Неточные совпадения
Или, не радуясь возврату
Погибших осенью листов,
Мы помним горькую утрату,
Внимая новый шум
лесов;
Или с природой оживленной
Сближаем думою смущенной
Мы увяданье наших лет,
Которым возрожденья нет?
Быть может, в мысли нам приходит
Средь поэтического сна
Иная, старая весна
И в трепет сердце нам приводит
Мечтой о
дальней стороне,
О чудной ночи, о луне…
Земли нет: все
леса и сады, густые, как щетка. Деревья сошли с берега и теснятся в воду. За садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как в Африке, а все заросшие
лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на
дальнем плане, синеет Суматра.
Не последнее наслаждение проехаться по этой дороге, смотреть вниз на этот кудрявый, тенистый
лес, на голубую гладь залива, на
дальние горы и на громадный зеленый холм над вашей головой слева.
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный вид на море, на
леса, на пропасти, на
дальний горизонт неба, на качающиеся вдали суда, что мы, в радости, перестали сердиться на кучеров и велели дать им вина, в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Потом станция, чай, легкая утренняя дрожь, теньеровские картины; там опять живая и разнообразная декорация
лесов, пашен,
дальних сел и деревень, пекущее солнце, оводы, недолгий жар и снова станция, обед, приветливые лица да двугривенные; после еще сон, наконец, знакомый шлагбаум, знакомая улица, знакомый дом, а там она, или он, или оно…
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником
лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих
лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником,
лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до
дальних гор, покрытых
лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Наконец наступила счастливая минута, когда и я покидал тихий городок, оставшийся позади в своей лощине. А передо мной расстилалась далекая лента шоссе, и на горизонте клубились неясные очертания: полосы
лесов, новые дороги,
дальние города, неведомая новая жизнь…
Выбирают привольное место, не слишком в
дальнем расстоянии от воды и
леса, с изобильными пастбищами для скота, ставят войлочные свои шатры, вообще известные под именем калмыцких кибиток, строят плетневые шалаши и водворяются в них.
Дальше за рекой чернели разопревшие нивы и парили, застилая реющею, колеблющеюся дымкой
дальние лачуги, крытые соломой, и смутно зарисовавшуюся синюю полоску
леса.
Она с неудовольствием опустилась опять в кресло и опять с трепетным ожиданием устремила взгляд на рощу, не замечая ничего вокруг. А вокруг было что заметить: декорация начала значительно изменяться. Полуденный воздух, накаленный знойными лучами солнца, становился душен и тяжел Вот и солнце спряталось. Стало темно. И
лес, и
дальние деревни, и трава — все облеклось в безразличный, какой-то зловещий цвет.
После всех пришел
дальний родственник (в роде внучатного племянника) и объявил, что он все лето ходил с бабами в
лес по ягоды и этим способом успел проследить два важные потрясения. За это он, сверх жалованья, получил сдельно 99 р. 3 к., да черники продал в Рамбове на 3 руб. 87 коп. Да, сверх того, общество поощрения художеств обещало устроить в его пользу подписку.
Единообразие сей жизни он прерывал так называемыми объездами, посещал монастыри, и ближние и
дальние, осматривал крепости на границе, ловил диких зверей в
лесах и пустынях; любил в особенности медвежью травлю; между тем везде и всегда занимался делами: ибо земские бояре, мнимоуполномоченные правители государства, не смели ничего решить без его воли!»
Оба замолчали. Все было тихо. Только колесо, освещенное месяцем, продолжало шуметь и вертеться. Где-то в
дальнем болоте кричал дергач. Сова завывала порой в гущине
леса.
Равномерные ночные звуки, шуршанье камышин, храпенье казаков, жужжанье комаров и теченье воды прерывались изредка то
дальним выстрелом, то бульканьем отвалившегося берега, то всплеском большой рыбы, то треском зверя по дикому, заросшему
лесу.
В этом
лесу всегда стоял шум — ровный, протяжный, как отголосок
дальнего звона, спокойный и смутный, как тихая песня без слов, как неясное воспоминание о прошедшем.
Перед самым выходом на сцену я прошел в
дальнюю, глухую аллею сада, пробежался, сделал пяток сальто-мортале и, вернувшись, встал между кулисами, запыхавшись, с разгоревшимися глазами. Оглянул сцену, изображавшую разбойничий стан в
лесу. Против меня, поправее суфлерской будки, атаман Карл с главарями, остальные разбойники — группами. Пятеро посредине сцены, между мной и Карлом, сидят около костра.
Большое уже в это время состояние их вскоре еще увеличилось самым неожиданным образом: во-первых, к ним перешли по наследству обширные имения одного
дальнего их родственника, некогда ограбившего их предков и не имевшего теперь, помимо деда, никаких других ближайших наследников, а во-вторых, в старом протозановском
лесу за Озерною нашли драгоценный клад: маленькую пушку, набитую жемчугом и монетой и, вероятно, спрятанную кем-то в землю от разбойников.
Восток белел приметно, и розовый блеск обрисовал нижние части большого серого облака, который, имея вид коршуна с растянутыми крылами, державшего змею в когтях своих, покрывал всю восточную часть небосклона; фантастически отделялись предметы на
дальнем небосклоне и высокие сосны и березы окрестных
лесов чернели, как часовые на рубеже земли; природа была тиха и торжественна, и холмы начинали озаряться сквозь белый туман, как иногда озаряется лицо невесты сквозь брачное покрывало, всё было свято и чисто — а в груди Вадима какая буря!
