За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в
дальний лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять.
Девочка перестала плакать и только по временам еще всхлипывала, перемогаясь. Полными слез глазами она смотрела, как солнце, будто вращаясь в раскаленной атмосфере заката, погружалось за темную черту горизонта. Мелькнул еще раз золотой обрез огненного шара, потом брызнули две-три горячие искры, и темные очертания
дальнего леса всплыли вдруг непрерывной синеватою чертой.
А над темными кустами и над синеватыми шапками
дальних лесов возвышался, упираясь своими двумя зубцами в небо, Ай-Петри — такой легкий, резкий, воздушный, как будто он был вырезан из гигантского куска серебряного картона.
Он дошёл до холма, где в последний раз мелькнул возок, постоял, поглядел мокрыми глазами на синюю стену
дальнего леса, прорезанную дорогой, оглянулся вокруг: стелется по неровному полю светлая тропа реки, путаясь и словно не зная, куда ей деваться.
Неточные совпадения
Или, не радуясь возврату // Погибших осенью листов, // Мы помним горькую утрату, // Внимая новый шум
лесов; // Или с природой оживленной // Сближаем думою смущенной // Мы увяданье наших лет, // Которым возрожденья нет? // Быть может, в мысли нам приходит // Средь поэтического сна // Иная, старая весна // И в трепет сердце нам приводит // Мечтой о
дальней стороне, // О чудной ночи, о луне…
Земли нет: все
леса и сады, густые, как щетка. Деревья сошли с берега и теснятся в воду. За садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как в Африке, а все заросшие
лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на
дальнем плане, синеет Суматра.
Не последнее наслаждение проехаться по этой дороге, смотреть вниз на этот кудрявый, тенистый
лес, на голубую гладь залива, на
дальние горы и на громадный зеленый холм над вашей головой слева.
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный вид на море, на
леса, на пропасти, на
дальний горизонт неба, на качающиеся вдали суда, что мы, в радости, перестали сердиться на кучеров и велели дать им вина, в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Потом станция, чай, легкая утренняя дрожь, теньеровские картины; там опять живая и разнообразная декорация
лесов, пашен,
дальних сел и деревень, пекущее солнце, оводы, недолгий жар и снова станция, обед, приветливые лица да двугривенные; после еще сон, наконец, знакомый шлагбаум, знакомая улица, знакомый дом, а там она, или он, или оно…