монастырские… Вот что я и теперь вижу доченька, как вчера видела, на ее личико глядючи.
На «
монастырском» дворе, окруженном высокою
стеною с бесчисленными отверстиями разнообразной формы и величины, понаделанными в ней «для красы ради», находились три избы, два пристена, мыльня, погреб и ледник.
На «
монастырском дворе», который был окружен высокой
стеной с многочисленными отверстиями разной формы и величины, понаделанными в ней «для красы ради», помещались три избы, мыльня, погреб и ледник.
Он спешил рассказать встречному и поперечному повесть о рождении Антона и свои злодеяния. Вскоре монастырь заключил его в
стенах своих. В тот же монастырь последовал за ним новый отшельник: это был Антонио Фиоравенти. Можно судить, какова была их первая встреча. Долго еще встречались они каждый день в переходах
монастырских, униженно кланялись друг другу и поспешали у подножья креста смывать слезами глубокого раскаяния кровь невинной жертвы, которою были запятнаны.
Затихшие было толки о «новой послушнице» возникли снова с большею силою. Говорили, впрочем, о роковом гостинце с еще большей осторожностью и за
стены монастыря весть эта не выходила, так как монахини при одном имени полицейского или подьячего трепетали всем телом и лучше решались, как это ни было для них трудно, воздержаться от болтовни со знакомыми богомолками о роковой
монастырской новости, нежели рисковать очутиться в губернской канцелярии или сыскном приказе.
Множество балаганов, разных гостиниц, купеческого и
монастырского подворьев, скученных около Кремля, не заграждали его высоких бойниц, доминировавших над всеми этими постройками. На высоких, от времени поседевших и во всех местах поросших мхом, каменных зубцах кремлевских
стен вились плющ и повилка.
Большой
монастырский двор, расположенный на берегу Донца у подножия Святой Горы и огороженный, как
стеною, высокими гостиными корпусами, теперь, в ночное время, когда его освещали только тусклые фонари, огоньки в окнах да звезды, представлял из себя живую кашу, полную движения, звуков и оригинальнейшего беспорядка.
Множество балаганов, разных гостинных, купеческих и
монастырских подворьев, скученных около Кремля, не заграждали его высоких бойниц, доминировавших над всеми этими постройками. На высоких, от времени поседевших и во многих местах поросших мхом каменных зубцах кремлевских
стен вились плющ и павилика.