На западе, из-за зубчатой стены хвойного
леса, придавленной линией, точно валы темно-зеленого моря, поднимались горы все выше и выше; самые
дальние из них были окрашены густым серо-фиолетовым цветом.
В
дальнем конце пруда чуть виднелась темная линия далекого
леса, зубчатой стеной встававшего из белого тумана, который волнами ползал около берегов; полный месяц стоял посредине неба и озарял всю картину серебристым светом, ложившимся по воде длинными блестящими полосами.
Это было похоже на то, что бывает иногда у курящих людей, которым случайная затяжка папиросой на улице вдруг воскресит на неудержимое мгновение полутемный коридор со старинными обоями и одинокую свечу на буфете или
дальнюю ночную дорогу, мерный звон бубенчиков и томную дремоту, или синий
лес невдалеке, снег, слепящий глаза, шум идущей облавы, страстное нетерпение, заставляющее дрожать колени, — и вот на миг пробегут по душе, ласково, печально и неясно тронув ее, тогдашние, забытые, волнующие и теперь неуловимые чувства.
Слушаю его, точно заплутавшийся, ночью, в
лесу,
дальний благовест, и боюсь ошибиться — не сова ли кричит? Понимаю, что много он видел, многое помирил в себе, но кажется мне, отрицает он меня, непонятно шутя надо мною, смеются его молодые глаза. После встречи с Антонием трудно было верить улыбке человека.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу стыдно); потом стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали вторить и
дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары, мухи. Все болото, весь
лес.
Не успела еще стихнуть, как послышалась другая, из-за реки. Так и звенели, так и заливались женские голоса, сначала далеко, а там уже и в
лесу. Видно, где-нибудь дожинали девчата с молодицами, а может, и отаву на
дальнем покосе сгребали, а теперь шли себе позднею дорогой и пели, чтобы не страшно было
лесом идти.
Вечером, в середине июля, на берегу полесской речонки Зульни лежали в густом лозняке два человека: нищий из села Казимирки Онисим Козел и его внук, Василь, мальчишка лет тринадцати. Старик дремал, прикрыв лицо от мух рваной бараньей шапкой, а Василь, подперев подбородок ладонями и сощурив глаза, рассеянно смотрел на реку, на теплое, безоблачное небо, на
дальний сосновый
лес, резко черневший среди пожара зари.
Прискучили
леса и пустыни, прискучили благочестивые старцы; не иноческой тишины мне хотелось, хотелось повидать
дальние страны, посмотреть на чужие государства, поплавать по синему морю, походить по горам высоким.
Запустело место, где жил отец Софонтий, куда сходились на соборы не только отцы с Керженца и со всего Чернораменья, но даже из
дальних мест, из самой зарубежной Ветки. Запустело место, откуда выходили рьяные проповедники «древлего благочестия» в Прикамские
леса, на Уральские бугры и в
дальнюю Сибирь… «Кержаками» доныне в тех местах старообрядцев зовут, в память того, что зашли они туда с Керженца, из скитов Софонтьева согласия.
Из-за вершин
дальнего темно-сизого
леса сверкнул золотистый серп.
Ей вторят долы, нивы,
И эхо
дальних гор ей шлет свои отзывы,
И
лес откликнулся…
Таковы были между старообрядцами предания о первых насельниках
лесов Чернораменских, и все, как ближние, так и
дальние, с особым уважением относились к иконе, принесенной в Шарпан иноком Арсением. Они твердо веровали, что, как только соловецкая икона выйдет из Шарпана и будет поставлена в никонианской церкви, древлему благочестию настанет неизбежный конец. И потому, как только возможно, старались удержать ее на месте.
Слыхала она от тетки и от няньки Федосеевны, что эту усадьбу — она называется также Заводное, как и то большое село, за Волгой — отец получил от
дальнего родственника вместе с
лесом.
Было начало июня месяца, и все перед глазами, до самой
дальней неподвижной полоски
лесов, зеленело молодо и сильно.
Была паника. Пастухи отказывались гонять скотину в
лес. В
дальние поля никто не ходил на работу в одиночку. Раз вечером у нас выдалось много работы, и Фетису пришлось ехать на хутор за молоком, когда солнце уже село. Он пришел к маме и взволнованно заявил...
Мы третий день косили в Опасовском
лесу. Был вечер, солнце село. Наш табор расположился на полянке, около лощины. Старики отбивали косы, костры трещали, и синий дым медленно стлался между кустами.
Дальние полянки дымились легким туманом.
Запахнись скорее, красно-солнышко,
Дальним, темным
лесом, частым ельничком
Холодком плесни, роса вечерняя.
Владимир хотел было от непогоды приютиться в
лесу, но, увидев не в
дальнем от себя расстоянии челнок, погрязший в тине, решился подвергнуться еще неприятностям дождя, чтобы завоевать челн и тем обеспечить себе переезд на Койво-сари.
Единообразие своей жизни он прерывал так называемыми объездами, посещал монастыри, и ближние и
дальние, осматривал крепости на границе, ловил диких зверей в
лесах и пустынях; любил в особенности медвежью травлю, между тем везде и всегда занимался делами, ибо земские бояре, мнимо-уполномоченные правители государства, не смели ничего решать без его воли.
Оголодалые псы словно забыли истому: они взвизгнули, глухо затявкали и понеслись всей стаей в одну сторону и в минуту же скрылись в
лесу за
дальним перелогом.
В
лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце
дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря.